Тем не менее, писал Ганс, Ирма дважды пыталась бежать из «лечебницы», но ее перехватывали еще на пути к автостраде, пролегавшей километрах в десяти, и водворяли обратно, каждый раз ограничивая прогулки, лишая на длительные сроки права выхода за ограду.
Ганс, конечно, поинтересовался и тем, как случилось, что Ирма дала согласие выйти замуж за адвоката. Марта рассказала, что старый эсэсовец поставил перед дочерью условие: или она станет женой того, на кого он укажет, или до конца дней своих останется за высокой железной оградой «лечебницы». В это время группа бывших нацистов из пропагандистского аппарата Геббельса собирала «материалы» для грязной провокационной брошюрки: в ней перечислялись женщины, якобы изнасилованные «оккупантами» в сорок пятом. Старый Раабе пригрозил Ирме, что передаст сведения о ней и ее русском офицере издателям этой брошюрки. И Ирма уступила шантажу. Тем более что прошло уже столько лет…
После замужества Ирма уединенно жила на вилле в предместье Мюнхена, воспитывала дочь. Навещать Марте свою подругу не разрешили. Через несколько лет Ирма скончалась.
Теперь я приступаю к поискам дочери Ирмы фон Раабе, писал Ганс. В заключение он передавал всяческие приветы, обещал вместе со своими друзьями — «у нас тут образовался целый кружок под девизом «За любовь Ирмы Раабе» — довести дело до конца, пройти теперь уже по нынешним следам этой давней истории. Он найдет дочь Ирмы, если она жива, и передаст ей копии писем, написанных ее матерью. Пусть она знает, как все было на самом деле, и не считает свою мать сумасшедшей, как хотелось бы треклятому эсэсовцу Раабе. Ганс не сомневался, что Алексей не будет возражать.
«Я думаю, — писал он, — что мы имеем моральное право это сделать. Сейчас, через десятилетия, эти удивительные письма из прошлого потеряли характер личной переписки, они стали свидетельством того, что благородство, любовь, честность сильнее ненависти, они не сгорают даже в огне войны».
Ганс обещал, что и впредь будет относиться к письмам Ирмы очень бережно. Если удастся ее разыскать, дочь Ирмы будет решать, в какой степени возможно их обнародовать как романтические документы тяжелого времени.
«Продолжаю искать следы Коршуна, — сообщал Ганс. — Таких стервятников нельзя оставлять на свободе».
Еще он не без юмора написал, что его послание получилось таким длинным из-за того, что у него сейчас много свободного времени, он «залечивает боевые раны» после молодежной демонстрации протеста против американских военных баз на территории его страны.
«В демонстрации нашей участвовали девчонки и парни из разных молодежных организаций, с разными идейными взглядами и убеждениями. Шли вместе студенты, рабочие, служащие. И мы все требовали только одного — пусть уберут с нашей земли эти базы и арсеналы с оружием. Знаешь, не очень приятно чувствовать себя сидящим на ядерном погребе, ключи от которого, к тому же, в чужих руках. Мы соблюдали порядок, но на одном из перекрестков на нас набросились эти бандиты — молодые неонацисты… Они пустили в ход кастеты, ломики, велосипедные цепи».
Ганс подробно описал эту разбойничью вылазку, в результате которой несколько демонстрантов было искалечено. Полиция, как всегда, наблюдала за побоищем со стороны.
— Вообще-то провокация была задумана масштабно: наши ребята прихватили неонацистов в тот момент, когда они закладывали в урну для мусора взрывчатку.
Среди террористов, схваченных, как выразился Ганс, «за коричневые лапы», была…
«Ты ни за что не догадаешься, кто пытался подсунуть нам пластиковую взрывчатку, — писал Ганс. — Оторвись от письма и подумай…»
Заинтригованный Алексей отложил листки бумаги в сторону, прикинул, кто бы это мог быть. Он догадался! Взял снова письмо и проверил себя: да, конечно, — это предводительница молодчиков, затеявших свару на парижской улице…
То, о чем писал Ганс, к сожалению, не было редкостью. Каждый день становились известными общественности новые вылазки неонацистов.
