— Я тебе это запомню, Зашитый, — бормотал Петруха, потирая болевший нос. — Не посмотрю, что ты здесь в больших ходишь, на машине гоняешь. Шило тебе в задницу вставлю. Придёт черёд.

Он высморкался из ноздри, зажав пальцем другую, и, подняв свой агрегат, стал заводить его.

А Зашитый ехал и думал: «Паскуда длинная. Дурак бесплатный… Кайф сорвал». Сегодня у него было хорошее настроение — Стысь выдал причитающийся гонорар за сведения, добытые Фотографом, — а этот с угла перебитый его испортил.

Он заглушил мотор у парадного подъезда. Земля перед ступенями, как и дорожка, была посыпана мелкой серой крошкой, ровной, как зёрна. Он вбежал в низкие ступеньки и толкнул массивную стеклянную дверь. Оказавшись в вестибюле перед лестницей, уводящей наверх, было подумал, что в доме изменили традициям, но тут от стены отделилась незамеченная им вначале фигура и направилась к нему. Это был Джек, так переделали на английский манер имя Джабраил, которое носил охранник Пола, находившейся на услужении у хозяина и привезённый им из Швейцарии. Этот швейцарец кавказского происхождения довольно сносно говорил по-русски и пользовался исключительным доверием Пола Зага. Как только Пол отстроил этот дом, он первым делом перевёл сюда Джека, своего сторожевого пса, в качестве, как понял Зашитый, управляющего — соглядатая за всем, что здесь происходит. Джек всегда появлялся бесшумно, высокий, с тонкой талией, в обтягивающей тело спортивной одежде.

Скрестив руки на груди, Джабраил предстал перед Зашитым.

Был он одинакового роста с подручным Стыся, но несколько моложе. Серые с грустинкой глаза внимательно ошарили вошедшего. Опытным глазом уголовника со стажем Зашитый заприметил у него за поясом ловко замаскированный кинжал с узким и тонким, как шило, лезвием.

— Я к шефу, — сказал Зашитый, снимая свою кожаную «камилавку».

— Знаю, — ответил Джек и вытянул длинную руку ладонью кверху.

Зашитый вытащил из нагрудного кармана куртки пистолет и протянул рукоятью вперёд.

— Ещё что есть? — спросил Джек.

— Ничего. — Зашитый поднял руки, предлагая себя к обыску. Джек хитёр, думает, что его стилет не заметен. Но и Зашитый не дурак. Он тоже не расстается с ножом — оружием вора, но он у него лучше замаскирован, не сразу отыщешь.

Но Джек не стал его обыскивать. Сказал:

— Ступай за мной! — И свернул в боковой коридор.

Они прошли анфиладу комнат, расположенных в левом крыле здания, завернули и вышли на застеклённую веранду с большими высокими окнами, закрытыми жалюзями.

— Жди тут, — сказал Джек и удалился.

Зашитый осмотрелся: здесь он был впервые. Веранда была большая, длинная, пол был устлан красивым пластиком, матово поблескивающим под лучами солнца, пробивающимися сквозь щели жалюзей. Стену, примыкающую к дому, занимал с выгнутой спинкой диван с подушками, посередине стоял овальный стол в окружении стульев, видно очень мягкими, потому что сиденья и спинки выпукло выпирали, словно выдавливались из деревянного лакированного обрамления. В углах на полу стояли с античным рисунком вазы с сухими цветами, пальмовыми ветками, облагораживающими это помещение. В углу был небольшой бар, заставленный множеством разных конфигураций бутылок, бокалов и подносов, невдалеке возвышался высокий холодильник, облицованный красным деревом. Был ещё маленький диванчик, журнальный столик и два кресла. На журнальном столике стояла массивная хрустальная пепельница в виде морской звезды, лежала начатая пачка сигарет «Мальборо», настольная зажигалка, два или три порнографических журнала.

Зашитый начал размышлять, куда бы ему пристроиться, как открылась дверь, в которую вышел Джек, и на веранду неповоротливо вкатился, другого слова нельзя было подобрать, круглый Стысь. Лицо его было розовым, был он в длинном чёрном со звёздами, как у мага, халате и тапочках, по всему видно, что только из душа. Не здороваясь, указал Зашитому на одно из кресел возле столика, в другое сел сам. Полы халата распахнулись, являя взору Зашитого волосатые жирные ноги. Заметив, что гость уставился на его конечности, так неожиданно вылезшие из халата, Стысь запахнул его и удобнее устроился в кресле.

