Обнаружения трупов:
61. 24.02.95 г. в 02-40 час в г. Чите на ул. Амурской, в 25 м от перекрестка с ул.Ленинградской, на углу здания по адресу: Амурская, 99 на тротуаре обнаружен труп Николаева В.Н., 1951 г.р., прож. ул. Горького,..., собственного корреспондента в Чите газеты «Столичный вестник» (г. Москва), с проникающей раной затылочной части черепа. Накануне употреблял спиртное. Выезжала СОГ. Проверку проводит Центральный ОВД (Ф-2 № 1338).
- Похвально, Юра, похвально, - Е.М. с удовольствием разгладил ладонью ксерокопии, обнаруженные в квартире краеведа Карманова.
Максюта наклонил голову.
На этот раз он пошел сам. В День защитника Отечества заслал к старичку Светика. Та вручила старому краеведу открытку и конвертик, вернулась и подтвердила: один, как перст. Ну и нагрянули следом. Внаглую, засветло.
За стенкой у соседей гремела музыка, а дед и не понял ничего, попавшись на обаятельную улыбку Юрия. Так, наверно, и подумал, что еще одну открытку принесли и еще один конвертик.
Пока хлопчики на кухне давили старика, влив в него водки, а потом подвешивали тело к крюку старинной люстры, имитируя маразматическое самоубийство, Юрий аккуратно перебрал бумаги в рассохшемся секретере.
И довольно быстро наткнулся на искомое. Вот оно, описание месторождения, с размашистой подписью золотопромышленника Кузнецова на последнем листе! Конвертик со скромной суммой и открытку тоже забрал. Пальчики Светика оставлять ни к чему.
А концы к деду-краеведу Виталик и Колян обрубили минувшей ночью, дождавшись, когда господин Николаев накуролесится с дружками в «Тополе» и потащится домой.
Не смог он отказаться от предложения опрокинуть стопарик за «день мужика», дал увести себя за магазин «Пассаж», а там. Подскользнулся, видимо, пьяный в матину, на ледке и, надо же! - затылком о бордюрину! Такая нелепая смерть.
Глава 18. НОВИКОВ, 24 июля 1927 года
ИЗУМРУДНАЯ пихта оказалась такой высоченной, что Новикова на мгновение охватил какой-то дикий восторг. Издаля казалось - обычная, каких вокруг полно, только и обратила на себя внимание, что умудрилась же почти на отвесном склоне такой прямой свечкой приспособиться.
А когда ближе подъехал - дерите меня, волки! Только верхушка и виделась! Здоровенный ствол, который прятали бесчисленные ярусы длинных и широченных, пышных лап из мириад мягких иголочек, словно покрытых с изнанки серебряной изморосью, поднимался из черно-зеленой глубины. Глянешь вниз - голова кружится.
- Иван Петрович, с полверсты, пожалуй, еще верхами, потом нормальный спуск будет! Вон там, вишь, под сопкой! - прокричал, обернувшись, Новиков, придерживая лошадь и тыча рукой вперед.
- Оглушил, чево орешь-то так. Помню я дорогу.
Шведов оказался ближе, чем ожидал Новиков. Землистое худое лицо Шведова, казалось, стало еще чернее. На полтора десятка лет моложе, а здоровьем Господь обделил. Или растерял его Петрович в революционной борьбе, усмехнулся про себя Новиков.
- Эге-гей!!! - послышалось сзади на тропе.
- Тута мы, давай! - оглушительно отозвался, приподнявшись в седле Новиков. Шведов от его очередного вопля снова поморщился.
Вскорости из чащобы показалась отставшая троица - Дорожный и рабочие.
- Лошади устали, особенно вьючные, - прохрипел, подъехав, Дорожный, стаскивая с обритой головы суконный картуз и утирая подкладкой потное, рябое лицо.
- Скоро спустимся в распадок, к Шумаку. С полверсты еще, - повторил Новиков. - Там и заночуем.
- Це дило, - удовлетворенно кивнул Дорожный, возвращая картуз на макушку. Повернулся к рабочим:
- Орлами смотреть, братцы-разбойнички! Впереди, хлопцы, харч и люлька!
«Братцы-разбойнички» спешились. Один тут же принялся сворачивать цигарку, второй обошел вьючных лошадей, проверяя упряжь и тороки.
