Я чувствовала себя среднестатистической гражданкой - не низкая и не высокая, не полная и не худая. Мне часто говорили, что у меня красивые глаза, но никто не знал, какого они цвета. Карие? Зеленые? Темно-серые? Какой непонятный цвет! В школе я иногда слышала: “У тебя приятное лицо!” - но, посмотрев на себя в зеркало, я не находила ничего приятного. Преподаватели обычно сопровождали оценки результатов моей учебы комментариями вроде: “Достигнут определенный прогресс”, или “Уровень знаний вполне удовлетворительный”, или “Продемонстрировала большую наблюдательность”, или “Следует быть активнее на уроках”.

Куда бы я ни переезжала со своими родителями, повсюду меня сопровождало ощущение нестабильности и неустроенности, но особенно сильным это чувство было здесь, в Швейцарии, так не похожей ни на одно из моих прежних мест обитания. Я находилась не просто в другом городе, ходила не просто в очередную новую школу. Здесь все, а не только я, приехали издалека, и большинство из них, так же, как я, были новичками. Все говорили с акцентом, а не я одна. В самом начале я смотрела на ребят и думала: “Это японец. Она испанка”. Но уже спустя две недели забыла о национальностях и видела только Кейсуки или Белен. И если бы кто-нибудь спросил меня в первые дни: “Откуда он?” или “Из какой она страны?” - я бы, скорее всего, довольно точно могла угадать, что из Японии, Испании, Китая или Индии. Однако через пару месяцев уже затруднилась бы ответить на тот же вопрос.

Взять, к примеру, японского мальчика по имени Кейсуки. Его родители живут сейчас в Осаке, но родился он в Лагосе, бывшей столице Нигерии. В то же время в школе есть дети, похожие на японцев, которые на самом деле являются гражданами США и никогда даже не бывали в Японии. А те, у кого испанская внешность и мама с папой - испанцы, могли родиться, например, в Индии, позже пожить, может быть, пару лет в Испании, а затем уехать на долгие годы в Нигерию, Швецию, Бельгию или еще куда-нибудь.

Если бы меня спросили, откуда я родом, я сразу бы ответила, что из Штатов. Мне не пришлось бы вдаваться во все подробности моей первой жизни и рассказывать, что я родилась в штате Кентукки, а потом жила в Виргинии, Северной Каролине, Теннесси и так далее, и так далее. Здесь я не единственная, кто кочевал с места на место. Здесь многие кочевали. Кочевать здесь - в порядке вещей.

В школе существовали определенные требования к одежде учеников, и все одевались практически одинаково, строго и просто, хотя формы как таковой не было. Мальчики носили пиджаки, галстуки и обычные брюки, девочки - юбки или брюки, а сверху - что-нибудь непритязательное. Не разрешалось приходить на уроки в джинсах. После школы все могли одеваться, как хотели, и никому не было дела, если кто-то носил не то, что остальные. Одежду часто одалживали друг у друга, поэтому можно было видеть совершенно невероятные сочетания: чей-то арабский платок, накинутый поверх футболки с надписью по-испански, американские джинсы и итальянские туфли.

Мне это нравилось, так как во время уроков, когда на всех надето почти одно и то же, не надо было переживать, что твои туфли или одежда недостаточно крутые. А после школы, во что бы ты ни была одета, все равно найдется кто-то, кого это приведет в восторг, поскольку не похоже на его собственную одежду. Во всех других школах, где я училась, самым трудным был первый месяц именно потому, что я лихорадочно старалась определить, какие носки были в моде, а какие - нет, и не окажусь ли я всеобщим посмешищем в своей обуви или одежде.

В этой швейцарской школе учебные группы были маленькими, не больше пятнадцати человек, а по некоторым предметам вообще только десять. Преподаватели уже на следующий день знали всех школьников по именам, и на уроках было бесполезно пытаться спрятаться за спинами товарищей - если не выполнил домашнее задание, это сразу становилось очевидным. Поэтому к урокам приходилось готовиться добросовестно, проводить за домашней работой много времени, если не хотел, чтобы тебя посчитали недоумком.

