— Нет, нет, нет! Ты с ума сошла — что ты говоришь! Об этом и подумать нельзя.

Робость Шучориты рассердила Лолиту.

— Но, диди, ведь это уже слишком. Я внимательно наблюдала и могу тебя заверить…

Но Шучорита не дала ей договорить. Она вырвалась из рук Лолиты и выбежала из комнаты. Лолита побежала вслед за ней.

— Хорошо, я больше не буду говорить об этом, — пообещала она.

— Никогда, никогда не говори об этом, — умоляла Шучорита.

— Такого серьезного обещания дать я не могу, — ответила Лолита. — Придет время сказать — скажу, а нет, так нет. Это я, во всяком случае, тебе обещаю.

Последние дни Хоримохини неотступно следила за Шучоритой. Она буквально ходила за ней по пятам, так что не заметить этого было невозможно. И такая подозрительность и слежка стали для Шучориты просто невыносимы. Она раздражалась, но не могла сказать тетке ни слова. Сегодня после ухода Лолиты Шучорита в полном изнеможении села за стол и, закрыв лицо руками, заплакала. Пришел слуга и принес лампу, но она велела унести ее. Было время вечерней молитвы, и Хоримохини была у себя, но, увидев, что Лолита ушла, она, не окончив молитвы, спустилась вниз и вошла в комнату племянницы.

— Радхарани! — позвала она.

Шучорита поспешно встала, украдкой вытирая слезы.

— Что это значит? — спросила Хоримохини. И, не получив ответа, повторила злым голосом: — Я не понимаю, что означают все эти глупости?

— Тетя, — всхлипнула Шучорита, — зачем ты день и ночь следишь за мной?

— А ты сама не знаешь? Ты не ешь, плачешь — отчего бы это? Ты думаешь, я маленькая — ничего не понимаю.

— Уверяю тебя, тетя, что ты ничего не понимаешь. Ты так ужасно заблуждаешься, что для меня это с каждой минутой становится невыносимее.

— Ну что ж, — ответила Хоримохини, — если я заблуждаюсь, будь добра, объясни мне…

— Хорошо, я объясню, — сказала Шучорита, делая отчаянные усилия, чтобы побороть стыдливость. — Я узнала от своего гуру нечто совершенно для меня новое. Нужно много духовных сил, чтобы осознать это полностью, а их-то мне и не хватает, мне трудно вести постоянную борьбу с собой. Но ты, тетя, совершенно неправильно понимаешь наши отношения. Ты оскорбила его и прогнала. Все, что ты говорила ему, — неправда. И все, что ты думаешь обо мне, — несправедливо. Ты поступила нехорошо. Не в твоих силах унизить такого человека, как он, но почему ты тиранишь меня? Что я сделала?

Рыдания подступили ей к горлу, и она поспешно вышла из комнаты.

Хоримохини была ошеломлена.

«Ну дела, — подумала она про себя, — в жизни таких разговоров слышать не приходилось».

Тем не менее она дала Шучорите время немного успокоиться, прежде чем позвала ее ужинать.

— Послушай, Радхарани, — сказала она, как только Шучорита села за стол. — Я не маленькая. Меня с детства воспитали, как у вас принято говорить, в индуизме, и я немало слышала всяких мнений о нем. Ты же ничего об этом не знаешь и не понимаешь, что Гоурмохон просто морочит тебе голову, называясь твоим гуру. Я кое-что слышала из того, что он говорил. В его словах нет ничего такого, чему нас с детства учили. Он сам выдумал себе какое-то писание. Мне-то нетрудно разобраться, у меня ведь есть свой гуру. И мой тебе совет, Радхарани, держись-ка ты подальше от всего этого. Когда придет время, мой гуру займется тобой и наставит тебя в истинной вере — он у меня человек серьезный. И не бойся, я введу тебя в индуистскую общину. Не беда, что ты жила в брахмаистской семье. Кто узнает об этом? Правда, ты уже перестарок… но будто нет девушек, которые развиваются раньше времени. Да и кто в твой гороскоп смотреть станет! С деньгами все можно устроить. Я сама видела, как один парень из рыбаков за небольшие деньги превратился в писца.[57] Я введу тебя в дом таких почтенных брахманов, что никто и слова не посмеет сказать. Господи, да вся община у них из рук смотрит. Так что не придется тебе больше убиваться и лить слезы о своем гуру.

