— Можете. Давайте я вам пропуск отмечу. Понадобитесь — позовем, прошу не уклоняться.

Когда Демиденко ушел, Озерский задумчиво побарабанил пальцами по столу, сказал Алексею:

— Видел, какой сейчас смирный? А тогда, в сорок втором, — есть фотография — красовался с винтовочкой, хозяином по селам бродил. Но вроде бы и в самом деле не убивал. Он ведь не дурак, как ты заметил, о будущем думал иногда. — Капитан посоветовал: — Ищи, коллега, Зинку. Ищи эту… Все за то, что не порвал связей с нею Ангел. — Он пообещал: — «Дружескую беседу» с Демиденко оформим, как положено, и вышлю ее вам. Из-за этого не задерживайся, возвращайся к себе и действуй дальше. Майору Устияну от меня привет сердечный, он меня учил в свое время уму-разуму.

— Очень уж мне хочется найти и Ангела и Коршуна, — признался Алексей. — Найти и поставить на краю раскопанной могилы: смотрите, гады, на дело своих кровавых рук.

Капитан Озерский дружески похлопал его по плечу:

— Только без злости, лейтенант. Точнее, упрячь ее подальше в сердце, действуй так, как совесть и закон подсказывают. — Он неожиданно спросил: — Женат?

— Пока нет, — смутился Алексей.

— Мой тебе совет — женись на хорошей девчонке. Знаешь, как бывает: сталкиваешься по долгу службы с разной мразью, а вечером придешь, дочурку под потолок подбросишь: ради них, их счастья делаем трудную работу. Женись, лейтенант, — повторил он.

Из этого городка Алексей уезжал с чувством, что наконец-то удалось выйти на следы, ведущие к Ангелу — жив тот или нет, появилась уверенность в том, что можно в конце концов выяснить, кто скрывался за этой кличкой.

И еще запомнился Алексею совет капитана Озерского: «Женись, лейтенант». Словно это так просто: взял и женился. Гера объявила в своей семье, что он, Алексей, ее жених. Красивая, умная, запутавшаяся Гера. Выложила о своей мамаше и ее заме такие подробности, что впору уголовное дело заводить. Как в таком случае должен поступать он, лейтенант государственной безопасности Черкас? Промолчать, сделать вид, что не слышал, не понял, не придал значения? Пусть обворовывают государство и дальше? Или предпринять какие-то шаги, результат которых можно предсказать заранее?

Гера тогда его возненавидит. Правду говорят, что в жизни добро и зло рядом ходят, и трудно отличить, когда решительность во благо.

ИДИЛЛИЯ В СОВРЕМЕННЫХ РИТМАХ

Но серьезный разговор с Герой в первые дни после возвращения из командировки не получился. Девушка, ссылаясь на занятость, никак не находила времени для встречи, и у Алексея даже возникло подозрение, что она его избегает. После той памятной ночи на даче она стала суше, сдержаннее, словно раскаивалась в своей внезапной откровенности.

Да и сам Алексей не очень торопился с разговором — что он ей скажет? Иди в ОБХСС? Нет, не в состоянии он такое сказать, тем более что многое Гере могло и показаться, ненавидит она этого элегантного зама своей мамаши, а там, где ненависть, — объективности не жди. Ни на что не мог решиться Алексей, и от этого на душе было муторно. Мама, конечно, это заметила и спросила:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Алексей замялся с ответом, сразу не нашелся, мама сама за него все решила:

— Постарайся сегодня пораньше с работы выбраться, поговорим, посоветуемся.

А вскоре позвонила Гера.

— Будь добр, не планируй ничего на сегодняшний вечер, — девушка проговорила это так решительно, что у Алексея не хватило духа сказать ей: вечер он обещал провести дома, вместе с мамой.

В последнее время по мере того, как появлялись все новые и новые ниточки в деле о карательной команде Коршуна, забот у Алексея прибавилось, и он часто задерживался в управлении до позднего вечера. Майор Устиян недаром говорил: в прошлое возвращаться очень трудно, время не только лечит раны, но и стирает следы. Многие тропинки в давно минувшее оказались перекрыты «завалами» из более поздних событий. Изменила свой облик не только земля: одни поколения сменились другими, с новыми заботами и с иными впечатлениями от происшедшего.

