Жена его за это время пережила очень тяжелые минуты. Относительно кровати никак не удавалось столковаться. Браниско, самолично опробовав пружины, усадил возле себя свою мамашу, которая тоже качнулась разок-другой, а затем, моргая, уставилась на сына.

— К сожалению, больше я дать не могу, — тотчас отреагировал на это доктор.

— А я не могу уступить дешевле, — мрачно заявила Ирма и, как бы прося поддержки, оглянулась по сторонам. Мастера стояли вокруг, внимательно прислушивались и молчали. Они ничем не выказывали своей позиции, однако молчание их красноречиво говорило, что в этом поединке они отнюдь не на стороне своего работодателя, хотя и получили от него аванс. Окрыленная их безмолвной поддержкой, Ирма бросилась в атаку.

— Пирошка, — обратилась она к докторше, — скажите же что-нибудь, дорогая моя!

— Что я могу сказать, тетя Ирма?

— Это же кровать моего Михая, старинная вещь.

Докторша, которая до сих пор прислушивалась к разговору, забившись в кресло, погасила сигарету. Она была очень бледна.

— Я в денежных вопросах не разбираюсь, тетя Ирма, — неуверенно проговорила она. — Возможно, Каци предлагает мало, но вы ведь все равно не можете взять деньги с собой.

Она метнула испуганный взгляд на свекровь и, подобно гибкой предрассветной тени, тесно прижалась к дородному телу мужа. Ирму охватил жестокий приступ кашля. До сих пор она выдерживала натиск с девичьей силой, но сейчас на нее вмиг накатила усталость и слабость. Краска отхлынула от лица, и даже родинки потухли. А между тем мастера, все до единого, теперь уже явно выражали свое недовольство. По лицам их было видно, что они готовы даже вернуть доктору задаток и спустить его с лестницы вместе с его мамашей; но Ирма уже отказалась от борьбы.

— Ладно, господин доктор, — измученным голосом выговорила она. — Я согласна на ваши условия.

Доктор Браниско, как волосатый паук, опустил свою лапу на хрупкий столик в стиле барокко. В течение пяти минут они с хозяйкой договорились о ценах и на прочие вещи, а затем, оставив после себя неимоверный хаос и грязь, все посторонние удалились из квартиры.

Докторша плакала. Ирма прижала ее к себе и нежно погладила мягкие волнистые волосы.

— Не расстраивайтесь, Пирошка. Главное, чтобы вы с ним были счастливы.

Затем она отправилась в кухню собрать для Михая провизию в дорогу.

А Прохоцки в это время подошел к магазину мехов. Внимательно изучил облупившуюся жестяную вывеску:

В былую пору на вывеске — по широкому полю между гербами королевского дома и эрцгерцогской династии — вычурной золотой вязью было выписано:

Над входом в салон висел колокольчик, отзывавшийся мелодичным звоном всякий раз, когда открывалась дверь; теперь и колокольчик сняли. Блуждающие огоньки венецианской люстры и таких же бра по стенам множились, отраженные в зеркалах; сейчас помещение было залито резким светом неоновых трубок. Во всем остальном обстановка сохранилась: те же прилавки и шкафы красного дерева, выписанные из Франции еще основателем фирмы.

— Добрый день, — смущенно произнес Прохоцки.

Он был единственным покупателем. В глубине помещения стояло человек семь мужчин, занятых пустой болтовней. «Моя бы воля, — подумал Прохоцки, — немедленно разогнал бы половину…» Наконец на него обратили внимание, и косолапый молодой человек, длинной шеей и взъерошенными патлами напоминающий птицу-грифа, поинтересовался, что ему угодно.

— Мне нужна меховая подкладка к этому пальто.

Молодой человек уставился на него своими птичьими, без ресниц, глазами. Его кадык, точно желая измерить длину шеи, заходил ходуном вверх-вниз.

— Папаша! — заорал он. — Идите сюда поскорее.

Вышел папаша — точная копия взъерошенного юнца, только с побелевшей шевелюрой и еще более взлохмаченный, горбоносый и кадыкастый. Он был облачен в застиранный портновский халат, который и сам не мог бы вспомнить, какого цвета был изначально; к отвороту халата был прикреплен черный шелковый шнурок, а на нем болталось пенсне в золотой оправе. Он обшарил Михая Прохоцки раздевающим взглядом — словно снял упаковку со свертка.