В других школах учителя рано или поздно обнаруживали огромные прорехи в моих познаниях. Так получилось, что из-за всех наших переездов я не научилась умножать и делить; знала, что такое имя существительное и местоимение, однако имела весьма смутное представление о наречии; и хотя могла рассказать о десятках разных городов по всей Америке, не назвала бы столицу ни одного штата.

Но в этой школе в Швейцарии, куда каждый год со всех концов света съезжались новые ученики, получившие свои знания там и сям, не существовало какого-то определенного общего уровня образования. Некоторые мои ровесники уже были знакомы с высшей математикой, а другие, как я, все еще осваивали умножение и деление. Были такие, кто бегло разговаривал на трех или четырех языках, но встречались и те, кто, подобно мне, пытались понять, что есть наречие на их собственном языке - единственном, которым они владели. Я, по крайней мере, умела говорить и писать по-английски, поэтому чувствовала существенное преимущество по большинству предметов перед теми, чей родной язык не был английским.

Если у кого-то по ходу учебы возникали проблемы, можно было назначить дополнительные занятия с преподавателем в свободное время, чтобы он мог лучше объяснить непонятные вещи. Иногда в таких случаях даже прибегали к помощи учеников старших классов, которые по-настоящему хорошо знали данный предмет.

Когда у меня начались трудности с геометрией (уже на второй день занятий), преподавательница познакомила меня с девочкой по имени Сонал, ученицей второго года обучения. Каждый день после уроков мы вместе садились в читальном зале школы, и передо мной открывались чудеса этой науки. Поначалу мне было трудно понимать, что она говорила со своим невероятным акцентом, однако для объяснений это в конечном итоге не имело значения, так как Сонал рисовала, чертила, вырезала из бумаги геометрические фигуры, перекладывала их на столе так и этак, и в результате все становилось ясно.

И еще эта школа отличалась тем, что здесь было здорово учиться, было здорово попробовать свои силы, записавшись в театральный кружок, в команду по футболу или плаванию. Здорово изучать искусство фотографии, даже если у тебя нет художественного вкуса, здорово по выходным ходить в походы или ездить вместе со всеми в горы кататься на лыжах. А еще можно поехать во Флоренцию на тематическую экскурсию по истории искусства, глазеть по сторонам и слушать лекцию о живописи и архитектуре. А можно поехать в Милан и послушать оперу.

На уроке литературы мы прочитали стихотворение Германа Гессе, а потом всем классом поднялись к деревне Монтаньола, чтобы посмотреть на дом, где жил и работал писатель, а затем все вместе спустились вниз, к церкви Святого Аббондио, и постояли возле его могилы.

И эти занятия никому здесь не казались скучными или заумными. В других школах было больше принято ходить гулять по бульвару или в кино, на вечеринки. Считалось крутым прийти на контрольную не подготовившись, а также выпивать, курить, ругаться. Но здесь, в этой школе в Швейцарии, подобные вещи уж точно не считались крутыми.

Здесь тех, кто попадался пьяный или с сигаретой, отстраняли от занятий, и в дальнейшем это наказание оборачивалось для провинившихся еще более неприятными последствиями. Ведь их родителям приходилось оплачивать проезд своего ребенка до дома (например, авиабилет до Японии, подумать только!), а ему - ожидать там окончания срока наказания, а потом возвращаться обратно. Я уверена, что никому из родителей такое не придется по душе. А если у тебя находили даже не наркотик, а лишь какую-нибудь вещь, предназначенную для приема наркотиков, то сразу, без всяких разбирательств, исключали из школы.

Сначала эти меры казались мне слишком суровыми и даже жестокими. За первые четыре месяца учебы четыре человека были отстранены от занятий и один исключен из школы. Однако на этом все прекратилось. Очевидно, для остальных проще было побороть искушение, чем подвергаться опасности вызвать гнев своих родителей. Школьники, наверно, думали так: “Ну нет, спасибо, предки убьют меня, если меня отстранят или исключат!”