Потом последовал торжественный марш войск, который завершили пронесшиеся ураганом, с гиком и свистом казаки. По окончании парада юнкеров Николаевского инженерного училища разместили в вагонах и отправили в Петербург. Переночевав в родном училище, утром они погрузились на пароход и к вечеру были в Усть-Ижоре. До летнего отпуска юнкера еще раз выступали в Красное Село, принимали участие в десятидневных маневрах, которыми руководил великий князь. Но эти маневры в отличие от первого похода прошли неорганизованно, в бестолковых и беспорядочных перемещениях. Ни одной практической инженерной задачи или рекогносцировки рота Романа не выполнила. В полном недоумении, усталые и разочарованные, вернулись юнкера в Петербург.
Занятия начались в сентябре. Новый учебный год принес много волнений. Главная тема разговоров в ротах была о том, кто будет фельдфебелем, на долю кого падет портупей-юнкерство. Это много значило при производстве в офицеры. Даже при дальнейшем продвижении в чинах портупей-юнкер всегда имел преимущество перед простым юнкером. Роман Кондратенко понимал, что для этого одних только отличных оценок недостаточно, а протекции ему ждать неоткуда. Кроме того, волновала и программа нового курса, в которой значительное место отводилось таким дисциплинам, как тактика и фортификация.
С первых дней занятий Роман, как и запланировал, занялся немецким языком, не забывая, впрочем, и английского. Более серьезно стал относиться и к основным предметам. И здесь столкнулся с непредвиденными трудностями. Количество учебного материала в среднем классе увеличилось за счет новых предметов, важность и необходимость которых в будущей практической деятельности была очевидна. Для успешного усвоения курса необходимы были дельные учебники, но таковых не имелось. Приходилось довольствоваться далеко не полными записями лекций. Полагаться только на них было нельзя, ибо лекции читались быстро, профессоров, казалось, совершенно не интересовало, успевают ли юнкера записывать сказанное. Да и разве справедливо было предъявлять к преподавателям претензии, ведь часов на такие академические курсы, как тактика, не хватало и для быстрого пересказа учебного материала.
По фортификации не было даже конспектов. Приходилось довольствоваться жалкими записками, составленными и литографированными самими юнкерами еще четыре года назад. Вполне понятно, что они содержали в себе много устаревшего. Беспокоил Романа и курс артиллерии — этого «могучего губителя всех саперных построек», как о ней выражались некоторые.
Правда, в замке имелась прекрасная библиотека с сотнями специальных изданий, принадлежащих академии и училищу, но пользоваться ею юнкера практически не могли. Бюрократический аппарат управления военно-учебными заведениями и академическое начальство оказались здесь «на высоте». Формально юнкерам разрешалось брать любые книги, но только от двух до восьми часов после полудня, находясь в комнате, смежной с библиотекой. Комната была неудобной для занятий. В ней стоял несмолкаемый гул, сновали туда-сюда юнкера, слушатели, преподаватели. Кроме того, юнкера в это же время должны были пообедать, посетить занятия по физической подготовке, фронтовые тренировки.
В среднем классе много времени отнимали гимнастика, фехтование, ротные учения, чтение уставов и наставлений. Словом, в библиотеке можно было заниматься только от вечерней зари до двенадцати часов ночи или с шести утра до занятий. В праздники и выходные дни иметь на руках книги из библиотеки запрещалось.
Выход был один — приобрести нужные учебники на собственные деньги. Но где их взять? На репетиторство нет времени. Тридцать рублей, заработанные летом, Роман уже истратил. Купил и кое-какие книги, но в основном исторические. Хотя полезность и нужность их для Романа была очевидна, сейчас они не являлись самыми необходимыми. И тогда, преодолевая стыд, он обращается к родным с просьбой не высылать ему в различное время года денег, общая сумма которых составляла восемнадцать рублей, а сразу прислать двадцать за весь 1876 год.