«Папаша» был не кто иной, как господин Примус, бывший закройщик «Сибирской куницы».

— Господин Прохоцки, так ведь? — взволнованно пролепетал он, в замешательстве теребя пенсне.

Они долго смотрели друг на друга, примеряя один к другому собственное постарение. «Он поразительно хорошо держится», — заключил господин Примус. «Ничуть не изменился», — подумал Прохоцки. Закройщик по-прежнему напоминал взъерошенного грифа. Как и прежде, двигал локтями и повторял свое неизменное «так ведь».

— Как поживаете? — вежливо осведомился господин Примус.

— Спасибо, хорошо, — сказал Прохоцки.

— Вы по-прежнему обитаете на улице Йожефа?

— Да.

— А как себя чувствует ваша почтенная супруга?

— Хорошо.

— Весьма счастлив был повидать вас, — сказал господин Примус звенящим голосом.

Наступило молчание. У Михая Прохоцки показалась из носа серебристая капелька и блеснула при свете неоновых ламп, но после энергичного шмыганья носом бесследно пропала.

— Ваш сын тоже здесь работает? — поинтересовался Прохоцки.

— А как же! Он, правда, еще учится.

— А барышня Эльвира?

— Эльвирочка теперь в антикварном магазине работает. Аккурат напротив.

— Любопытно, — заметил Прохоцки.

— Позвать ее? — спросил господин Примус.

— Не стоит, — сказал Прохоцки.

— Позвольте спросить: а вы чем теперь занимаетесь?

Однако Прохоцки не жаждал отвечать на этот вопрос. Остальные работники магазина, до сих пор занятые болтовней в глубине помещения, успели переместиться поближе, поэтому

Прохоцки ограничился замечанием, что он намеревается купить меховую подкладку.

— Что-нибудь поизящнее? — поинтересовался господин Примус.

— О нет! В силу известных причин речь может идти лишь о дешевых отечественных мехах.

Господин Примус вынес целую охапку мехов. Вместе со старым Прохоцки они отобрали легкую и мягкую на ощупь овчину, и молодой человек с шелковистыми волосами, постоянно державший в зубах нитку, удалился в мастерскую пришивать подкладку к пальто.

Пришлось ждать. Все молчали. Господин Примус вертел в руках пенсне и несколько раз проделал локтями такое движение, точно собирался вспорхнуть. Время тянулось тягостно, однако наконец появился молодой человек с ниткой в зубах. Прохоцки примерил пальто и остался доволен.

— Все в порядке, — сказал он закройщику и расплатился.

— Слышите? — шепнул коллегам господин Примус.

— Весьма и весьма доволен, — повторил Прохоцки и протянул руку господину Примусу. — Прощайте.

Закройщик, однако же, не выпускал его руку из своей.

— Позвольте все же спросить, где вы работаете, господин Прохоцки?

— Нигде, — ответил Прохоцки.

— Нигде не работаете? — поразился закройщик.

— Я старый человек, господин Примус.

— Помилуйте, да я на четыре года старше вас, так ведь? Коллеги! — взволнованно воскликнул он. — Перед вами господин Прохоцки! Надеюсь, этим все сказано, так ведь? И он нигде не работает! Ну разве это не возмутительно? Несравненный знаток своего дела, специалист с европейской репутацией, и не может устроиться на работу!.. Прошу всех высказаться по этому поводу.

Коллеги присоединились к его мнению. Молодой человек с шелковистыми волосами, по-прежнему не выпуская нитки из зубов, сказал:

— Такой специалист, каким вы расписываете господина

Прохоцки, безусловно, мог бы найти себе достойное место в нашем деле. Тем более что коллега Фербан все равно собирается уходить…

— Как бы не так! — обрушился на него господин Примус, и лишь сила притяжения помешала ему с досады вспорхнуть на плечо к дерзкому юнцу. — Михай Прохоцки — за прилавком? Вон вы что задумали, так ведь? А я вам скажу другое: ему место в правлении кооперации. Да что там: такому человеку место в министерстве!