Вирджиния с тоской оглядывала комнату. Она оставалась абсолютно такой же, и сейчас Вирджинии казались совершенно невероятными те изменения, которые произошли в ее жизни с тех пор, когда она спала здесь в последний раз. Это даже было как-то неприлично, что все так неизменно в комнате. По лестнице как будто спускалась королева Луиза, и никто не пустил бы в дом жалкого щенка укрыться от дождя. На окнах висели пурпурные шторы, стояло зеленоватое зеркало. За окном магазин автомобильных запчастей, за ним станция все с той же заброшенной кокетливой вертушкой.

Старая жизнь ждала здесь, как беспощадный людоед, существовавший в постоянном ожидании новых жертв. Неожиданно Вирджинией овладел зверский ужас. Когда спустилась ночь, она разделась и легла в холодную постель, охваченная все тем же ужасом, в то время как в сознании ее проплыли смутные видения и воспоминания об острове под звездами. Костры, милые домашние шутки и игра слов, ласковые забавные коты, огни, мерцающие над сказочными островами, лодка, стремящаяся по озеру колдовским утром, белые березы, светящиеся среди темных елей, как дивные женские тела, зимние снегопады и красные, как розы, огни заката, озеро, полное лунного света, все прелести ее утреннего рая. Вирджиния не могла позволить себе думать о Ральфе. Только об этих незначительных мелочах. Она не вынесла бы воспоминаний о Ральфе.

Но она все-таки не могла спрятаться от мыслей о нем. Вирджиния скучала без него. Она хотела его рук, обнимающих ее, его лицо напротив своего. Женщина вспоминала его теплые взгляды, жесты, слова, редкие комплименты, заботу. Она берегла все это, как другие женщины, должно быть, берегут драгоценности: ничего не было забыто с самого первого дня их встречи. А сейчас осталась только память. Вирджиния закрыла глаза и стала молиться.

— Дай мне Бог запомнить все! Пусть ничего не пропадет из памяти.

Хотя было бы лучше забыть. Агония тоски и одиночества не была бы так ужасна, если можно было бы что-то забыть. И Мэй Уэйтерс. Эту блистательную женщину, с белой кожей, черными глазами и сверкающими волосами. Женщину, которую Ральф любил. Женщину, которую он любит до сих пор. Разве он не говорил ей, что никогда не меняет своих взглядов? Эта женщина ждет его где-то. Она была бы подходящей женой для богатого и известного человека. Ральф женится на ней, конечно, после того, как разведется с Вирджинией. Как ненавидит Вирджиния эту женщину! Завидует ей! Ведь этой женщине Ральф сказал: «Я люблю тебя!» Вирджинии было интересно, каким тоном произнес Ральф эти слова: «Я люблю тебя», какой свет был в его темно-синих глазах при этих словах. Это было известно только Мэй Уэйтерс, и Вирджиния ненавидела женщину за эти слова, ненавидела и завидовала ей.

«У нее никогда не было этих часов в Голубом Замке. Это время мое», — думала Вирджиния жестоко. Мэй никогда бы не стала варить клюквенный джем, или танцевать под скрипку старого Саймона, или жарить для Ральфа бекон на костре. Она бы вообще не пошла жить в хижину на озере.

Что делает сейчас Ральф? О чем думает? Что переживает? Пришел ли он? Нашел ли ее письмо? Все еще сердится на жену? Или немного жалеет? Может быть, он лежит в их кровати, смотрит на неспокойное озеро и слушает стук дождя по крыше? А может быть, Ральф все еще бродит по лесу, пытаясь найти выход из затруднительного положения, в которое попал? Ненавидит ее? Душевное страдание безжалостно охватило Вирджинию. Она встала, прошлась по комнате. Неужели утро никогда не положит конец этой вечной ночи? А что может принести ей утро? Старую жизнь, но без прежнего застоя, а это уже было хоть сколько-нибудь переносимо. Старая жизнь с новыми воспоминаниями, новой болью, новой тоской.

— Ах, ну почему я не могу умереть? — стонала Вирджиния.

Стояло уже позднее утро, когда грохочущая старая машина остановилась на Элм-стрит у каменного дома. Из нее выпрыгнул человек без шляпы и ринулся по лестнице дома. Звонок зазвенел так, как никогда не звенел раньше, — резко, настойчиво. Звонивший ворвался в дом, не спрашивая разрешения. Дядя Роберт улыбался, торопясь навстречу. Дядя Роберт «заглянул на минуточку», чтобы узнать, как тут милая Вурж-Вирджиния. Как его проинформировали, милая Вурж-Вирджиния чувствовала себя по-прежнему. Она спустилась на завтрак, который не съела, вернулась к себе в комнату, пришла на обед, который не съела, ушла обратно в комнату. Вот и все. Вирджиния совсем не разговаривала. Но ее оставили в покое, не приставали с расспросами.

