«Я пишу тебе, император, лишь на третий день, — стиснув зубы, читал Ираклий кривые строчки. — Сильно трясутся руки, и плохо вижу. Люди еще кричат из-под земли. Но раскапывать их некому».

— Разошли мое требование о помощи уцелевшим во все соседние города, — приказал Ираклий градоначальнику Триполи. — И пусть не медлят. Я первый дам людей и денег — своих, не из казны.

Он понимал, как важно продемонстрировать подданным, что империя останется единой, даже случись вдруг сошествие в ад. А в Ливии Ираклий получил первое по настоящему важное известие — от сына Костаса. «Флот ушел досрочно. Однако принцесса Мария и сын ее Ибрахим внезапно умерли, поэтому легитимность нашего похода сохранена, а поход Амра, напротив, теперь незаконен. Теодор ненадежен — командиры говорят, он все время в истерике. Теряет уважение».

Это было очень плохо, Ираклия не радовало даже то, что Теодор назначен полководцем под давлением Сената, и случись провал, виновен будет лишь Сенат. Слишком уж высоки были ставки, чтобы утешаться чужой виной.

А затем пришло второе письмо, на этот раз от наместника Родоса.

«Менас договорился с Амром о купеческом зерне. Вавилон воевать не склонен. Зреет мятеж. Ни Родоса, ни Трои, сам понимаешь, аравитянам не взять, но крови они мне попортят изрядно. Теодор никуда не годен. Прямо сейчас хочет угодить Сенату тем, что приказал обмять молодняк в реальном бою. Я послал ему письмо с просьбой этого не делать, но ответа не получил».

Ираклий прочел письмо один раз, второй, третий… и понял, что проигрывает, прямо сейчас. И когда ему привезли третье письмо, он почти не удивился.

«Троя пала. Передовой отряд во главе с каким-то эфиопом движется вдоль канала. Евреи Элефантины узнали о провале твоего «Экстезиса» и примкнули к аравитянам. Все ждут большой резни. Менас усиленно распространяет слухи, что резню против монофизитов и несторианцев начнешь ты».

— Ну, вот и все… — глянул на очередной раз вышедшую из-за горизонта титаническую комету Ираклий. — Вот и долгожданный Апокалипсис.

Дело было вовсе не в попавшей в руки противника Трое, — эта крепость превосходно годилась для шантажа, но, пока остров Родос принадлежит Византии, никакой прибыли аравитянам принести не могла. Две этих стоящих бок о бок крепости препятствовали одна другой, как два равных по силе быка, тянущих повозку в разные стороны.

Куда как опаснее была попытка аравитян закрыть флот империи в Мекканском море. Ираклий понимал: если она удастся, весь поход к проливу и осада морских крепостей курейшитов потеряет всякий смысл.

Однако сколь ни парадоксальным это могло показаться, более всего Ираклия тревожил внезапный мятеж евреев. Император знал своего наместника в Элефантине уже не первый год, и, вот незадача: Моисей не ошибался. Никогда.

«Неужели мои дела так плохи?»

Моисей мог оказаться правым лишь в одном случае: если резни меж христианами империи и впрямь уже не избежать.

Объяснив главное, Симон приказал отрокам наизусть выучить короткий тайный псалом, выбрал подходящий, не слишком звонкий барабан и сразу же поставил мальчишек в круг.

— Будете идти по кругу — один за другим. Псалом читать беспрерывно и строго в ритм — что бы не случилось. Дыхание не сбивать[58].

— А что потом? — снова подал голос все тот же неугомонный послушник.

— Часа через три начнутся видения, — не стал скрывать Симон. — Самые разные и у каждого свои. Однако бояться не надо. Надо слушать меня. Если что пойдет не так, я поправлю и помогу.

— Мы все угодим в ад… — поджав губы, проронил упрямый отрок.

— Да, — кивнул Симон, — вы все сойдете в ад. Точь-в-точь, как это сделал Спаситель. Если он, конечно, — не выдумка.

Мальчишки напряженно молчали, и Симон вдруг вспомнил себя — в их возрасте.

