Мертвый.

   Крови много. Мама говорила, что в человеке целый кувшин крови наберется, но тут - больше.

   И папа меч выронил. Он никогда не ронял оружие.

   Присев на корточки - люди окружили - Дар меч взял, вытер рукоять, чтобы не скользила. Поднялся.

   - А ты говоришь, детей убивать нельзя, - с удовлетворением сказал человек. - Всех вырезать!

   На губах его появилась пена.

   - За что? - Дар со стороны слышал собственный голос.

   - За свободу!

   Странно. Разве мама мешала кому-то быть свободным?

   С другой стороны, он понял, что нужно делать с людьми.

   Дар вышел из дворца, волоча меч за собой. Острие царапало камни, и мерзкий звук отпугивал огненных кошек, которых и вправду было много. Они носились по крышам, скрывались в окна и рычали, если Дар подходил близко.

   Иногда встречались люди.

   Людей Дар убивал. Это оказалось проще, чем он думал: люди были странными.

   Ночь их изменила.

   На площади Дару преградил путь человек в черном доспехе.

   - Ты кто? - спросил он.

   - Дар Биссот.

   - Еще кто-то из твоих выжил?

   - Нет.

   - Брось меч.

   - Нет.

   От пинка Дар не сумел увернуться. И отлетев, ударился в колонну, но меч не выпустил.

   - Брось, - повторил рыцарь, наклоняясь. Глаза у него были рыжими, как у брата в последние дни.

   - Нет.

   Дар вцепился в рукоять изо всех сил. И держал, сколько получалось. Огненные кошки сбежались посмотреть. Они расселись по крышам, заняли окна, а некоторые, самые смелые, спустились на землю. Но ни одна не рискнула помешать черному человеку.

   Очнулся Дар в куче сена, от боли. Никогда раньше ему не было настолько больно, и Дар стиснул зубы, чтобы не заплакать. Пальцы не шевелились. В груди что-то хрустело. Но двигаться он мог. И полз, пытаясь выбраться на волю.

   - Ох ты, горе луковое, - его вытащили из соломенной кучи, и Дар все-таки заскулил.

   Ночи больше не было. День.

   Свет яркий до того, что смотреть невозможно.

   Воздух, который изнутри разъедает, а дышать приходится, ртом, потому как нос забит.

   - Не шевелись, хуже будет.

   Перевернули на бок, укрыли чем-то теплым, лохматым, пахнущим мокрой шерстью и дымом.

   - Не смотри...

   Дар смотрел. Наперекор. И потому, что должен был видеть. Край одеяла из овчины. Солому. Тюки, наваленные безо всякого порядка. Крестовину меча. Солдат, идущих рядом с повозкой. Дорогу. Кресты... много крестов. Людей на них.

   Люди еще жили. Кричали. Плакали. Стонали. Говорили что-то, и Дар радовался, что умрут они не скоро. Но когда умрут, то будут, наконец, свободны.

   Они ведь именно этого хотели...

   Крестов хватило на три дня пути. На четвертый Дар сдался и начал есть.

   Красная ночь возвращалась во снах до самой смерти Арвина Дохерти. В последний год его жизни Сержант каждый день ждал выброса. Ошибся.

   И вот теперь снова.

   Грохот нарастал и, верно, был слышен и обычным людям. Сержант отстраненно думал, что не успеет сделать все.

   Вернуться в Замок.

   Найти Меррон.

   Забрать Снежинку.

   Пробиваться лучше в порт. Там - лодка и до острова... в городе нет никого, кто хотя бы частично поглотит удар. Люди обезумеют. Сколько нужно времени, чтобы они перебили друг друга? Или хотя бы ослабели достаточно, чтобы выбраться за пределы... города? А за чертой? Как далеко накроет откат?

   Волна набирала силу и... гасла, не достигнув порога. Набирала и...

   - Гарнизон к оружию! - Сержант толкнул оцепеневшего дозорного. - Всех подымай!

   Гасла... гасла...

   Рвалась.

   Не вырвалась. Умерла нерожденной, и в наступившей тишине Сержант слышал, как в едином ритме стучат сердца людей, которых вдруг стало много. Они слышали зов красной волны. И были готовы откликнуться...

   ...как и горожане.

   Высыпали на улицы. Напуганы. Растеряны. Не знают, что чудом живы остались. И лезут под копыта.

