— Не бойся, — ответил, покраснев, Гора.

— Как знать, как знать! Положение вещей мне что-то не очень нравится. Ты думаешь: проглотишь кусочек — и домой? Не тут-то было! Внутри-то этого кусочка — крючок! На примере своего друга можешь убедиться. Постой, куда же ты? Я еще самого главного не сказал. Говорят, что женитьба Биноя на этой брахмаистке — дело решенное. Но я заранее предупреждаю тебя, что после этого у нас с ним не может быть ничего общего.

— Само собой разумеется.

— Могут быть неприятности, если мать заупрямится. Мы люди семейные, и без того сколько трудностей нужно одолеть, пока отдашь замуж да переженишь детей, а если вдобавок у нас тут «Брахмо Самадж» обоснуется, лучше мне совсем отсюда ноги уносить, да поживее.

— Нет, этого не будет, — заверил Гора.

— Дело с замужеством Шоши более или менее улажено, — продолжал Мохим. — Но свекор будущий ни за что не удовлетворится, если в придачу к невесте не получит еще и хороший куш золота. Он, видно, хорошо знает, что человек относится к скоропортящимся товарам, а золото сохраняется куда дольше. Его главным образом интересует не пилюля, а то, чем ее запивают. Просто стыдно называть его свекром, так он нагло требует денежки! Эта свадьба вскочит мне в хорошую монету — зато я получил неплохой урок, пригодится, когда буду женить сына. Эх, родиться бы мне снова! Вот было бы дело. Тогда бы я устроил свадьбу по всем правилам и отца своего заставил бы быть посредником. Будь уверен, уж тогда бы я извлек все выгоды из того, что родился мужчиной. Разорить дотла отца невесты — вот поступок, достойный мужчины! Да, что бы ты там ни говорил, а меня не особенно прельщает перспектива днем и ночью воспевать победу индуизма. Голос что-то не звучит. Моему Тинкоре сейчас всего четырнадцать месяцев — жене потребовалось много времени, чтобы исправить ошибку, которую она совершила, родив первой дочь. Как бы там ни было, Гора, ты уж в союзе со своими приятелями поддержите как-нибудь индуизм, пока мой сын не подрастет настолько, чтобы жениться, а там — пусть вся страна станет мусульманской, или христианской, или еще какой-нибудь — мне до этого нет дела!

Гора встал.

— Так вот я и говорю, — продолжал Мохим, — незачем приглашать Биноя на свадьбу Шоши. Слишком глупо давать повод к новым неприятностям. Ты уж предупреди как-нибудь мать.

Придя в комнату матери, Гора увидел, что Анондомойи сидит у стола и, надев очки, подводит какие-то счета. Увидев сына, она сняла очки и закрыла тетрадь.

— Садись! — сказала она.

Гора сел.

— Мне нужно кое о чем посоветоваться с тобой, — продолжала Анондомойи после того, как Гора сел. — Ты, конечно, знаешь о предстоящей свадьбе Биноя?

Гора молчал.

— Его дядя очень рассердился. Никто из родных на свадьбу ни приедет. Сомневаюсь, чтобы свадьбу можно было устроить в доме Пореша-бабу, так что все эти заботы свалятся на самого Биноя. Вот я и думаю: не использовать ли нам для этой цели второй этаж дома с северной стороны, нижний этаж занят, а верхний до сих пор без жильцов. Мне кажется, это было бы очень удобно.

— Что ж тут удобного?

— Кто же, кроме меня, присмотрит за всеми приготовлениями? Ведь ему самому все это будет не под силу. А если устроить свадьбу у нас, я очень просто смогу все это сделать.

— Это невозможно, ма, — решительно сказал Гора.

— Почему? Я уже получила согласие хозяина дома.

— Нет, ма, — продолжал Гора. — Не надо устраивать свадьбу здесь. Уверяю тебя, что это лишнее, послушай меня.

— Но почему? Ведь Биной женится не по брахмаистскому обряду.

— Бесполезно спорить на этот счет. Общество такими доводами не убедишь. Биной волен делать все, что ему угодно, но мы согласиться на этот брак не можем. В Калькутте много других домов. В конце концов, у него есть свой дом.

Анондомойи и сама знала, что в Калькутте есть много мест, где можно устроить свадьбу, но она не могла примириться с мыслью, что несчастному Биною, отвергнутому родными и друзьями, придется для этой цели довольствоваться наемным помещением. Поэтому-то ей и пришло в голову воспользоваться пустующей квартирой в их доме. Если бы Анондомойи не предвидела взрыва возмущения со стороны общества, она с большой радостью устроила бы все это у себя.

