— Учитель! Вы спасли еще одного человека!
— У него тяжелая форма облучения, — проговорил тот. — Но я могу его спасти, мы должны встретить их всех. Это трагедия, и я не могу уйти, пока не приму идущих ко мне за помощью!
— Община должна уйти!
— Люди, которые попадают ко мне, приводит Бог, — смиренно произнес Учитель, — и я не могу им отказать. Я могу излечивать их, и это мой дар, которым я не могу пренебрегать. Возьмите этого юношу и отнесите в лазарет!
Антон почувствовал, как несколько человек подскочили к нему и подняли на руки. Положив его на некую материю, люди понесли в убежище. Антон приподнял голову и проговорил:
— Спасибо, учитель!
— У белых охотников есть очень хорошая философия, — улыбнулся человек спасший его. — Они никогда не благодарят за спасение. Они искренне считают, что это долг каждого человека помогать ближнему своему, ты должен спасти чужую душу во что бы то ни стало, ибо такие поступки и делают человека человеком. Эти люди жестоки к врагам, но величайшее милосердны и добры ко всем остальным. Антон, я разделяю их философию. За это не благодарят.
В нескольких километрах от колонны беженцев на огромном ледяном кургане стояла сгорбившаяся фигура воина. Воин, не отрываясь, смотрел на ледяной крест и тихо что то шептал.
Марта подошла к ближе и спросила у белого охотника, склонившего голову:
— Куда он идут?
— Они хотят жить, — ответил Марк, скосив взгляд на длинную вереницу кибиток и снегоходов. — Но они не знают, что обречены. Это лучевая болезнь, и они умрут. Мы тоже умрем, просто наша степень облучения не такая сильная. Не пройдет и полугода, как лед примет их бездыханные тела. Они находились в эпицентре. Как и мои братья охотники. Но и это не главное, у них больше нет дома, нет еды, они не выживут в пустыне. Внешняя среда убьет их раньше.
— Прости…прости за арену, я не знала — проговорила Марта.
— Ты ни в чем не виновата, — ответил охотник, глядя на бесконечные кибитки. — Теперь все кончено. Они все скоро будут мертвы, для болезни нет разницы, охотник ты или каратель. Война окончена. Не так как думали что все это произойдет, теперь наша битва… больше нет никаких битв. Все кто выжил после взрыва на станции уйдут в сторону Минского и Киевского Конкордата… их мы никогда не будем штурмовать. Эти люди единственные, кто сохранили человеческое лицо во время этого страшного времени людоедов, карателей и охотников.
— У меня ничего нет, — проговорила Марта. — Брат остался в оплоте — я так и не смогла его найти, мама и папа погибли…
Марк обнял девушку и тихо прошептал:
— Все будет хорошо.
— Почему они все погибли… — заплакала Марта. — Почему все так…
— Мы живы, — ответил Марк. — И мы будем жить. Придет весна, я в это верю. Мир снова станет светлым и теплым. Зима закончится и мир станет лучше, добрее…
— Весна, — проговорила девушка, вытирая заплаканные глаза. — Какое красивое слово… ты правда веришь… что она настанет?
— Да, — улыбнулся воин. — Весна настанет. Но мы не будем ее просто ждать, мы пойдем ей на встречу. И она улыбнется нам теплыми лучами солнца на небе.
Они какое то время молчали, затем врач проговорил:
— Прости, мне нужно попрощаться с мои другом.
Марта молча развернулась и пошла в сторону стоящего внизу склона снегохода. Марк проводил ее взглядом и подошел ближе к ледяной могиле своего друга, с каким то непередаваемым взглядом он посмотрел вдаль и прошептал:
— Я ухожу. Прости меня, Эрик. Прости за все. Я знаю, что ты всегда будешь рядом, всегда. Твое место никто не займет. Прощай, я ухожу, ты настоящий воин ледяной пустыни. Я запомнил твое имя.
Зло пожирает само себя.
Машина заглохла и остановилась, Артемьев посмотрел на сидящего пилота и прошептал:
— Что там?
— Опять что то с двигателем, ремонтируем, — отчитался боец.
— Работайте, — кивнул он и снова закрыл глаза.
Император умирал. Откинувшись в кресле своего снегохода, он молча смотрел в одну точку и думал. Он напряженно думал каждую секунду, его терзал всего один вопрос — КАК? Как все это могло произойти, как его сильная Империя, его непобедимая армия могли погибнуть в одну ночь. В тот самый миг, который должен был решить все проблемы разом, все обернулось страшным взрывом. Артемьев коснулся обмотанным обрубком руки до лба и закрыл глаза. Бывший Господарь знал, что он и кучка людей, с которыми он бежал в общей кутерьме и пурге из зараженной крепости обречены. Они все обречены на смерть, в момент взрыва энергоблоков все они были слишком близко. Взрыв не уничтожил их в один миг, но заражение было неотвратимо. В один миг все было кончено. Артемьев снова уставился в бесконечную полосу безжизненной белой пустыни и тихо проговорил:
— Что же ты натворил, Кирилл. Ты же всех их обрек на смерть…
Теперь, когда его Твердыня погибла, забрав с собой охотников, которые снова ушли, получив перед этим смертельную дозу облучения, он идет в свой новый дом — Конкордат. Два подчиненных самых маленьких оплота, Минский и Киевский конкордат станут его новым домом. Он восстановит создаст новую Империю, новую Империю… он создаст… — после очередного скачкового приступа головной боли, мысли стали путаться и сбиваться, Артемьев схватился за череп и одним рывком поднялся со своего кресла. Он встал на ноги и выбрался из машины, остальные два снегохода, которые не потерялись в панике и хаосе, стояли рядом. Император безразлично посмотрел на хмурые лица людей и снова вспомнил лик умирающего в ложе адъютанта. Зачем он это сделал? Зачем? Ведь всю жизнь он был верен, всегда был начеку, всегда выполнял приказы. Артемьев был уверен, что этот человек не продался подполью, он вел свою игру. Дмитрий посмотрел на серое небо и тихо прошептал:
— Апокалипсис во мне…
Словно не обращая внимания на холод, Господарь выбрался из теплой кабины на лютый мороз и в одном кителе подошел к группе техников, копающихся рядом с двигателем. Император огляделся вокруг и спросил у одного из солдат:
— Где врач?
— Этой ночью, — ответил тот, глядя мутным взором в упор на бывшего правителя.
— Этой ночью… — задумчиво повторил тот и двинулся в сторону кабины.
Император забрался внутрь и быстро полез в аптечку, он снова выпил несколько антирадиационных таблеток и рухнул на свое кресло. Дмитрий закрыл глаза, судорожно вздохнул и словно в страшном фильме стал вспоминать свой крах. Все это снова перед ним. Даже нетерпимые последствия не так ужасны, как эти воспоминания. Самое страшное, что он помнит это смех умирающего адъютанта, перед тем как один из гвардейцев добил предателя. Тот замолчал, но смех в голове не прекращался. Артемьев словно во сне помнил, как его верные солдаты бежали с ним в ангар, как они отрыли огонь по ничего не понимающей толпе, обреченной на смерть. Пройдя по трупам своих граждан, Император смог спасти свою жизнь. Из головного ангара выехало десять машин, сейчас осталось только две. Три первых уничтожили охотники, когда они выехали из крепости, остальные просто потерялись в пурге. Битва закончилась, его адъютант перехитрил всех: подполье, охотников, а самое главное его. Этот человек, не раз спасавший ему жизнь и дравшийся бок о бок со своим хозяином не перешел на другую сторону, он предал всех. Взрыв на атомной электростанции окончательно уничтожит то, что осталось от человечества. Артемьев посмотрел на свой запас таблеток от радиации и удовлетворенно вздохнул, до Минска хватит. Лишь в его машине были уникальные таблетки, которые не позволили ему умереть в первые часы и дни. Он будет жить, этого адъютант не учел, пусть ему оторвало кисть, пусть он получил огромную дозу облучения, он будет жить. По крайней мере подольше других. Но он уже не хотел жить, он проиграл свою игру и все его существование просто жалкое подобие жизни. Император достал очередную таблетку и молча смотрел на нее, о чем то размышляя, затем он поднял глаза. Солдаты смотрели на него, Артемьев сначала не понимал их реакции, потом он перевел взгляд на медикаменты и понял: они смотрели на них. Они тоже хотели жить. Император вдруг понял, что они больше не его подчиненные, сперва, словно на автомате, они еще подчинялись ему, а теперь солдаты пришли к пониманию. Медленно и неотвратимо, солдаты начинали готовиться к взрыву. Власть Артемьева для них больше не представляла важности. С гибелью Оплота, погибла и императорская власть.