Очень мало свидетелей осталось от давних событий: Алексею приходилось против многих фамилий в длинном списке ставить горестную помету: умер, умерла…

Он вспомнил, как смотрел по телевидению восстановленный документальный кинофильм о знаменитом Параде Победы в сорок пятом… На экране — видные государственные деятели, прославленные военачальники, герои великих боев. Многие из них молоды, лица мужественные, уверенно идут по Красной площади. Они и в самом деле ушли в бессмертие. Подвиг живет, а многих из тех, кто совершил и выковал его, уж нет.

С волнением смотрел Алексей этот фильм — прошлое вдруг стало таким явным, осязаемым, что казалось — протяни руку и прикоснешься к нему. Еще он думал о том, что в минувших днях всенародная слава соседствует с вечной скорбью. И пусть проходят годы — пепел погибших будет стучаться в сердца. Важно, чтобы сердца не остывали. Майор Устиян не зря говорил: мы из тех людей, которые по долгу службы не имеют права ничего забывать.

Работы все прибавлялось, свободное время выдавалось редко. Мама просила побыть с нею, он редко теперь видит ее — приходит, когда она уже спит, а завтракает на ходу, не до разговоров. Она как-то резко сдала за последние месяцы, походка стала медленной, осторожной. Очень хотелось бы посидеть с мамой за чаем, но вот Гера требует: освободи вечер, ты мне нужен.

— Зачем? — спросил Алексей.

— Понимаешь, я сообщила родителям, что сегодня ты придешь к нам в гости.

— Вот как? — удивился Алексей. — Ты бы хоть предупредила заранее.

— Алеша, это важно, — настаивала Гера. — Я тебя очень прошу. Неужели я тебе настолько безразлична, что вынуждена набиваться со своими такими незначительными просьбами? Или тебе неприятно меня видеть? Тогда скажи честно.

— Хорошо, — согласился Алексей. — Во сколько?

— В десять, — облегченно вздохнула Гера.

— Так поздно?

— По нашим понятиям, это даже рано.

Родители Геры жили в новом кооперативном доме. Он башней возвышался рядом с центральным проспектом города, в глубине уютного зеленого массива, в котором было много тенистых аллеек, узких извилистых улочек — машины по ним двигались не спеша, то и дело натыкаясь на всевозможные упреждающие знаки ГАИ. Здесь было тихо, по вечерам гуляли пожилые пары с собачками.

В подъезде Алексея остановила вахтер, дотошно выспросила, куда и к кому он идет, произнесла важно:

— Проходите. Предупреждали о вас.

«От кого оградились?» — подумал Алексей.

На звонок дверь открыла Гера. Алексей вручил ей цветы, и она ослепительно заулыбалась. Он смотрел на нее с изумлением. Это была совсем не та Гера, с которой он летал в Париж, ездил на дачу, ходил в кино и гулял по аллеям парка. Та, по-мальчишески быстрая, резкая, небрежно одетая в потертые юбку и курточку, осталась в прошлом. Перед ним была красивая девушка в вечернем туалете, словно выставившая напоказ нарядное платье, дорогие серьги и браслет, высоко взбитую прическу, словом — все то, что неожиданно превращает порывистых девиц в сдержанных, отлично экипированных салонных дам.

— Я так рада тебя видеть! — тихо проговорила Гера. — За цветы спасибо, но лучше вручи их маме.

Она крикнула куда-то в глубину квартиры:

— Мама! Вот и пришел Алексей.

Ей пришлось эти слова произнести громко — в большой просторной комнате, в которую была открыта стеклянная дверь из передней, звучала музыка, было людно: кто-то из гостей танцевал, кто-то чинно беседовал у столиков с кофе, рюмками и разномастными бутылками.

Хозяйка дома выплыла в прихожую — тоже в вечернем длинном платье, сдержанно-величавая и приветливо-улыбчивая. Алексей преподнес ей цветы, представился.

«Сейчас протянет руку для поцелуя», — подумал он смущенно. Но мама Геры была психологом, недаром ей довелось столько лет работать в торговле. Она благосклонно поблагодарила за цветы, проворковала: