Приближалось Рождество 1911 года.
Глава третья
КВАРТИРА НА ЧЕТВЕРТОМ ЭТАЖЕ
По случаю праздника знакомое семейство давало бал для избранных офицеров из гарнизона Эксетера. Первым Агату пригласил прежде неизвестный ей младший лейтенант, блондин выше ее ростом, с дерзким и самоуверенным выражением красивого лица. Он был неотразим для девушек: превосходно танцевал, гонял на мотоцикле и собирался вступить в только что формирующиеся Королевские воздушные силы! Агата ахнула — аэропланы! но он рассеял ее иллюзии: просто в авиации гораздо быстрее сделать карьеру. Они протанцевали вместе все обещанные ему танцы и несколько обещанных другим: конечно, так не полагалось, но он отмахнулся от приличий, а она, как обычно, уступила.
Через несколько дней она увидела его в гостиной Эшфилда, запинающегося и краснеющего под взорами раздраженной неожиданным визитом миссис Миллер. Потом они посетили два праздничных концерта в Торки и Эксетере. Потом танцевали на новогоднем балу у соседей. Романтичная девица и трезво-практичный молодой человек. Они на всё смотрели по-разному, держались противоположных мнений по всем вопросам, казались друг другу непредсказуемыми и непонятными, у них не было ни одной обшей мысли или чувства, но… Исчезло «все же»: не требовалось преодолевать какие-то барьеры, убеждать себя в его достоинствах. Она чувствовала себя с ним легко, его неловкий напор вызывал в ее сердце радостный отклик, ей было просто пустить его в свою жизнь. Так Арчибальд Кристи сумел в одну неделю стать ее судьбой.
Их кружил общий вихрь. Он сделал предложение с ходу, без раздумий, в те же новогодние праздники.
«Вагнеровский концерт состоялся спустя два дня после новогоднего бала. После концерта мы вернулись в Эшфилд. Когда, как обычно, мы пошли в классную комнату, чтобы поиграть на рояле, Арчи заговорил со мной с видом отчаяния. Он сказал, что через два дня уезжает в Солсбери, чтобы приступить к летным тренировкам. Потом свирепо заявил:
— Вы должны выйти за меня замуж. Вы должны.
Он сказал, что с первых же мгновений нашего танца понял, что я стану его женой.
— Я чуть с ума не сошел, пока узнал ваш адрес. Это было безумно трудно. Для меня никто никогда не будет существовать, кроме вас. Вы должны стать моей женой.
Я ответила, что это совершенно невозможно, потому что я уже помолвлена с другим человеком. Он яростным жестом отмел всякие возражения.
— При чем здесь это? — возразил Арчи. — Надо разорвать эту помолвку, и все.
— Но я не могу поступить так. Это невозможно!
— Абсолютно возможно. Я еще ни с кем не был помолвлен, но если был бы, тут же, не задумываясь, разорвал бы помолвку.
— Но я не могу так поступить с ним.
— Ерунда. Вы должны так поступить.
— Вы сумасшедший. Вы даже не понимаете, что говорите.
Он и вправду не понимал».
Очень вероятно, что этот отточенно-литературный диалог передает не подлинные реплики, а их подразумевавшийся смысл. Неловкое, с постоянными запинками объяснение Селии и Дермота из «Неоконченного портрета» кажется более близким к реальности:
«— Я должен вас видеть. Я хочу вас видеть всегда — постоянно. Выходите за меня замуж.
— Мне жаль… очень жаль… но я не могу… нет, не могу.
— А мне все равно необходимо вас видеть… Я, наверное, слишком поспешил с предложением… Я не мог ждать.
— Видите ли, я обручена с другим…
— Неважно. Откажитесь от него. Вы ведь любите меня?
— Я… люблю, по-моему.
Заикаясь, Дермот произнес:
— Я… я… это прекрасно… мы сразу поженимся… я не могу ждать…
В первый раз Селия глядела ему в глаза, и взгляд его больше не выскальзывал и не убегал в сторону.
Глаза такие голубые…
Робко… нерешительно… они поцеловались».
Однако следует всегда помнить, что любой англичанин воспитан в традициях абсолютной закрытости: для него немыслимо впустить кого бы то ни было в свой внутренний мир, поведать хоть какие-то интимные подробности даже задушевной подруге, даже психотерапевту. Тем более это относится к писателям, которые никогда не могут забыть о существовании читателей, даже если ведут дневник. Что бы ни писала Агата Кристи в романах или автобиографии, это ни в коей мере не исповедь.
