Серьезных ожогов не было только на голове, да и несерьезных, к счастью, тоже. Волосы не пострадали, но я не замечал этого, потому что даже когда шевелился, острая горячая боль, почти как во время перевоплощения, отнимала у мышц любое желание размяться.

Жестокие ожоги обычно долго заживают, но, к счастью, Велуд — так звали моего спасителя — был знаком с магией и смог наложить заклинания, вызвавшие в конечном итоге повышенную регенерацию. Это крайне полезно, особенно при ожогах — кожа отлично восстанавливается сама.

— Заклинание действует до тех пор, пока жив его наложивший, — рассказывал он. — Но я сделал хитрее, воспроизведши последовательную цепочку явлений, влияющих на скорость заживления ран. То есть я не заклял тебя регенерацией напрямую до тех пор, пока умру или засну, а сделал так, чтобы регенерация получилась; когда я стану спать, то заклинание исчезнет, а последствия — нет.

Выражался этот субъект не всегда понятно и не обращал внимания на свой стиль, объясняя это тем, что ему понятны значения всех слов, которые он употребляет, а на все остальное, в том числе и окружающих его людей, ему плевать. И так плевать, похоже, получалось отменно. А вообще он был очень необычным и вместе с тем не обделенным ни умом, ни мудростью, но даже эти качества выражались у него по-особенному.

Каждый гений немного сумасшедший, и в этом я убедился. Некоторые совершенно ничем не обоснованные теории этот непримиримый казуист с жаром доказывал и всеми силами старался заставить меня разделять его мнение. Наверное, до этой поры учеников у него не было, а теперь ему стало понятно, что передавать знания и видеть хорошие результаты чрезвычайно приятно. Ну, например, он долго спорил со мной по поводу того, что восклицательный знак имеет значение отрицания. Нелепая теория, как ни крути, но, в конце концов, и я немного поверил в эту «истину». Еще часто Велуд твердил выражения вроде «раз в год и канделябр стреляет» или «ненавижу людей, которые слепо верят даже в то, во что сами не верят». Его, пожалуй, самыми любимыми изречениями были «сам виноват», «козел», «это не главное» и «не факт». Конечно же, мое подсознание тоже прочно впитало их, особенно последнее.

Склонный к улавливанию скрытого между строк, ум лесника был проницателен и зорок. Конечно, только после долгой уединенной жизни можно так отдалиться от других людей, а можно и нечаянно пойти по неверному пути, ведь поправить некому, как сам он признавался. Но Велуд все равно упорно шел по своей отшельнической тропе мудрости и стремления чем-то посильнее отличиться от крестьян и их овец.

Он быстро распознал, что я еще вполне заслуживаю называться человеком («по исконному пониманию этого слова, а не по тому, чем становятся люди сейчас»), и посему решил рассказать мне все про оборотней, что знает сам, и научить быть самим собой.

— Редви, а почему ты постоянно какой-то хмурый и не улыбаешься?

Он еще не понял после стольких рассказов о моих приключениях? Честное слово, или издевается, или тупит… хочется хотя бы раз воспользоваться своей болезнью и разорвать ему горло. Хотя чего это я? Ведь вида крови боюсь! Нет, это просто пошутил про себя, да. Пошутил.

— Может, я хмур потому, что моя жизнь разрушена?

— Не знаю, — глупо сжал губы, как будто копаясь в своих мыслях, лесник.

— Я же стал Разнокровным!!!

Велуда это известие, тоже не новое, совершенно не удивило. В отличие от меня: сколько раз уже старался про это думать, успокоить себя — и все напрасно. Беспокоюсь, печалюсь, будто принять это вообще никогда у души не получится.

— Ах да! Позволь мне расспросить тебя насчет оборотнизма, чтобы заполнить постыдные пробелы в познаниях. Ты ведь превращался?

Минуло уже неполные трое суток. За такое время нелегко выздороветь, но при помощи моего нового друга я был вполне способен нагло валяться на его кровати и отвечать на вопросы.

— Да, я превращался, всего один раз… Когда увидел Эйрлен.

— Вот оно что, только после луны. Действия оставались под контролем, но мыслями ты не мог управлять, верно?

— Вроде бы да, Велуд.

— А вы разговаривали?