Шведов тоже, тяжело и неуклюже, спрыгнул на землю, сразу же закашлялся до слез.
- Слазьте, мужики, передохнем чуток, пока парни подымят.
- А ты, Иван Петрович, никогда табачком не баловался? - спросил Новиков.
- Было по молодости, но когда на копи пошел, то эта дурь быстро отстала, - прокашлявшись и вытерев рот грязным бумазейным платком, извлеченным из кармана порыжелых кавалерийских галифе, ответствовал Шведов. - Угольная пыль да крошка так тебя за смену накурят, что другого зелья не надобно. На, глянь, антрацитова чернота въелась - пемзой не отодрать, поди таково же и в нутрях.
Шведов протянул к Новикову мозолистые ладони-лопаты с черной сеткой трещинок. Огромные руки Шведова, словно живущие отдельно от его нескладной, худой и долговязой фигуры, состоящей, как казалось, только из переплетенных жил, бросились Новикову в глаза еще при их первой встрече.
А встреча эта была для Новикова даром небесным. К тому времени он уже седьмой год гнил за колючей проволокой - как бывшая «белогвардейская сволочь». Под штыками выводили на лесоповал, вечером загоняли обратно в сырые щелястые бараки, кишевшие вшами. К тому же, год назад побывавшая в лагере важная комиссия постановила, что не достиг заключенный Новиков той степени социального исправления, которая позволила бы «закоренелому контрреволюционному элементу» выйти на свободу. И Новиков понял: тут он и сдохнет.
Оказалось, поспешил заточковать свою судьбу. В феврале двадцать седьмого в лагере появились двое незнакомцев. Это и были долговязый Шведов и рябой коротыш Дорожный, комиссары новой красной власти. С большими, как оказалось, полномочиями. И касались эти полномочия исключительно его, Новикова!
Вызвали комиссары зэка Новикова, дошедшего до «восковой спелости покойника», и без выкрутасов предложили ему поработать на новую власть. Хорошо изучили комиссары дела в бывшей золотой компании Кузнецова, а главное - прознали откуда-то про деминское золото.
Из-за него и приехали за Новиковым. Мол, так и так, выводишь на месторождение, которое край как необходимо пролетарскому государству, а за это тебе - полная амнистия и даже трудоустройство по специальности.
Надо ли говорить, что размышлял Новиков над предложением комиссаров ровно столько, сколько дымила папироска Дорожного.
И вот снарядилась полтора месяца назад маленькая горная разведка: оба комиссара и Новиков. А в качестве рабочих - двое старых его знакомых, с которыми уже довелось ему побывать в Тункинских гольцах. Семь лет назад.
НОВИКОВ экспедицию вывел точно. Не то, что до гражданской они со Шнеллем блукали. Надо ли говорить о комиссарской реакции на увиденное.
Четыре дня Шведов и Дорожный гоняли Новикова и обоих рабочих по кручам над водопадом и окрестностям: обмеряли жилу, проводили топографические засечки. Еще полторы недели долбили пробные шурфы и собирали образцы породы.
Наконец, максимально нагрузив находками вьючных лошадей, тронулись в обратный путь. Отдельно, в переметных сумах, Шведов и Дорожный везли больше двух пудов самородного золота - все то, что насобирала «разведка» в озерце под водопадом и удалось отколоть от выходов золотой жилы на скальной стене. Когда бы еще скалолазная снасть была да горноегерские навыки!..
На обратной дороге, оглушенные увиденным и обилием найденного, оба рабочих, до этого говоруны и любители всяких побасенок, почти все время молчали. Зато необычайное оживление овладело Шведовым и Дорожным. Их буквально распирало от радости.
Причины этой радости, а комиссары их не скрывали, для Новикова казались дикими. Он не мог найти в поведении и восторженных суждениях Шведова и Дорожного хотя бы проблеска той неуправляемой самосознанием алчности, которая, казалось, всегда, когда дело шло о золоте, охватывала тех, кто добрался до желтого металла.
Новиков помнил, как сверкали глаза бывшего его хозяина Кузнецова, уж на что пресыщенного видом золотых самородков. Или тот же Шнелль. А «вашбродь» Горлов? Как не крутила жандармского подполковника судьба, но с затаенной своей мечтой жил в обнимку.