— А если у бабушки другая фамилия?

Этот довод Ермила заставил Сашу задуматься. Он почесал кончик носа и сдался:

— Ладно, пойдём в милицию.

Девочка была готова к выходу на улицу. Оделся и Ермил. Подбежал Казанкин.

— Ну, пока, Муана Лоа, — потрепал он девочку по плечу. — Не забывай нас.

Саша закрыл дверь штамповки, ключи отдал вахтёрше и шагнул к ждавшим его Вере и Ермилу.

— Пошли, — сказал он, открыл высокую дверь и пропустил их вперёд.

Дождь продолжал моросить. Это был даже не дождь, а нечто напоминающее туман, и он не падал сверху, а как бы обволакивал со всех сторон деревья и здания.

Они спустились со ступенек, и пошли вниз, к воротам. Булькала вода, струясь из водосточных труб. Крохотные ручейки растекались по булыжной мостовой, соединялись с другими, окрепнув, тихо устремлялись к реке. Два или три фонаря светили тускло, и казались в темноте бледными пятнами.

У арки Южных ворот Ермил остановился, взял Веру под мышку и перенес через большую лужу.

Милиция располагалась недалеко от монастырской стены на втором этаже старого здания.

Шли молча. Саше надоело молчание, и он спросил Ермила:

— Ермил, а что ты такой всегда неразговорчивый?

— Не люблю много говорить.

— И всегда был такой?

— Всегда.

— И в детстве такой был?

— Не знаю. Не помню. Наверно, не такой.

— А что сейчас такой?

— Не знаю….

Они замолчали. Шаги звучно отдавались в пустой улице. Саша тоже был от природы немногословный, а сейчас ему хотелось поговорить. Пустынная улица и тёмные дома располагали к разговору. Полночь давно миновала, люди видели не первые сны, а ему спать не хотелось и домой идти не хотелось, а раз выдался такой интересный случай, хотелось просто, как говорят, покалякать, отвести душу в беседе. Настроение было такое, когда надо было услышать человеческий голос и почувствовать, что ты не один в ночной темноте. И раз Ермил не склонен был к разговору, Саша спросил девочку:

— Вера, а как ты попала в сарайчик?

Она ответила не сразу. Она шла рядом с Ермилом, доверчиво притираясь боком к его чёрному шуршащему плащу, и крепко держалась за руку. Иногда она вскидывала голову и подпрыгивала. В этом дожде-тумане они казались Саше двумя смутными тенями, похожими на добрых сказочных персонажей, идущих в ночи, чтобы принести кому-то что-то хорошее.

— Я погулять пошла, — наконец призналась она. — А Марина с Олей позвали меня в кино. Я пошла с ними. А когда пришли в кино, у меня не было билета. Они ушли, а я осталась. Посмотрела, как лошадка ехала и… заблудилась. Шла большая корова, с большими рогами и мычала му-му-у. Я испугалась и спряталась за сарай, а потом начался дождь, и я боялась уходить.

— А сидеть за сараем не боялась?

— Боялась…

— Теперь тебе нечего будет бояться, — сказал Ермил. — Скоро будешь у бабушки.

Её маленькая ладошка свободно умещалась в широкой руке Ермила. Ладошка покойно лежала, и Ермил чувствовал её тепло. Иногда она готова была выскользнуть и выскальзывала, но потом опять находила место в уютном гнездышке.

Около входа в милицию тускло горел фонарь. Налетел порыв ветра и погнал по тротуару скрученные мокрые чёрные листья.

Они поднялись по ступенькам на высокое крыльцо, похожее на капитанский мостик. Саша нажал ручку, и дверь, тихо скрипнув, открылась.

— Мы куда пришли? — тихонько спросила Вера.

— В милицию, — ответил Саша.

— А зачем?

— Узнать, где живёт твоя бабушка. Ты хочешь к бабушке?

— Хочу.

— Сейчас узнаем, куда тебя отвести.

Дежурный старший лейтенант, белобрысый, среднего роста с тонким прямым носом, узнав, в чём дело, с минуту подумал:

— Из Комякина она. Знаю.

Он обратился к девочке:

— Твою маму Ольгой зовут?

— Да, мама Оля.

— Точно. Есть такая. — Милиционер поддел пальцем козырёк фуражки, открывая лоб. На нём стал виден красный рубец от головного убора. — Есть такая, — повторил он. — Живёт у своей матери, её бабушки, — он кивнул на девочку. — Старуху зовут Евдокия Никитишна. Я знаю. Сколько раз разбирались с этой Ольгой…

Милиционер задумался, подошёл к карте-схеме, висевшей на стене, ткнул пальцем в бумагу.

— Дом на углу, недалеко от колодца.

Вернувшись к столу, сдвинул телефонный аппарат в сторону.

— Вы подождите тут. Через пять-десять минут должен Круглов подъехать. Мы отвезём вас. Пешком далеко идти. Как она сюда забрела? — старший лейтенант недоумённо посмотрел на девочку, потом сделал знак Ермилу, как старшему в пришедшей компании, чтобы он вышел в коридор.

Когда они вышли, милиционер затворил за собой дверь.

— Мать у этой девочки… как бы это сказать, — он выпятил губу. — Одним словом, пьёт, свихнутая, пропадает неделями неизвестно где, девочка живёт с бабкой… А та разве усмотрит…

— Бабка старая? — спросил Ермил.

— Очень старая. Под восемьдесят. Немощная старуха.

Луч фар скользнул по окну и на улице затарахтел мотор.

— Вот и мотоцикл, — сказал старший лейтенант. — Я сейчас Круглову скажу…

Мотоцикл был с коляской. Ермил сел сзади сержанта, Саша — в коляску, посадив на колени Веру, и скоро все благополучно добрались до деревни. Она утопала в темноте. Мотоцикл остановился у чёрного пятна дома. Ночью трудно было разобраться, что он из себя представляет, но Саше показалось, что был он небольшим, в три окошка, в одном горел неяркий свет. Высокие кусты скрывали террасу.

— Вот этот дом, — сказал сержант.

— Давай показывай, где тут у вас калитка? — сказал Саша Вере.

— Вас сопроводить или сами справитесь? — спросил сержант.

— Сами, — ответил Ермил. — Что уж тут. Спасибо.

— Не за что. Я поеду. Делов много.

— Езжай! Обратно сами дойдём.

Сержант развернулся, и скоро урчание двигателя затихло.

Почти наощупь, продираясь сквозь мокрый кустарник, который обрызгивал лицо холодными каплями, подошли к крыльцу.

Саша сильно постучал. На террасе зажёгся свет. Было слышно, как открылась дверь и женский голос спросил:

— Кто там?

— Здесь Евдокия Никитишна живёт? — спросил Лыткарин.

— Здесь. Что вам надо?

— Мы внучку её привезли.

— Баба Дуся, баба Дуся, Верочку привезли! — громко закричала женщина и бросилась в дом.

Из открытой двери послышалось кашлянье и глухой старческий голос. Слышно было, как старуха спрашивала: «Что с ней? Что с ней?» Женщина вновь появилась и открыла дверь на крыльцо. Вера вбежала первой, за ней вошли Ермил и Саша.

— Ой, Верочка, где ж ты пропадала? — женщина прижала девочку к себе. — Бабушка так беспокоилась, так… все глаза проглядела. Проходите, проходите! — пригласила она Сашу с Ермилом в дом, видя, что они замешкались у порога. — Спасибо вам, добрые люди…

Верочка бросилась обнимать старуху. Евдокия Никитишна была в шерстяной кофте, простоволосая. Седые волосы собраны на затылке и скручены в небольшой узел, прихваченной гребенкой.

— Вы присядьте, — пригласила она гостей, кивнув на стулья. Потом обняла девочку и заплакала: — Где же ты пропадала, внученька? Уже ночь поздняя… Я так расстроилась, что тебя нет. Не знала, что и думать. Старая я, ноги совсем не ходят, чтобы искать тебя, бегать… Спасибо вот тетке Юле, хоть она не оставила меня…

— А мы хотели утром в милицию заявить, если Вера не найдётся, — говорила Юля Ермилу. — Правда, у тети Дуси была надежда, что Вера ушла к Нюре, двоюродной сестре отца. Надеялась… Где вы её, горемычную, нашли?

Ермил кивнул Саше и тот рассказал, как и где нашли девочку.

— Бедная, — вздохнула тетка Юля.

— Спасибо вам, ребята, — сказала старуха. — Не знаю, чем вас и отблагодарить.

— Вот ещё, — сказал Саша. — Какая благодарность! Обычное дело…

— У меня яблоки есть. Хорошие, антоновские. В чулане. Принесу.

— Не беспокойся, мать, — хотел её удержать Ермил, но она юркнула в чулан и принесла корзину спелых яблок. Совала в руки: — Берите, кушайте! Не знаю, как вам благодарна.