Я задумался.

— Да, немного. А что?

— Насколько сложной была ваша речь? Вы могли называть себя по именам? А времена употреблять получалось?

— Мы говорили немного, я не успел заметить таких подробностей! Помню, что слова были не очень сложны, а насчет остального ответить не могу…

— Досадно… Ну да ничего. Я знаю, что на самом деле у волков огромное количество звуков в языке, чуть ли не как у людей. Тебе повезло, что ты не стал, скажем, собакой. У них круг звуков довольно ограничен. Кошки тоже неплохи, но волки — лучше. А выть вообще хотелось, Редви?

Он всегда называет людей полным именем.

— Нет.

— Вот оно как… Отлично! А перепонки на конечностях не появились? Я не шучу… Чаще в северных краях, но у волков на лапах есть небольшие наросты, чтобы не проваливаться глубоко в снег. Нет, пока рано спрашиваю, они могли просто не успеть вырасти… Не факт, что до зимы ты будешь без перепонок. Скажешь через три месяца, Редви.

Лесник увидел большую шумную муху, севшую мне на кровать, знаком объяснил, что не нужно шевелиться и принялся искать подходящую мухобойку, почти не поворачивая при этом головы, чтобы не спугнуть «опасную» мошку. Через полминуты вытащенное из печки полено оставило на простыне не только толстый угольный след, но и мерзкую лепешку из насекомого. В обычных условиях я бы не согласился спать на такой кровати и приказал бы жестоко наказать слугу, допустившего такое, но теперь… Теперь я сознавал, что эта скрипучая кровать, эта хибара — лучшее, что можно было бы себе позволить.

Велуд удовлетворенно ощерился и продолжил опрос:

— Привыкать к новому телу неудобно? Хотелось ли быстрее расходовать энергию? Превращаться больно?

— Пока до сих пор не привык. Энергии было так много, что я даже не успевал ее тратить. Конечно, хотелось бегать быстрее, прыгать выше и чаще махать лапами! А превращение очень больное. Велуд, теперь я задам вопрос: есть ли противоядие и как можно меня вылечить до завтрашнего дня? Я тебе уже говорил…

— Да, ты рассказывал, что с твоими друзьями. Нельзя тебя быстрее вылечить, так что жди. Возможно, придется лежать еще неделю, может, меньше.

— Если я буду ждать, то…

— То ты выздоровеешь.

— Нет, мне нужно прямо сейчас идти в лагерь нелюдей… Или хотя бы искать Ктори! Найду ее, узнаю, где друзья, и спасу их!

— Не факт. Вдруг твоих сил будет недостаточно?

— Тогда я вернусь в Веору и попрошу отца и магов в Гильдии…

— Не факт, что они согласятся тебе помочь, а не уничтожат тебя на месте. Подожди, наберись сил, и тогда не упадешь в обморок посреди боя с этими твоими нелюдями. Понял, Редви?

— Хорошо. А как же противоядие?

— Но ты ведь хочешь спасти друзей! Человеку это вряд ли удастся.

— А вдруг удастся? — С жаром воскликнул я. Велуд молча уставился на мои губы, и через полминуты молчания, не выдержав, я тихонько сказал за него:

— Не факт?

— Точно.

— Спасу их и избавлюсь от болезни! Или же стану опять человеком — и тогда в Веоре меня примут и выслушают. Так как с противоядием? Ты не отвечаешь, как будто увиливая от ответа!

Оборотни для жителей Веорской области не лучше животных.

— Но ведь ты убил мага! Даже если опять станешь человеком… человечность не избавляет от ответственности за содеянное.

— Да… Но ответь же!

— Я уже лет двадцать занимаюсь медициной, но не встречал антидота. Прошу прощения. Иначе бы… Кхм. Кхм. Только временное лекарство, но даже оно весьма редкое и дорогое.

— То есть как… Противоядия нету?

— Я слышал про один способ, но он несколько нереальный…

— Говори! Я использую его! — Я громогласно стукнул по подоконнику.

— Ты продержишься десять лет без еды? — С усмешкой спросил лесник.

Во гадство.

— Это и есть твой способ?

— Я таких идиотских не мог бы выдумать: он чужой. Увы, наверно, придется тебе оставаться получеловеком.