ОБЛАВА
Недавно газеты сообщили о том, что во время демонстрации протеста против сборища неонацистов из НДП во Франкфурте-на-Майне убит 36-летний слесарь Гюнтер Заре. Полицейская акция против демонстрантов-антифашистов, шедших под лозунгами «Примирение с нацистами? Никогда! Ничего не забыто!», «Нет!» — фашизму!», «Нет!» — войне!» вылилась в настоящее побоище. Водометы беспощадно сбивали с ног людей. Одна из водометных машин переехала Гюнтера Заре. На том месте, где это произошло, неизвестные вскоре написали лозунг:
«Гюнтер Заре. Именем народа убит в защиту нацистов…»
Алексей взял себе за правило приходить в управление в 8.30, за полчаса до начала рабочего дня. Он успевал за это время просмотреть свежие газеты, купленные в киоске, еще раз продумать план действий на предстоящий день. Чем дальше углублялся он в розыск карателей, расстрелявших род Адабашей, тем больше приходилось работать. Такие сложные дела обладали особенностью — они не отпускали от себя, требовали действий. Алексей готов был отдать все — время, силы, пожертвовать любыми своими привязанностями, лишь бы ускорить розыск, довести его до конца. Началась та полоса розыска, когда предпринятые ранее шаги стали давать осязаемые результаты.
Устиян вызвал к себе Алексея:
— Хочу сообщить вам долгожданное известие, — сказал он, открывая папку с документами. — Установлено местопребывание гражданки Кохан. Она ныне обитает на востоке страны, — Устиян назвал далекий городок, до которого даже самолетом надо лететь десять часов. — Вот уж забралась на край земли. Но сейчас Зинаида Кохан, как сообщили наши товарищи, не дома, уехала в отпуск.
— Куда?
Устиян заглянул в документ, лежавший в папке:
— Записывай…
Он продиктовал адрес небольшого города, находившегося в соседней с Таврийской области.
Зинка Кохан за пособничество оккупантам отбыла наказание и после этого переселилась на Дальний Восток.
Они обсудили, надо ли встречаться с Кохан сейчас или подождать, пока она завершит отдых и возвратится в свой город. Прикинули, что могли преподнести им встречи здесь и там, какие неожиданности и сюрпризы. В конце концов решили, что Черкас встретится с ней во время отпуска. На этом настоял Алексей: не хотелось терять времени, за немедленную встречу с Зинкой говорило многое, в частности, мог сработать эффект неожиданности.
Алексей выехал в командировку на следующий день. Он не стал предупреждать Геру о своем отъезде. После памятного вечера с представлением в роли «жениха» они не встречались, только однажды Гера позвонила по телефону и независимым тоном заявила, что происшедшее его, Алексея, ни к чему не обязывает, он свободен в своих действиях, как птица. Это у нее получилось несколько литературно: «как птица»… Поскольку Алексей замешкался с ответом, девушка повесила трубку. Алексей несколько раз пытался до нее дозвониться, но, услышав длинные гудки в трубке, облегченно клал ее обратно. Он не знал, как сложится разговор со своенравной девицей, не мог, как ни старался, определить свое отношение к происшедшему.
Свои исчезновения Гера называла так: выпасть в осадок…
К кому приехала Зинаида Кохан в этот уютный зеленый городок, Алексей установил с помощью местных товарищей уже на следующий день. Навели справки, и оказалось, что на улице Солнечной в собственном доме проживает престарелая Глафира Степановна Кохан, мать Зинаиды. Коротала годы в одиночестве, так как муж ее много лет назад был судим за поджог и умер в заключении. Зинка — единственная дочь и… единственная наследница добротного, просторного кирпичного дома, стоившего немалых денег. Это давало основания предполагать, что не на отдых она прибыла, а ради этого самого дома: мать тяжело болела, не сегодня-завтра могла завершить свой жизненный путь, вот Зинка и примчалась, чтобы оформить все документы на наследство.