— Если тебе так неприятна эта мысль, — со вздохом сказала она, — придется, очевидно, снять какой-нибудь другой дом. Но мне это будет очень трудно. Впрочем, что толку говорить, раз это неосуществимо.

— Но, ма, ты вообще не должна присутствовать на этой свадьбе, — возразил Гора.

— Что ты говоришь, Гора?! — воскликнула Анондомойи. — Если я не пойду на свадьбу нашего Биноя, то кто же пойдет, хотела бы я знать?

— Нет, это невозможно, ма, — настаивал Гора.

— Ты можешь расходиться с Биноем во взглядах, Гора, но разве это причина, чтобы вы стали врагами?

— Ты несправедлива, ма! — горячо воскликнул он. — Мне очень тяжело оттого, что я не смогу разделить радость Биноя на его свадьбе. Кому, как не тебе, знать, как искренне я люблю его. Но ведь вопрос тут совсем в другом — вражда и дружба не имеют к этому никакого отношения. Биной принял решение, отлично сознавая, каковы будут последствия. Не мы отвернулись от него, он сам отверг нас, и он великолепно отдавал себе отчет в том, что его ждет.

— Да, Гора. Биной знал, что ты не захочешь принимать никакого участия в его свадьбе. Все это так. Но знал он также и то, что я никогда не отступлюсь от него в такую важную для него минуту. Я могу с уверенностью сказать: если бы Биной знал, что я не дам благословения его невесте, он скорее бы умер, чем согласился на этот брак. Разве я не знаю своего Биноя? — закончила Анондомойи, смахнув слезу.

Тяжесть на сердце, которую уже давно испытывал Гора при мысли о Биное, увеличивалась с каждой минутой. Но он все же возразил:

— Но ведь ты же член общины, ма. У тебя есть обязательства по отношению к ней. Разве можно забывать об этом?

— Как будто ты не знаешь, Гора, что я уже давно не имею ничего общего с общиной! — воскликнула Анондомойи. — Потому-то меня и ненавидят там, потому-то и я предпочитаю держаться в стороне.

— Эти твои слова, ма, огорчают меня больше, чем что бы то ни было.

Анондомойи словно обняла Гору нежным взглядом своих наполненных слезами глаз.

— Милый мой мальчик, — сказала она. — Господь свидетель, что, как мне ни жаль, я не могу избавить тебя от этого огорчения.

— Тогда мне остается одно, — сказал Гора, вставая, — я пойду к Биною и скажу ему, чтобы он постарался устроить свою свадьбу так, чтобы это не испортило еще больше твоих отношений с общиной. Иначе это будет очень нехорошо и эгоистично с его стороны.

— Ладно, — улыбнулась Анондомойи, — делай как знаешь. Поди и скажи ему, а я посмотрю, что из этого выйдет.

После того как Гора ушел, Анондомойи долго сидела в раздумье, затем медленно поднялась и пошла в комнаты мужа.

Был одиннадцатый день лунного месяца[54] — день воздержания и поста. В комнатах Кришнодояла не было никаких признаков приготовления пищи. Сам он сидел на полу на шкуре антилопы и читал новый бенгальский перевод религиозной книги индуистов.

При появлении жены он очень встревожился, но она остановилась на почтительном расстоянии от него и, усевшись на пороге комнаты, сказала:

— Послушай, мне кажется, что мы совершаем большой грех.

Кришнодоял уже давно отстранился от всех мирских дел — и хороших и греховных, они нимало не трогали его, поэтому он равнодушно спросил:

— Какой именно?

— Оставлять Гору в неведении больше нельзя ни одного дня. Ведь в конце концов положение все более и более запутывается.

Когда Гора заговорил о необходимости покаяния и очищения, эта же мысль возникла и у Кришнодояла, но затем, увлеченный детальным изучением системы йога, он уже не нашел времени как следует подумать об этом.

— Переговоры о свадьбе Шошимукхи подходят к концу, — продолжала Анондомойи. — Она, вероятно, состоится где-то в феврале. До сих пор, если у нас в доме происходили религиозные церемонии, мне всегда удавалось под каким-нибудь предлогом удалиться из дому, взяв с собой Гору. Но ведь особенно важных церемоний у нас еще никогда не бывало. Я просто не знаю, как быть со свадьбой Шоши? С каждым днем наш грех усугубляется. Вечером и утром молю я у бога прощения; прошу его наказать меня по заслугам. Но меня неотступно тревожит мысль, что скрывать дольше мы не сможем и что для Горы это будет страшным потрясением и несчастьем. Прошу тебя, разреши мне рассказать ему все, без утайки, а там пусть меня постигнет кара, уготованная мне судьбой.