Изменить стиль страницы
25
И словно тот, кто трудится с расчетом,
Как бы все время глядя пред собой,
Так он, подняв меня единым взметом
28
На камень, намечал уже другой
И говорил: «Теперь вот тот потрогай,
Таков ли он, чтоб твердо стать ногой».
31
В плаще[321] бы не пройти такой дорогой;
Едва и мы, с утеса на утес,
Ползли наверх, он — легкий, я — с подмогой.
34
И если бы не то, что наш откос
Был ниже прежнего, — как мой вожатый,
Не знаю, я бы вряд ли перенес.
37
Но так как область Злых Щелей покатый
К срединному жерлу дает наклон,
То стены, меж которых рвы зажаты,
40
По высоте не равны с двух сторон.
Мы наконец взошли на верх обвала,
Где самый крайний камень прислонен.
43
Мне так дыханья в легких не хватало,
Что дальше я не в силах был идти;
Едва взойдя, я тут же сел устало.
46
«Теперь ты леность должен отмести, —
Сказал учитель. — Лежа под периной
Да сидя в мягком, славы не найти.
49
Кто без нее готов быть взят кончиной,
Такой же в мире оставляет след,
Как в ветре дым и пена над пучиной.
52
Встань! Победи томленье, нет побед,
Запретных духу, если он не вянет,
Как эта плоть, которой он одет!
55
Еще длиннее лестница предстанет;[322]
Уйти от них — не в этом твой удел;[323]
И если слышишь, пусть душа воспрянет».
58
Тогда я встал; я показать хотел,
Что я дышу свободней, чем на деле,
И молвил так: «Идем, я бодр и смел!»
61
Мы гребнем взяли путь; еще тяжеле,
Обрывистый, крутой, в обломках скал,
Он был, чем тот, каким мы шли доселе.
64
Чтоб скрыть усталость, я не умолкал;
Вдруг голос из расселины раздался,
Который даже не как речь звучал.
67
Слов я понять не мог, хотя взобрался
На горб моста, изогнутого там;
Но говоривший как бы удалялся.
70
Я наклонился, но живым глазам
Достигнуть дна мешала тьма густая;
И я: «Учитель, сделай так, чтоб нам
73
Сойти на вал, и станем возле края;
Я слушаю, но смысла не пойму,
И ничего не вижу, взор склоняя».
76
И он: «Мой отклик слову твоему —
Свершить; когда желанье справедливо,
То надо молча следовать ему».
79
Мы с моста вниз сошли неторопливо,
Где он с восьмым смыкается кольцом,
И тут весь ров открылся мне с обрыва.
82
И я внутри увидел страшный ком
Змей, и так много разных было видно,
Что стынет кровь, чуть вспомяну о нем.
85
Ливийской степи было бы завидно:
Пусть кенхр, и амфисбена, и фарей
Плодятся в ней, и якул, и ехидна, —
88
Там нет ни стольких гадов, ни лютей,[324]
Хотя бы все владенья эфиопа
И берег Чермных вод прибавить к ней.
91
Средь этого чудовищного скопа
Нагой народ,[325] мечась, ни уголка
Не ждал, чтоб скрыться, ни гелиотропа[326].
94
Скрутив им руки за спиной, бока
Хвостом и головой пронзали змеи,
Чтоб спереди связать концы клубка.
97
Вдруг к одному, — он был нам всех виднее, —
Метнулся змей и впился, как копье,
В то место, где сращенье плеч и шеи.
Божественная комедия Dante005324.jpg
100
Быстрей, чем I начертишь или О,
Он[327] вспыхнул, и сгорел, и в пепел свился,
И тело, рухнув, утерял свое.
вернуться

321

В плаще — то есть в свинцовой мантии лицемера (А., XXIII, 66).

вернуться

322

Еще длиннее лестница предстанет — Поэтам предстоит восхождение от центра земли до вершины горы Чистилища.

вернуться

323

Уйти от них — не в этом твой удел — Смысл: «Уйти от грешников — еще недостаточно. Надо самому достигнуть внутреннего совершенства».

вернуться

324

Ливийской степи… — Данте называет пять родов необычайных змей, из числа тех, которые, по рассказу Лукана («Фарсалия», IX, 700–726), будто бы водятся в Ливийской пустыне.

вернуться

325

Нагой народ — воры.

вернуться

326

Гелиотроп — темно-зеленая яшма с красными брызгами, которой приписывались разные чудесные свойства, в том числе — предохранять от яда и делать человека невидимым. Этот камень мог бы оказаться спасительным для воров, мучимых змеями в Аду.

вернуться

327

Он… — грешник.