— Кури, — сказал он вместо приветствия и протянул Зашитому пачку «Мальборо».

Васька не отказался, взял из пачки сигарету, достал из кармана зажигалку и прикурил. Затянулся и Стысь, внимательно оглядывая своего подручного, расположившегося в кресле напротив.

— Рассказывай, какие новости, — отрывисто бросил Стысь, постукивая пальцем по сигарете, стряхивая пепел. На толстом, волосатом безымянном пальце блестел массивный золотой перстень.

Зашитый выдохнул дым, тоже потянулся к пепельнице, уронил пепел на ковер, и неторопливо начал:

— Следим за художником. Зовут его Николай Воронин, он одинок, жена умерла лет пять назад, с тех пор постоянно живёт в Дурове. Всё свободное от огорода время проводит на природе — пишет натюрморты и продает их в Москве. На эти деньги и существует. С Ахметкой встречался, знал его давно, но дружбы не поддерживал. — Зашитый сказал это монотонно, словно заученный урок. И под конец добавил: — Вместе с Фотографом обыскали весь дом, но иконы не нашли.

— Хорошо искали? — спросил Стысь, исподлобья глядя на Зашитого.

— Обижаешь, шеф, — с ухмылкой ответил Васька. — Всё осмотрели, всё перерыли. Нет у него иконы. Могу побожиться. Может, она у него и была, но сейчас в наличии нет.

— А с Ахметкиной дочерью разобрались?

— Разобрались. Обух неделю пас её, всё выверил. Нет деревяшки у неё. Не отдавал ей Ахметка икону.

— Что ж она сквозь землю провалилась?

— Ищем.

— И у этой тётки с хутора тоже проверили?

— У неё тоже нету. Я об этом ещё раньше говорил.

— Мне думается она у художника, — покусал губы Стысь. — Не могла она исчезнуть.

Зашитому он только недавно сказал, что патрону не столько икона нужна, сколько то, что находится в ней. Чтобы не разжигать аппетит уголовника, Алик сообщил, что в тайнике находится ценный пергамент, очень важный для научного мира. Зашитый тогда усмехнулся, скривив губы, но ничего не сказал.

— Я просил проверить, — продолжал Стысь, — зачем художник вызвал своего приятеля из Москвы. Узнали что-нибудь?

— За этим приятелем мы с самого начала следили. Как сели ему на хвост, так и не отпускали.

— А зачем стреляли? Вам же сказано было — делайте всё тихо.

— Так он стал уходить, а уже темно. Ну, я в баллон и саданул… — Зашитый сделал виноватое лицо.

— Это вечером. А днём на дороге?

«И про это разболтали, сучары, — подумал Зашитый. — Уши оборву доносчику».

— Так вышло, — скрыл недобрый взгляд Зашитый, опустив глаза.

— Так вышло, — передразнил Стысь. — Твоя самодеятельность до добра не доведёт. Ты брось свои уголовные замашки. Ты на службе, понял? И выполняй всё в точности, что тебе приказывают. Без самодеятельности. Второй раз уже прокалываешься. Ахметку придушил, теперь с этим приятелем художника. А результатов нет, хотя гонорар исправно получаешь… Своими непродуманными действиями могли спугнуть художника. — Стысь передохнул от длинной речи. — Сюда скоро на неделю-две патрон приедет. Дня через два Ольга прикатит, дед приехал — следит за каждым моим шагом. А что я Полу скажу? Он же с меня три шкуры сдерёт, пинкертоны несчастные!

Зашитый ничего не ответил, с силой вдавливая докуренную сигарету в хрусталь пепельницы.

— А что ваш Фотограф! На кой шут мы его к Воронину приставили? Ни одной зацепки… Хотя премию ты получил за него…

— Это твоя самодеятельность и патрона, шеф, — раскинул руки Зашитый. — Я тебе предлагал способ быстро всё узнать, но ты отказался. А согласно вашему протоколу вы будете искать эту икону лет двести. — Зашитый аж зарделся, произнося эту тираду.

— Я тебя спрашивал, зачем приятель к Воронину пожаловал. Ты мне не ответил.

— Нет прямого ответа на твой вопрос, шеф. Но, думается, неспроста. Он же приехал по телеграмме Воронина, а это о чём-то говорит. Телеграмму зря давать не будут.