Когда Хоримохини завела это тщательно продуманное вступление, у Шучориты пропал всякий аппетит, ей казалось, что она не сможет проглотить ни кусочка. Но силой воли она заставляла себя есть, так как знала, что в противном случае ей придется выслушать еще более отвратительную лекцию.

Наконец Хоримохини заметила, что ее слова не производят на Шучориту должного впечатления.

«Совершенно не понимаю таких людей, — подумала она про себя. — То кричит до хрипоты, что она индуистка, а когда подвернулся такой случай, она и слушать не хочет… Ведь тут можно будет обойтись без покаяния, никто объяснений у нее спрашивать не станет. Придется только кое-кому немного сунуть, и она запросто войдет в правоверную общину. Ну, а если уж ей и это не нравится, то как она может вообще называть себя правоверной индуисткой?»

Хоримохини не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что Гора — самый настоящий проходимец. И, размышляя над тем, что могло толкнуть его на такую нехорошую дорогу, она пришла к выводу, что причина крылась в красоте Шучориты и в ее богатстве. Чем скорее она сумеет спасти Шучи вместе с ее акциями и водворить в надежную цитадель, то есть в дом, принадлежавший когда-то покойному мужу Хоримохини, тем будет лучше для всех. Но для этого нужно уломать Шучориту, иначе ничего не получится. И Хоримохини принялась за работу. День и ночь твердила она Шучорите о своем бывшем доме, приводила всевозможные примеры необыкновенного авторитета, которым пользуется мужнина родня, рассказывала о самых невероятных поступках, которые сходили им с рук, о том, как ни в чем не повинные люди, осмелившиеся пойти против них, подвергались ужасным несчастьям, а те, кто пользовался их расположением, могли играючи есть кур, приготовленных мусульманами, и позволять себе многие другие вольности, а община смотрела на это сквозь пальцы… Все это она рассказывала длинно и подробно, приводя для пущей убедительности имена и полные адреса.

Бародашундори гордилась своей прямолинейностью, поэтому она не стала скрывать от Шучориты, что желает видеть ее в своем доме как можно реже. Каждый раз, когда она испытывала потребность облить кого-нибудь грязью, она неизменно подчеркивала эту свою истинно брахмаистскую добродетель. Поэтому она весьма недвусмысленно дала понять Шучорите, что ей не приходится рассчитывать на гостеприимство в прежнем доме, и Шучорита прекрасно понимала, что если она зачастит к ним, то это будет стоить Порешу-бабу тишины и покоя. Поэтому без особой нужды она туда не ходила. Зная это, Пореш-бабу ежедневно сам навещал Шучориту.

Последние несколько дней, занятый делами и одолеваемый заботами, он не мог вырваться к ней. И каждый день, несмотря на состояние растерянности и смятения, в котором она находилась, Шучорита ждала его. Она была убеждена, что никогда и ни за что не порвется ее духовная связь с Порешем-бабу, без которой ни один из них не мог быть счастлив, и тем не менее сознавала, что за последнее время появились какие-то ниточки, тянувшие ее прочь от него. Это обстоятельство огорчало ее и не давало покоя. А тут еще Хоримохини с каждым днем все больше отравляла ей жизнь. И вот сегодня Шучорита, рискуя навлечь на себя гнев Бародашундори, отправилась в дом к Порешу.

Солнце уже садилось, и от высокого трехэтажного дома, стоявшего с западной стороны, протянулась длинная тень. В тени медленно прогуливался взад и вперед Пореш-бабу, один, в задумчивости низко опустив голову.

— Как ты себя чувствуешь, отец? — спросила Шучорита, подходя к нему и стараясь идти с ним в ногу.

Пореш-бабу вздрогнул, когда его мысли так внезапно прервали, остановился на миг на месте и затем, посмотрев на Шучориту, ответил:

— Спасибо, Радха, хорошо.

Они стали прохаживаться вместе.

— В понедельник Лолита выходит замуж, — заметил Пореш-бабу.

Шучорита собиралась спросить, почему он не позвал ее помочь в приготовлениях к свадьбе или хотя бы посоветоваться, но теперь не решилась этого сделать, чувствуя, что причина до некоторой степени кроется в ней самой — в другое время она не стала бы дожидаться, когда ее позовут.