Глядя в лицо Элмеру, ректор Додд торжественно возвысил голос:

— …А сейчас нам предстоит честь объявить о присуждении степени доктора богословия человеку, который в соседнем с нами славном штате Уиннемак трудится, как никто другой, внедряя в массы истинно религиозное вероучение, приумножая могущество церкви, являя в своей деятельности самые высокие образцы красноречия и эрудиции, — человеку, вся жизнь которого — вдохновляющий пример самоотверженного служения делу!

Раздались дружные рукоплескания… И Элмер стал отныне «Преподобный доктор Гентри».

В Ротари-клубе вздохнули с облегчением. Им уж давно было неловко называть столь значительную персону просто: «Элм» — и теперь с чувством гордости, что его заслуги получили новое признание, его стали называть «Док».

Церковный совет устроил в его честь обед и увеличил ему жалованье до 7 500 долларов в год.

Преподобный доктор Гентри первым из священников штата Уиннемак, и едва ли не первым в стране, стал транслировать свои проповеди по радио. Он подал эту идею сам. В то время в распоряжении единственной радиостанции Зенита, принадлежавшей Целебесской компании жевательной резинки, имелись для рекламирования знаменитой резинки «Джолли Джек» лишь местный джаз-оркестр да заштатные сопрано. За 50 долларов в неделю Уэллспрингская церковь купила себе право пользоваться станцией по воскресеньям с одиннадцати до двенадцати тридцати утра. Таким образом, Элмер увеличил свою аудиторию с двух до десяти тысяч человек, а года через два их уже было сто тысяч…

Восемь тысяч владельцев радиоприемников слушают Элмера Гентри…

Вот торговец контрабандным виски у себя дома, без пиджака, в алой шелковой рубашке, положил ноги на стол, слушает… Вот домик провинциального врача, соседи зашли послушать радио; аптекарь со своею толстухой-женой; бородатый директор школы… Миссис Шерман Ривз, супруга одного из самых богатых молодых людей Зенита, в особняке на Ройял-ридж в черном с золотом халатике слушает, покуривая сигарету… Капитан шхуны на озере Мичиган — за сотни миль от Зенита — тоже слушает в своей каюте… Фермерша в долине Индианы слушает радио, а ее муж в это время, презрительно фыркая, листая каталог Сирс-Робека[198]… Старичок пенсионер, бывший железнодорожный кондуктор, совсем хилый и очень набожный… Католический священник в больнице слушает, пряча усмешку… Старая дева-учительница, полубезумная от одиночества, тает, внимая мужественному голосу доктора Гентри… Сорок прихожан сельской церкви, слишком бедной, чтобы содержать священника, собрались в своей церквушке… Актер в своей уборной после изнурительной и бесконечной репетиции…

Слушают. Все слушают громоподобные речи преподобного доктора Элмера Гентри:

— …и я хочу вам сказать, что человек, снедаемый честолюбием, ставит славу мирскую выше славы небесной! О, если б я только мог помочь вам понять, что лишь смирение, лишь простая забота, доброта и нежная преданность воистину приносят сердцу отраду! Вот позвольте рассказать вам по этому поводу одну историю: помнится, жили как-то два ирландца, Майк и Пат…

Много лет Элмера, словно кошмар наяву, преследовал страх внезапно увидеть перед собою в аудитории саркастически усмехающегося Джима Леффертса. Это была бы драматическая, ужасная встреча. Вдруг Джим откроет рот, заговорит — и он, Элмер, точно по волшебству, в мгновение ока слетит с кафедры. Элмер был вовсе не уверен, что не произойдет именно так.

Но когда в одно воскресное утро он действительно увидел в третьем ряду Джима Леффертса, то вовсе не испугался. «Боже мой, да ведь это Джим Леффертс! Как поседел! Надо будет обойтись с ним полюбезнее».

После службы Джим подошел пожать ему руку. Теперь вид у него был не цинический, а просто усталый, а когда он заговорил невыразительным говорком жителя прерий, Элмер почувствовал себя рядом с ним человеком городским и светским и вообще персоной гораздо более важной, чем Джим.

— Здоров, Сорви-Голова! — сказал Джим.

— О-о! Кого я вижу! Старина Джим Леффертс! Ах, черт возьми! Страшно рад тебя видеть, мой мальчик! Какой ветер занес в нашу дыру?

— Навожу кое-какие справки в связи с иском одного клиента.

— Чем теперь занимаешься, Джим?

— Да вот, юрист в Топике.

— Ну, и как дела?

— Не жалуюсь. Конечно, ничего особенного… Вот побывал сенатором штата один срок…

— Ну да? Вот это здорово! А здесь долго думаешь пробыть?

— Да дня три.

— Слушай, надо бы зазвать тебя к себе пообедать… Да вот беда, черт! Клео, моя жена, — я, знаешь, женился — связала меня по рукам и ногам, наобещала и туда и сюда — женщины, сам понимаешь, я-то лично всегда с большей охотой посижу дома, почитаю… Но все же обязательно нам с тобой надо повидаться. Вот что: позвони мне домой, а? Номер найдешь в телефонной книжке. Или сюда, в церковь, ко мне в кабинет, ладно?

— Да-да. Конечно. Ну, рад был встретиться.

— И я, знаешь, чертовски рад, старина Джим!

Понуро, с поникшими плечами Джим побрел к двери Элмер смотрел ему вслед. Ха! И это ничтожество хотело помешать ему сделаться священником!.. Он оглядел свой зал: золотистой пирамидой громоздятся трубы органа; золотом, рубинами и аметистами горят цветные витражи. Стать юристом, как он, торчать в заплеванной, вонючей конторишке! Пф! А еще, понимаешь, издевался, пытался удержать, когда человек так ясно и определенно услышал Глас Божий. Ну, ничего, звони себе, обрывай телефон. Не обессудьте, Элмер Гентри будет в это время очень занят!

Джим не позвонил.

На третий день Элмер уже умирал от желания увидеться с ним, вернуть его дружбу. Но он не знал, где Джим остановился. Он искал Джима по всем большим отелям и не нашел.

Он никогда больше не встречал Джима Леффертса, а через неделю уже забыл его. Осталось только чувство облегчения, что нет больше страха перед саркастической усмешкой Джима, что рухнула последняя преграда, мешающая ему вполне уверовать в собственное величие.

Летом 1924 года Элмер получил трехмесячный отпуск и вместе с Клео впервые посетил Европу.

Он слышал однажды, как преподобный доктор Дж. Проспер Эдвардс сказал: «В моих глазах американские священники делятся на две группы: те, кого могут пригласить выступить с проповедью в лондонской церкви, и те, которых никогда не пригласят». Сам доктор Эдвардс принадлежал к первой, почетной категории, и Элмер видел, какой почет снискал он себе тем, что читал однажды проповедь в Сити-Темпл. Не только зенитские, но даже и столичные церковные газеты намекали, что когда доктор Эдвардс был в Лондоне, все население Англии — от короля до последнего чернорабочего — сбежалось в храм, чтобы помолиться богу под его руководством, и будет вполне разумно, если Зенит и Нью-Йорк последуют примеру англичан.

Элмер предусмотрительно позаботился о том, чтобы его тоже пригласили. Он заставил епископа Тумиса написать в Лондон своим коллегам-везлеянцам, а Ригга и Уильяма Доллинджера Стайлса — своим деловым знакомым-диссидентам и за месяц до отъезда получил приглашение выступить в прославленной Бромптон-роуд Чэпел и, таким образом, отбыл, горя не только жаждой приключений, но и священным огнем носителя благой вести.