— Очень хорошо. Де Брикассар придет сегодня, — сказал дядя Роберт. И вот репутация дяди Роберта как провидца подтвердилась. Де Брикассар приехал, в этом не было ошибки.

— Моя жена здесь? — требовательно спросил он дядю Роберта без всяких предисловий.

Дядя Роберт многозначительно улыбнулся.

— Мистер де Брикассар, если не ошибаюсь? Рад видеть вас, сэр. Да, ваша непослушная маленькая девочка здесь. Мы…

— Я должен увидеть ее, — резко прервал Ральф дядю Роберта.

— Конечно, мистер де Брикассар. Проходите. Вирджиния спустится через минуту.

Он провел Ральфа в гостиную, где сидела миссис Джексон.

— Поднимись и попроси Вирджинию прийти сюда. Пришел ее муж.

Но дядя Роберт настолько сомневался в том, что Вирджиния через минуту спустится вниз, что пришел на цыпочках за миссис Джексон и послушал, что происходило в комнате.

— Вирджиния, дорогая, — нежно сказала миссис Джексон. — Твой муж в гостиной спрашивает тебя.

— Ах, мама, — Вирджиния отошла от окна и махнула руками. — Я не могу видеть его, я не могу! Попроси его уйти, попроси! Я не могу увидеться с ним!

— Скажи ей, — прошептал дядя Роберт в замочную скважину, — что де Брикассар не уйдет, пока не увидит ее.

Де Брикассар не говорил ничего подобного, но дядя Роберт полагал, что он так и поступит. Вирджиния тоже знала, что именно так и будет. Она понимала, что ей все равно придется спуститься вниз.

Вирджиния даже не взглянула на дядю Роберта, когда проходила мимо него на лестничной площадке, но дядя Роберт и не возражал против этого. Потирая руки и усмехаясь, он прошел в кухню, где задал кузине Мелисандре один из своих гениальных вопросов:

— Почему хорошие мужья похожи на хлеб?

Кузина Мелисандра спросила почему.

— Потому что и то и другое нужно женщинам, — выдал дядя Роберт.

Вирджиния была далеко не прекрасна, когда входила в гостиную. Бессонная ночь добавила ее посеревшему лицу черные круги под глазами. На женщине был уродливый коричнево-голубой халат, всю красивую одежду она оставила в Голубом Замке. Но Ральф пробежал по комнате и схватил жену в свои объятия.

— Вирджиния, дорогая! Глупая маленькая Вирджиния! Что заставило тебя уйти? Когда я вернулся домой прошлой ночью, нашел твое письмо, я сошел с ума. Было 12 часов, очень поздно для того, чтобы приходить сюда. Я гулял всю ночь. Утром приезжал отец, я не мог выйти раньше этого часа. Вирджиния, что толкнуло тебя на этот поступок? Какой развод? Неужели ты не знаешь, что…

— Я знаю только одно: ты женился на мне из жалости, — сказала Вирджиния, отталкивая мужа. — Я знаю, что ты не любишь меня… я знаю…

— Ты слишком долго не спала, — сказал Ральф, хватая жену за плечи. — Поэтому у тебя такие мысли. Люблю тебя! Разве я мало люблю тебя? Девочка моя, когда я увидел приближающийся поезд и опасность, нависшую над тобой, вот тогда я понял, люблю я тебя или нет!

— Я боялась, что ты попытаешься вернуть меня, — закричала Вирджиния страстно. — Не надо! Не надо! Я знаю все о Мэй Уэйтерс, твой отец рассказал мне все. Ах, Ральф, не мучай меня! Я никогда не вернусь к тебе.

Ральф отпустил жену и с минуту молча смотрел на нее. Что-то в бледном, решительном лице женщины заставило его содрогнуться.

— Вирджиния, — тихо сказал он. — Отец не мог сказать тебе всего, потому что он не знает сам. Позволь мне рассказать тебе всю историю!

— Конечно, — покорно согласилась Вирджиния. Ах, как дорог был ей этот человек! Как она хотела броситься в его объятия! А когда Ральф бережно усадил ее на стул, Вирджиния могла бы поцеловать его сильные загорелые руки, прикасающиеся к ней, но не сделала этого. Женщина не могла поднять глаза на стоявшего перед ней мужа. Она боялась встретиться с его взглядом. Ради этого человека она должна быть храброй. Вирджиния слишком хорошо знала его, доброго и щедрого. Конечно, он мог прикинуться, что ему совсем не нужна свобода. Вирджиния знала, что Ральф может поступить так, хотя он уже знал истину. Он снова жалел ее, он понимал ее ужасное состояние. Но она не должна принимать его жертву. Ни за что!