   - С дороги!

   Хорошо, к эпицентру не сунутся. Не по знанию, но подчиняясь инстинктам. Иногда даже хорошо, что люди - это животные.

   Распахнутые ворота. Чернота храма. Яркая мурана, потянувшаяся было - чует кровь - но отпрянувшая. Не признала все-таки.

   Изольда в полудреме.

   Кровь на полу... немного.

   И храм стоит, значит, получилось. Город пощадили. Изольда жива.

   Дохерти вернется.

   Осталось малость - дожить до возвращения.

   Разум рассчитывал варианты. Немного. Пробиваться к границе или хотя бы на Север. Сколько пойдет за Сержантом? Сотни две, вряд ли больше. И долго эти сотни не продержатся.

   Корабль?

   Море зимой неспокойно. Да и Сержант ничего не смыслит в корабельных делах. Значит, придется довериться. Нельзя доверять.

   Остается Замок. Осада. И надежда, что Дохерти соизволит не задерживаться в нулевой зоне.

   Вернуться получилось, как и добраться до Башни.

   Выставить охрану.

   Опоздать к Меррон.

   Сиг, которому поручено было найти и взять под охрану, лишь руками развел и пробормотал, оправдываясь:

   - Какого ляду ты сразу охрану не приставил?

   Сержант и сам себя спрашивал. Ответа не было, кроме собственного тупого упрямства и желания сделать все наперекор. Ему ведь рекомендовали. Предупреждали. Настаивали.

   И померещилось, что принуждают.

   - И это... там к тебе... - Сиг отворачивается.

   А ведь Меррон ему не по вкусу пришлась. Высказался, что Сержант к одной кобыле вторую нашел.

   Леди Элизабет сидела за столом, на том самом месте, которое облюбовала ее племянница. Та забиралась на стул с ногами, и узкие длинные ступни выглядывали из-под полы. В задумчивости Меррон шевелила пальцами и почесывала пером пятку. А потом совершенно искренне удивлялась, откуда на чулке чернила. Она тяжело привыкала к смене места. Беспокоилась. Вздрагивала от малейшего шороха, сама того не замечая. Стеснялась трогать его вещи.

   И бесстыдно спала нагишом.

   - Я... - леди Элизабет сглотнула. - Прошу прощения, что... без приглашения, но...

   Она не представляла, как сказать то, что должна была. И Сержант помог.

   - Вас прислали сообщить мне, что Меррон вернут, если я проявлю благоразумие.

   - Д-да.

   Надо было слушать, что говорили. И самому думать. Спрятать. Запереть.

   Казалось, успеется. Есть время в запасе.

   И нет мотива.

   Доверенное лицо - слишком незначительная фигура, чтобы руки марать.

   Кто знал, что счет пойдет на минуты?

   Кто-то знал. И охрану вырезал бы. Но это - не оправдание.

   - Если вы не согласитесь, - по тону леди Элизабет стало очевидно, что она именно так и думает: Сержант не согласится, - то Меррон убьют. Вам просили передать...

   Сверток на столе, на который леди опасается смотреть: ее уже ознакомили с содержимым. Сержант медлил разворачивать тряпицу, пропитавшуюся кровью, побуревшую, заскорузлую.

   Они не причинят вреда Меррон.

   Ценный товар.

   Пока уверены, что ценный - не причинят...

   В холстине - палец и прядь волос. Палец мужской, слишком толстый, короткий и с желтым ногтем. Да и резали после смерти. А вот волосы - Меррон. Ею пахнут.

   - Это не ее палец, - Сержант взял прядку, перевязанную красной нитью. - Она цела и будет цела.

   Некоторое время. Потом убьют, даже если он исполнит то, что просят - а Сержант сомневался, что сумеет исполнить. Кому нужны свидетели? Вопрос лишь в том, насколько мучительна будет эта смерть. Возможно, Меррон повезло, что она некрасива.

   - Кто вам это принес?

   - Леди Мэй.

   Мелькнула надежда, что шанс все-таки есть. Обменять Меррон на тех любителей литературы, которые ждут возвращения лорда-дознавателя.

   Среди них, кажется, две дочери леди Мэй.

   А вот сын ушел. Жаль. С сыном надежней было бы.

   - И чего она хочет?