— Один из учеников Конфуция говаривал: не человек, не земное и не небеса вызывают интерес, а пламя, которое пожирает и человека, и землю, и богов... Все — на «Лунатик»! — распорядился Цзо.

— Я могу проститься со своими? — спросил Палавек.

— С кем-нибудь одним. Можно с механиком.

— Механик, — сказал Палавек. — Ты не горюй, механик.

Именно перед ним хотелось оправдаться, заручиться пониманием. Пониманием чего? И в мыслях не было, что он, если все пройдет удачно в Бангкоке, не вернется к ним.

Цзо, отвернувшись, любовался морем.

— Мы верим тебе. — Черное от ссадин лицо механика искажала боль. — Видно, курс держали не тот. Лучше об этом — потом. Мы будем думать, ожидая тебя. Ты нам верь тоже.

Их увели на «Лунатик» с уже запущенным двигателем...

Потом произошла встреча с «Морским цыганом», на борту которого Абдуллах ждал своего часа и своего хозяина Майкла Цзо.

2

Едва над сине-желтым мелководьем близ острова Тарутау закудрявились макушки мангровых зарослей, к которым «Морской цыган» подошел через три дня, старый Нюан скомандовал «стоп машине». Под лучами закатного солнца скользнули в прозрачную воду лапы большого якоря. На мачте повисли три голубых шара — сигнал постановки сетей. Седловина на вершине острова курилась легкими облачками.

К ночи в полутораста метрах прошел сторожевик с бортовым обозначением «Полиция». На мостике блеснули линзы прожектора. Прикрыв ладонями бинокль, Палавек различил подсвеченное приборной доской скуластое лицо рулевого, растопыренные локти командира со сдвинутой на затылок фуражкой, расчехленную скоростную пушку. Обойдя «Морского цыгана» с обоих бортов, сторожевик лег на южный курс, к границе.

— Абдуллах! — позвал из кормовой каюты Нюан.

Подбирая шлепанцы, малаец соскочил с крыши надстройки. Приторный аромат марихуаны тянулся от его сигареты.

— Ныряй! Захотелось лангустов, — распорядился старик.

— Жизнь прекрасна! Вы — справедливый человек, хозяин.

Матрос старался напустить на себя вид, будто верит, что старый Нюан простил работу на Майкла Цзо. Звеня пряжкой ремня, на котором висел крис, сбросил полотняные штаны. Ножны глухо стукнули по палубе. Бестолково суетился, разыскивая очки для ныряния, остававшиеся на лбу. Притворство не обманывало даже мокенов. Малаец понимал это, но понимал и то, что никто не решится его и пальцем тронуть. Он разыграл удивление, обнаружив очки, потом боязнь перед водой, не вязавшуюся с сильным и уверенным броском с корзинкой и зажженным фонарем, обернутым пластиковым пакетом.

— Красный! — позвал Нюан.

Палавек размышлял: передаст наблюдение за ним Абдуллах или увяжется на берег?.. Силуэт малайца и зеленое пятно от фонаря метались у борта, будто под толщей воды шла драка фантастических рыб.

— Возьми этот взамен того, который в атташе-кейсе. Цзо будет считать твои пульки до тринадцати, а здесь их пятнадцать.

Старик развернул кусок махровой ткани с масляными пятнами. Там лежал браунинг с более удлиненной рукояткой.

Огромный лангуст влетел на палубу. Под светом керосиновой лампы усики-антенны и тонкие ножки, выгибавшийся суставчатый хвост отбрасывали причудливую тень. Пахнуло водорослями. Абдуллах с фырканьем успокаивал дыхание. Ухватив якорный канат, отдыхал в коричневой воде. Потом, изогнувшись, затылком ушел под воду.

— Откуда такой? — спросил Палавек, разглядывая браунинг.

Владелец «Морского цыгана» поднял гладкие, будто подрезанные веки. Вопрос почти что невежливый — в море не интересовались: у кого, что, откуда?

— Усовершенствованная модель. Просто на два патрона в обойме больше. Тебе следовало бы, Красный, отдохнуть...

Новая добыча упала на палубу. Они посмотрели на сероватого лангуста, который скребся шипами по доскам.

— Быстро ты! — крикнул Нюан за борт. — Еще пару, и пусть твой бог воздаст тебе!

С кряхтением переползая на коленях, старик поддел лангустов пластмассовым тазом. Прислушался: под водой ли Абдуллах? Добавил:

— У Цзо большие деньги, многие заботы и крупная игра. Для него ты не партнер. Только орудие. Самураи говорят: не доверяешь повелителю — скажи на приказ «да», а поступи по-своему. Цзо друг всем, потому что дружба для него вроде моторного масла. Он мажет ею механизм, делающий его деньги и создающий его власть. Или спасающий его лицо... А лицо его спасает обычно только смерть других.

