Полоцкая военная гимназия, куда привез Романа брат, несмотря на свое необычное название — «военная гимназия», была типичным военно-учебным заведением того времени, обычным кадетским корпусом со сложившимися десятилетиями традициями, правилами обучения и воспитания. Коснулась ее, как и других подобных учебных заведений, реформа военного министра Милютина. Армия становилась массовой, ей требовалось больше офицеров. Крымская война показала, что рассчитывать только на дворянство для пополнения рядов офицерского корпуса сложно. В военных учебных заведениях стали появляться дети офицеров-недворян. Многие из них учились на казенный счет.
Поначалу Роман с трудом привыкал к жесткому распорядку гимназической жизни. Вставали кадеты — здесь их называли воспитанниками — в шесть часов утра. Гимнастика, молитва, завтрак и приготовление уроков занимали время до половины девятого. Затем, после получасовой перемены, начинались собственно уроки, которые длились с небольшими перерывами до четырех часов дня. После уроков — обеденный час. На отдых воспитанникам оставался самый малый промежуток времени. Они обычно употребляли его на писание писем, игру в шахматы, шашки. В летнее время на плацу, а зимой в коридоре играли в чехарду и лапту. Многие читали книги — в гимназии была хорошая библиотека, особенно по истории. Не пустовал и гимнастический зал, где кадеты штурмовали шведскую стенку, канаты, постигали азы фехтования. С шести до восьми часов вечера опять садились за приготовление уроков, а в половине девятого разрешалось ложиться спать. Официальный отбой был в половине десятого вечера.
С непривычки мальчишкам трудно давался этот распорядок. На первых порах буквально валились с ног перед отбоем, но скоро привыкли. Воспитанники находили для себя множество лазеек, которые облегчали жесткий режим. Ведь не обязательно усердно готовить уроки — спрашивают-то не каждый день. Да и на уроках всегда можно отвлечься, дать себе разрядку. Некоторые даже умудрялись вздремнуть в углу гимнастического зала на старых матах под шум тренировочных упражнений. Спали на переменах и на некоторых уроках, особенно на рисовании. Учитель рисования, обрусевший поляк, обычно приносил на занятия два предмета: гипсовую голову Гомера и макет крепости Измаил, — ставил их на подставку, а потом исчезал из класса. Появлялся он за пять минут до перерыва, собирал работы, тут же оценивал их и, схватив в охапку рисунки и модели, торопливо убегал домой — у него была большая семья. Зная привычки преподавателя, каждый кадет обычно заранее заготавливал рисунок, и, как только за учителем закрывалась дверь, в коридор выставлялся дежурный, а класс спокойно занимался посторонними делами: кто спал, кто готовил уроки, а кто и просто развлекался и дурачился, как любят это делать все мальчишки в таком возрасте.
Большинство учителей знало свое дело, умело сочетать высокую требовательность с интересным объяснением предмета. Для Романа вскоре жесткий распорядок гимназии стал не просто привычным, но необходимым. Не прошло и месяца с начала обучения, а он уже писал родным в Тифлис: «Это распределение времени приятно потому, что среди разнороднейших занятий никогда не чувствуешь скуки, этой грозы для бездеятельного человека, а потому и не замечаешь, как летит золотое для нас, воспитанников, время».
Все воспитанники были разбиты по возрастам на классы — с первого по шестой. Классов, в свою очередь, в каждом возрасте было от одного до трех, а каждый класс делился еще на три отделения по двадцать пять человек. Таким образом, в гимназии одновременно обучалось до четырехсот человек.
Под гимназию было отведено одно из лучших в Полоцке зданий. На фоне унылого городского пейзажа оно выделялось архитектурной строгостью и красотой.
Здание это простояло около трехсот лет. Построено оно было в виде букв С и Б — инициалов польско-литовского короля Стефана Батория, правившего в конце XVI века. Тонкий политик, Баторий умело управлял польско-литовским государством, используя религиозную борьбу католицизма с православием. Среди русской шляхты большими симпатиями пользовался московский царь Иван Грозный. На Москву были обращены взоры крестьянства и мещан. Стефан Баторий хорошо понимал опасность для католиков этих симпатий, а потому воспользовался орденом иезуитов, рассчитывая сделать из них проводников идеи государственного и религиозного единства, но не замечал того громадного духовного вреда, какой несли эти беспринципные и коварные последователи Игнатия Лойолы. С легкой руки Батория иезуиты в Полоцке осели на долгие годы. С ними стала внедряться униатская церковь. Много сил отдал борьбе с иезуитами знаменитый белорусский философ и просветитель Франциск (Георгий) Скорина, родом, как он сам выражался, «из славного града Полоцка».