Роман понимал, что сознательно лишает себя многих и без того редких удовольствий, но другого выхода не было. Что ж, о развлечениях придется забыть. Впрочем, оставались еще книги, вечерние юнкерские концерты и прогулки по блистательному Петербургу. Интересно было смотреть на строящуюся громаду Литейного моста или вошедший в Неву броненосец. Аккуратно посещал Роман службы в Исаакиевском соборе.
Учеба по-прежнему оставалась главным делом для юнкера Кондратенко. С каждым днем в нем росла уверенность, что год он закончит в числе первых. Однако все получилось не так. Рота вначале договорилась с преподавателем курса долговременной фортификации, что тот не будет делать текущего опроса, а примет сразу весь материал на экзамене. Но скоро большинство юнкеров отказались от этой затеи. Роман же слишком понадеялся на свои силы, пошел отвечать в числе первых и… оплошал. Впервые за долгие годы учебы он получил 6 баллов. Примириться с этим Роман не мог. Было задето его самолюбие. Две недели, днем и ночью, готовил курс, пока не стал полностью уверен в своих знаниях. Вторично этот экзамен Кондратенко сдал на двенадцать баллов.
Неудача с экзаменом по фортификации научила его многому. Оставшееся время Роман занимался с таким упорством, что окончил курс с абсолютным баллом.
И снова лагеря. Программа летней подготовки мало чем отличалась от прошлогодней. Только вот маневрами помимо великого князя руководил военный министр Милютин. Кроме гвардии и военно-учебных заведений привлекались строевые части. Причем на последних маневрах юнкера стажировались в должностях командира саперного взвода, помощника начальника полевого караула, начальника караула. В одном из таких караулов Кондратенко простудился и заболел, поднялась температура. К тому же нестерпимо ныло колено. Полковой врач уложил его в постель. За ночь температура спала, и он вернулся в роту. Однако через день нога распухла по-настоящему. В тот же вечер в сопровождении фельдшера Романа отправили в Петербург. В госпитале ему сказали, что колено простужено, отчего образовалось воспаление надкостной плевы в коленной чашечке. Болезнь надолго приковала Кондратенко к постели и потребовала упорного лечения теплыми ваннами, йодом.
Две недели пролежал Роман в госпитале и выписался только к началу нового учебного года.
Выпускной год для юнкеров Николаевского инженерного училища был особенным. Встал вопрос, куда определяться на службу. Отношение к учению стало самым серьезным у всех без исключения выпускников. Роман решил закончить училище если не первым, то в числе таковых. Не изменил он и своему обязательству в отношении языков. Дела шли прекрасно, но незадолго до Рождества у Романа вновь заболела нога. Он слег, и снова надолго. Страдал от боли, от своей беспомощности, оттого, что отстает в учении и уже не догонит ведущих, несмотря на дружескую помощь однокашников. Болезнь наконец отступила, и Роман с еще большей энергией принялся за работу. Но время было упущено. Постоянно недосыпая, не окрепший от болезни, юноша начал буквально таять на глазах. Товарищи, конечно, заметили это и запретили ему излишнюю нагрузку, следили, чтобы он не перенапрягался. Да и сам он, чувствуя, что долго не выдержит, стал заниматься не так рьяно.
Все чаше юнкера обсуждали свою будущую службу. Роман мечтал по окончании училища выйти в Варшавскую крепостную артиллерию, в Александровскую цитадель, но от мечты до действительности было далеко. Тем не менее он дважды писал рапорт командиру роты, хлопотал, и, кажется, его настойчивость обещала успех.
12 апреля 1877 года произошло событие, которое всколыхнуло не только училище, но и всю Россию. Началась война с Турцией. Войну эту ждали давно, и не было ничего удивительного, что царский манифест был воспринят с восторгом. Улицы Петербурга заполнил народ, публика горячо приветствовала войска и отдельных военных. Освобождение порабощенных народов от пятисотлетнего оттоманского ига! Благородная цель всколыхнула всю страну. Народы России, связанные традиционными узами дружбы с родственными народами Балкан, с энтузиазмом откликнулись на просьбу своих славянских братьев о помощи и с большой готовностью вступили в освободительную войну.