— Поймите, нет способа достичь высокого, иначе как превозмочь низкое. Никто не пройдет в Иерусалим, не познав преисподней своей души. Кто не готов, может уходить. Наказания не будет.

Послушники молчали.

— Нет? Что ж, начали…

Симон ударил в барабан, и мальчишки неуверенно двинулись по кругу, вполголоса повторяя псалом, а в следующий миг барабан запел в строго просчитанном, каноническом ритме, а Симон принял все управление на себя.

— Громче! Головы выше! Плечи распрямить! Пошли, пошли!

Никогда еще Амр не имел столько власти. Стоило ему подписать несколько бумаг, и купцы Вавилона тут же предоставили своих лучших верблюдов. А едва он миновал упавшие из-за тряски гигантские столбы Он Шемса, отмечавшие начало имперских владений, и вошел на склады, перед ним разве что не стелились.

— Вот, принц, все документы на зерно империи…

— Я не принц.

— А здесь, принц, работники склада. Круглые сутки зерно перекидывают, чтобы ничто из вашей военной добычи не сгорело, чтобы ничто из вашего бесценного имущества не прогоркло.

И Амру все чаще казалось, что он для них — просто временщик, варвар-захватчик, весьма удобный, чтобы списать на него все украденное и пропавшее за много лет, — когда все успокоится, а настоящий господин вернется. Что ж, его это не пугало; в отличие от них, Амр чуял, что война, в которую он ввязался, давно уже не грабеж. И ставки в этой войне были высочайшие — по сути, правота или неправота перед Единым.

Пока Аллах открывал перед ним каждую, даже самую неприступную дверь. В первые же сутки Амр отправил в Аравию несколько десятков караванов пшеницы и овса, а уже на второй день к нему пришли землемеры.

— Принц, мы шли с твоим полководцем Зубайром вдоль канала несколько часов, — начал самый главный, — и, должен сказать, местами дно канала поднялось, и суда пройти не смогут.

— Почему? — удивился Амр.

— Землетрясение, — развел руками землемер, — земля похожа на ткань: дернуло, и пошли складки. Если ты думаешь отправлять товары из Нила в море Мекканское, надо чистить Траянский канал.

Амр задумался. Прямо сейчас он бы не смог отправить в море ни одного торгового судна. Во-первых, судов просто не было. Во-вторых, доступ из Нила в канал закрывала крепость на острове Родос. А, в-третьих, само Мекканское море было битком набито кораблями врага. Однако Троя уже была у него в руках, а рано или поздно Зубайр возьмет и второй конец Траянского канала.

— Что нужно, чтобы очистить канал?

— Люди и деньги, — развел руками землемер. — Много людей и много денег.

Амр поднялся со стула бывшего коменданта Трои и подошел к окну. Денег у него не было совсем, но там, внизу под окнами, наполовину в воде лежал упавший во время землетрясения огромный медный идол. Формально поверженный Аллахом языческий истукан был его военной добычей.

— Вон того идола в качестве оплаты хватит?

— Колосса Родосского? — переглянулись землемеры. — Даже много будет… Столько меди очень дорого стоит.

Несколько часов подряд аравитяне под градом стрел с Родоса рассекали идола топорами на части, а затем зацепили веревками и так же, частями выволокли на сушу. Амр поговорил с местными скупщиками-евреями, а уже на третий день свободные от работ на все время разлива крестьяне потянулись к Вавилону. Они знали главное: на канале кормят и платят — и неплохо платят.

Кифу остановили в первой же харчевне. Два дюжих монаха, показав условный знак из скрещенных пальцев, молча мотнули головами в сторону крайнего, хорошо накрытого стола, и сразу же перешли к делу.

— Ты же вместе с Симоном приплыл?

— Да, — насторожился Кифа.

— А зачем он в Египет прибыл, знаешь?

Кифа покачал головой; это интересовало его не меньше.

— А в чем дело?

— Им займешься.

— Но у меня уже есть задание, — глотнул Кифа.

— Отменили твое задание. Будет, кому заняться. А ты лучше сюда посмотри, — бросил на стол залитые засохшей кровью документы один из братьев. — Это мы с тела Ахилла сняли.