К гимназии примыкал тридцатисаженной высоты храм Св. Николая, бывший еще в начале XIX века костелом при иезуитском коллегиуме, помешавшемся тогда в здании гимназии.
В 1855 году на плацу перед двухэтажным зданием гимназии установили памятник в честь победы графа Витгенштейна над французскими маршалами Удино и Сен-Сиром, как раз в этих местах пытавшимися пробиться на Петербург в 1812 году.
Кадетский же корпус обосновался в здании с 1835 года.
Все это хорошо запомнил Роман Кондратенко. Чувство гордости за то, что он обучался в военном заведении, никогда не покидало его. Мальчик дал себе твердое слово заниматься самым старательным образом, употреблять свободное время на изучение учебных дисциплин и чтение книг. Учение всегда доставляло ему удовольствие, а в гимназии имелись хорошие условия для занятий. Не по душе пришлось Роману лишь то, что учителя относились к ученикам слишком казенно. Как они готовят уроки, в каких условиях, никого не интересовало. А учиться было нелегко. Приходилось много зубрить. Воспитанникам со слабой памятью учение давалось туго. Подсказки и шпаргалки карались очень строго. Провинившийся помимо наказания карцером получал самый низкий балл за месяц. Много сил у воспитанников уходило на месячные, четвертные, полугодовые и годовые репетиции и, наконец, на экзамены. Иные не выдерживали требований и оставляли гимназию.
Роман Кондратенко, усидчивый и памятливый мальчик, учебных невзгод почти не замечал. Привыкший с детства к трудолюбию, упорству и самостоятельности, он не роптал, не обманывал учителей, умел ценить время и пользоваться им. В свободные часы не ленился повторить трудный урок, если чувствовал, что плохо его усвоил. Никогда не стеснялся спросить о непонятном у товарища и преподавателя, сам охотно помогал одноклассникам.
На втором году обучения Роман придумал своеобразный способ заучивания уроков, который напоминал игру и в то же время давал неплохой результат. Он, например, составлял из урока по географии занимательный рассказ, записывал его в тетрадку и вечерами прочитывал товарищам. Многие кадеты сначала смеялись над его причудой, но на очередной репетиции все убедились в несомненной пользе такого способа подготовки.
Ободренный успехом своих географических рассказов, Роман предложил отделению готовиться к урокам по истории совместно и проверять друг друга. Одноклассники с удовольствием приняли его предложение, так как оно вносило разнообразие в монотонную классную жизнь. Пытался он завести в отделении и привычные «иностранные дни», но тут его не только не поддержали, а бурно встретили в штыки, ибо большинство кадетов к языкам относилось весьма скептически. Преподаваемые в гимназии немецкий и французский популярностью не пользовались.
Кропотливый, добросовестный труд принес свои плоды — в четвертом классе Роман Кондратенко считался в числе лучших учеников.
Оторванность от дома, семьи, строгие законы военной жизни, тяжелое учение — все способствовало раннему взрослению Романа, формированию у мальчика твердого характера. Семья его, несмотря на заботы старших сестер и братьев, жила по-прежнему небогато. Елисей Исидорович из-за своего неуживчивого характера и нетерпимости к взяточничеству, казнокрадству вновь потерял место и вынужден был вернуться в Тифлис, где с трудом нашел работу в Статистическом обществе. Другой брат, Феофил, только-только начал преподавать в коммерческом училище и еще сам нуждался в помощи. Третий брат заканчивал Петербургское военно-топографическое училище. С затаенной завистью смотрел Роман на товарищей, получавших из дома гостинцы и посылки. Впрочем, и ему изредка присылали из дома или от братьев три рубля, которые Роман, несмотря на свою бережливость и даже скуповатость, тратил мгновенно. Обычно он покупал бумагу для писем и книги, а остаток пускал на сладости. Сластена он был отменный и за лишнюю кружку компота всегда готов был потратить свободное время на решение задачи кому-нибудь из товарищей.