Третий лангуст упал, за ним — четвертый.

— Когда-то я здорово зарабатывал в этих краях сбором ласточкиных гнезд, — сказал Абдуллах, подтянувшись рывком на палубу. Широкая грудь вздымалась, поднимая плечи. Он тряс головой, выгоняя воду из ушей, отплевывался и сморкался. — Мы лазали по кручам, собирая их. Мой хозяин и друг Цзо тогда занимался производством снадобья из смеси помета и женьшеня. Оно, как говорили врачи, помогало в девяти из десяти болезней. Даже знаменитая тигровая мазь потеснилась в аптеках. Жаль было расставаться с этим бизнесом. Мой хозяин и друг забросил его...

— Ни с того ни с сего, а? — спросил Нюан.

— Он получил крупную сумму отступного. Мой хозяин и друг сказал тогда: «Абдуллах, ты был хорошим менеджером у шайки сборщиков ласточкиных гнезд. Теперь освой новый бизнес». И я пришел к тебе, хозяин Нюан... Лучше тебе ладить с господином Цзо. У господина и моего друга Цзо есть еще более могущественный хозяин и друг. Он, я думаю, верит, что господин Цзо возьмет под опеку ваши дикие сампаны, варварские лодки мокенов и даже твой бизнес, Красный.

— Мой бизнес? — сказал Палавек. Он смотрел, как лангусты корчатся хвостами и, переползая друг через друга, тычутся в края таза.

— Ну да... Твои и другие морские удальцы будут собраны. В эскадру, как на настоящем флоте. Добытое — в общий банк. Господин Цзо говорит, что тогда прекратятся дикость и варварство на море, тогда твои люди, Красный, будут умиротворены и перестанут безобразничать, раздавая добычу мокенам и рвани... Мой хозяин и друг легко скрутит любого!

«Ныряние на глубину и марихуана, — подумал Палавек, — сделали его болтливым». Он взглянул на Нюана, посылавшего малайца, за лангустами. Лицо вьетнамца, как обычно, оставалось спокойным, даже равнодушным. Такое выражение его земляки, кажется, называют союзом элемента «огонь» с элементом «вода», что символизирует высшее проявление гармонии в характере.

— Придется сдаваться нам Майклу Цзо, хо-хо-хо! Такова, видно, воля неба... Что ж, тем лучше! — Нюан теперь похохатывал, явно копируя рыжего верзилу.

— Вот именно, сдаваться, — сказал малаец. Его пошатывало, он не попадал ногой в штанину. — Как Красному, который уже сдался...

«Вот именно, сдался, — подумал Палавек. — Лучше не скажешь».

...Малаец все-таки не высадился на берег. В плоскодонке полчаса выгребали к кромке прибоя, серебрившегося в предутренних сумерках. Палавек спрыгнул в воду, едва различил низкоствольные деревья с ветвями, поднимавшимися над водой. Бредя по илистому дну, высматривал среди мясистых листьев какой побольше. Подтянул его ко рту и выпил скопившуюся на-нем дождевую влагу. Ломиться через заросли, которые тянулись по мелководью два-три километра, не стоило: прогалина где-нибудь да должна быть. Палавек нашел песчаную косу, когда рассвело. Серые крабики, спасаясь, ввинчивались во влажный песок и, исчезая, вызывали иллюзию двигающейся поверхности.

Он взял направление к одиночным пальмам. За ними начинался лес, в котором деревья образовывали хороводы вокруг болотистых бочагов.

Лишь к половине восьмого Палавек выбрался к обжитым местам. Высокое небо голубело, как фарфоровое блюдо, по кромке которого вдоль далекого горизонта Будда набросал знакомую с детства роспись. Казалось, протяни руку — и пальцы коснутся перламутровых квадратиков затопленных рисовых полей, серых от солнца и ливней домов на сваях. Палавек ощутил, как стосковался по этой земле.

На проселке близ Чемиланга его подобрал переоборудованный в автобус «джип», набитый рабочими, ехавшими по домам с каучуковых плантаций. Пятница у мусульман считается выходным. В Чемиланге Палавек пересел в автобус на Хатъяй, где целый час просидел с наслаждением на деревянной скамейке перед загоном для боя быков. Тряся горбами, бурые и черные бычки сшибались с глухим стуком почти безрогими лбами под вялые крики подсадных болельщиков. Палавек купил билет на самолет до Бангкока, указав в опросном полицейском листке в качестве цели путешествия «поиск клиентов для лекарств собственного приготовления». Заодно разменял в кассе пятисотенные банкноты, поскольку одна такая вызвала панику в пампушечной, хозяину которой пришлось собирать сдачу по всей улице.