Но не так уж важно, что и как происходило в те первые дни 1912 года. Главное произошло: предложение было сделано — и тотчас, как уже случалось дважды, принято. Миссис Миллер, скорее всего, не отнеслась к очередной помолвке серьезно: молодой человек был всего на год старше ее дочери, в таком возрасте младшим офицерам начальство настоятельно советовало не жениться. Свою задачу она поняла просто: надо спустить молодого человека с небес, доказать туманность перспектив женитьбы и бессмысленность долгой помолвки без надежд на брак в обозримом будущем, а дальше — рассчитывать на появление нового поклонника, который отвлечет дочь. А как быть? У Агаты 100 фунтов в год, у него — крошечное лейтенантское жалованье и от силы 80 фунтов, которые станет выделять ему мать, поскольку основное наследство достанется когда-нибудь его старшему брату Кристобалю, тоже военному. О чем тут может идти речь? ему никогда не обрести не то что приличных, а даже сносных средств на семью.
Арчи слушал все доводы с раздражением и еле сдерживался, чтобы не взорваться, иногда даже отвечал с недопустимой резкостью. Потом он пожаловался Агате: «Кажется, твоя мать решила все свести к деньгам». В действительности, финансовые аргументы миссис Миллер выдвигала как предлог: они были приличны и привычны. Нельзя же было объяснить влюбленной девушке, что из всех ее симпатий Арчи Кристи — самый неподходящий кандидат в мужья. Он из достойной семьи и сам, очевидно, человек вполне порядочный, он явно искренне увлечен. Но в нем угадываются целеустремленность и твердость, качества превосходные, но по природе своей эгоистичные. Сочетать стремление к цели со вниманием к чувствам и желаниям окружающих дано не всем. Ему не дано. Мать Селии высказала это намеком: «Мне кажется, он очень хорош собой — очень хорош. Но невнимателен к другим…» Миссис Миллер, скорее всего, не пыталась ничего сказать, предоставив дело будущему. Со своей стороны, мать Арчи, по второму замужеству миссис Хемсли, отнеслась к происшедшему аналогично: внешне с полным одобрением, зная упорство сына и не пытаясь ему открыто противоречить, но в душе…
«Пег приняла меня с необыкновенным радушием, которое показалось мне даже чрезмерным. Я так ей понравилась, я такая очаровательная, я — именно та девушка, о которой она всегда мечтала для своего сына, и так далее, и так далее. Правда и то, что он еще слишком молод, чтобы жениться. Она ничего против меня не имеет, — могло быть и гораздо хуже. Я могла оказаться дочерью табачного торговца (в те времена это рассматривалось как настоящая катастрофа) или разведенной — они уже появлялись понемногу — или танцовщицей кабаре. Верный себе, Арчи не проявлял ни малейшего интереса ни к тому, что она думала обо мне, ни к моему мнению о ней. Он принадлежал к тем счастливым натурам, которые проходят по жизни, совершенно игнорируя отношение к себе и своим поступкам: все его помыслы всегда были сосредоточены исключительно на собственных желаниях». Но это, конечно, позднейшие соображения, не приходившие в голову польщенной девице, ставшей объектом настоящей страсти — да еще кого! одного из первых авиаторов! Она понимала, как завидуют ей все подруги.
Ведь Арчи летал в те времена, когда «вылет» был близок к понятию «смерть». Риск, превышавший все мыслимые нормы, являлся неотъемлемой частью профессии летчика, ставя его в уникальные условия: он соединял славу первых космонавтов, римских гладиаторов и кинозвезд в одном лице и, конечно, обладал высшей привлекательностью для противоположного пола. Аэропланы отличались абсолютной неустойчивостью, самые дикие эксперименты конструкторов испытывались на людях, парашюты только-только искали применение; кислородное голодание, перепады давления с потерей или набором высоты становились полным сюрпризом; связь с землей отсутствовала, видимость зависела от погоды, летчик оставался один на один с неведомым. Не проходило недели, чтобы кто-то не разбивался. К этому уже привыкли. Но вот 19 июня 1912 года в небе над Дуэ в ходе учений французского воздушного флота произошло первое в мировой истории столкновение аэропланов, оба авиатора погибли — «катастрофа, заставившая содрогнуться человечество», не ожидавшее, что на воздушном океане может не хватить места для всех! Однако Агата относилась к перспективе смерти жениха вполне беспечно: «Странно, что я так мало беспокоилась о безопасности Арчи. Летать, конечно, опасно, но тогда опасно и охотиться, я привыкла к тому, что люди ломают себе шеи во время охоты. Просто случайности жизни. В те времена не слишком настаивали на призыве „Безопасность прежде всего“ — это вызвало бы только насмешки. Напротив, людей привлекали и интересовали все нововведения, будь то локомотивы или новые модели самолетов. Арчи принадлежал к числу первых пилотов, под номером, мне кажется, 105 или 106. Меня распирала гордость за него».