И вот — рожденные в пору бед,

Взращенные в горестях и нужде,

Закаленные в жестокой борьбе

С чудовищами подземных бездн,

Уцелевшие в неравных боях

С исполинами абаасы

Непримиримо бурных небес,

Самые первые удальцы,

Прославленные богатыри,

Старейшины-главари

Племен айыы-аймага

Сошлись наконец —

Собрались на совет,

Стали вместе гадать, размышлять,

Как им быть,

Как им дальше жить...

Ветер далеко́ относил

Горестные возгласы их,

Эхо гулко вторило их голосам:

— Аарт-татай!

Ах, братья-друзья!

Ах, какая досада нам...

Ах, какая обида нам!

Ведь богатейшая эта земля,

Долина Кыладыкы

Была завещана племенам

Добросердечных потомков айыы!

Щедрую тучность этой земли —

Желтое изобилье ее —

Неистовые разрушают враги,

Твердыню нетронутую ее

В пустыню хотят превратить

Завистливые враги!

На широких просторах этой земли,

Теряющихся в голубой дали,

Где краснеет, алеет, горит

Россыпями камень-сата,

Где воинственные илбисы кричат,

На великой равнине этой страны,

На могучей хребтине ее,

Что ногой толкнешь и не колыхнешь,

На ее широкой груди,

Вздымающейся высоко,

Чтобы здесь могла жилье основать

Добрая мать Иэйэхсит,

Чтобы дом изобильный смогла обжить

Великая Айыысыт,

Поселить должны

Владыки айыы

Такого богатыря,

Который был бы сильнее всех

В трех сопредельных мирах,

Чтобы он и ростом был выше всех,

И душою отважнее всех,

Чтобы в теле могучем был у него

Несокрушимый костяк,

Чтоб шумела в широких жилах его

Непроливающаяся кровь,

Чтобы вечным дыханием он владел,

Бессмертие получил в удел;

Чтобы он защитником был

Людям айыы-аймага,

Ходящим на двух ногах,

С поводьями за спиной.

Только нет такого богатыря,

Нет такой защиты у нас...

Люди лучшие трех племен саха

Перебиты, истреблены...

Потомки всех четырех племен

На гибель обречены!

Прокляты мы, видно, судьбой,

Пропащая, видно, участь у нас —

Разорение, гибель, смерть...

Самый лучший,

Самый обширный алас

Средней ярко-пятнистой земли

Отняли у людей

Отродья абаасы!

Не осталось нам ни пастбищ, ни вод,

Ни обильных дичью лесов...

Потомки славных наших родов

Обездолены, побеждены,

Повалены вниз лицом.

Видно, приходит последний час

Племен уранхай-саха...

Выгонят нас из наших домов,

Развеют пепел родных очагов...

Так неужто, братья-богатыри,

Обитающий на хребте небес,

Восседающий в облаках

На беломолочном камне своем,

Благодатный, древний, седой,

Чье дыхание — нежный зной,

Прародитель наш

Юрюнг Аар Тойон

Своим нескользящим,

Толстым щитом

Нас не укроет,

Не защитит,

От гибели не спасет?

О, если бы наша Аан Алахчын —

Материнского древа душа,

Посланная охранять

Изобилие золотых щедрот

Изначальной средней земли,

Наяву перед нами представ,

Причитая и плача, сказала бы нам,

Что больше надежды нет,

Мы не стали бы дольше терпеть!

Мы бы сами убили себя,

Бросясь на острия

Сверкающих копий своих! —

Так роптали богатыри

Племен айыы-аймага,

Так в отчаяньи восклицали они...

Громкие восклицания их,

Ропот неумолкающий их

Превратился в шестиязыкий огонь,

Воплотился в серный

Синий огонь.

Семь илбисов неистовых

В том огне

Яростно воя, взвились,

Понесли и бросили этот огонь

На восьмиветвистое древо Аар-Лууп.

Охватило пламя могучий ствол,

Потрескивая, побежало вверх,

Коснулось нижних ветвей,

Дымом застлало

Лиственный свод.

Вихрь налетел, зашумел,

Грозно зашелестел

Широколапой густой листвой,

Раскачал огромные восемь ветвей,

С треском ломая сучья на них;

Тяжелые золотые плоды

Стали падать с нижних ветвей,

Посыпались с верхних ветвей;

Словно рыбьи серебряные хвосты,

Захлопала, затрепетала листва...

Завыл илбис, затянул

Воинственную песню свою.

Птицы тучей слетели с ветвей,

Захлопали крыльями,

Прочь понеслись;

Звери, прятавшиеся в тени

Древа жизни Аар-Лууп,

Жалобно в испуге крича,

Кинулись убегать...

Исполинский свод серебристой листвы,

Куда прилетала порой отдыхать

Благодатная Иэйэхсит,

Где обитала всегда

Сама Аан Алахчын,

Весь огромный купол густой листвы

Покрылся дымом седым;

С треском шатался могучий ствол,

Ветви раскачивались все сильней;

Красный камень —

Опора толстых корней —

Раскалывался,

Дробясь, как дресва...

Предназначенная охранять

Желтую благодать земли

В долине Кыладыкы,

Вышла из шумной листвы

Аан Алахчын,

Манган Манхалыын,

Надела на плечи свои

Ниспадающие спереди и позади

Подвески чеканного серебра,

Накинула на себя

Длинную одежду свою

Из драгоценных мехов.

Вспыхнула благородная кровь

В сердце Аан Алахчын,

Во весь свой высокий рост

Выпрямилась она;

Блеснувшие на ее глазах

Смахнула слезы она

Золотыми ладонями рук.

Где упали слезы ее,

Два озера, шумя, разлились —

И четыре гоголя с высоты

Опустились на́ воду их,

Хлопать крыльями стали, нырять...

Аан Алахчын, Манган Манхалыын

Выпрямилась во весь свой рост,

Высотою с дерево стала она;

Косы длинные до земли опустив,

Глаза блистающие подняв

К трехъярусным небесам,

Протяжно петь начала...

Звучным голосом пела она,

Взывая к сидящему в высоте

Юрюнг Аар Тойону —

Отцу своему

В шапке из трех соболей,

Чье дыханье — нежный зной,

Чья белеет, как снег, седина.