— Ложись спать…
Николай и сам чувствовал, что обессилел. Он устало разделся до нижнего белья и лег на прохладную простыню. Мальчик осторожно укрыл его одеялом. Пытливо взглянул в лицо, сверкнувшими в полумраке глазами:
— Дядя Коля, это правда, что вы воевали против мамы? Так мне сказал дядя Вова…
Он не стал врать:
— Правда…
Саша отошел в сторону, стараясь осмыслить все то, что он узнал, услышал и увидел сам о лежавшем мужчине. Это никак не укладывалось в его мозгу и он снова спросил:
— Тогда почему вы здесь, а не в тюрьме?
Горев устало пояснил:
— Я должен вернуться туда семнадцатого мая. Я дал слово твоей маме. Я приехал попрощаться…
Дверь в дом резко распахнулась, отчего огонек в лампе затрепетал и едва не погас. В горницу ворвалось трое спецназовцев с автоматами наперевес. Быстро огляделись. Заметив тело на кровати, бросились туда:
— Здесь он! Саша, отойди в сторону, мы сейчас этой гниде покажем, что значит спецназ!
Они рванулись к Николаю, безучастно лежавшему на постели и даже не пытавшемуся встать, но на их пути встал мальчик. Крикнул, нагнув голову вниз:
— Не сметь его трогать! Мама вас не простит! Это она отпустила его из тюрьмы…
Все трое замерли рядом с кроватью, уже готовые сбросить Горева на пол, а затем развернулись и молча исчезли за дверью. Николай повернул голову, взглянув на прижавшегося к матрасу мальчика, устало произнес:
— Зачем ты их остановил? Они шли со мной разобраться. Для меня это было бы лучше…
Парнишка ответил, тряхнув кудрями и отвернувшись в сторону. В голосе слышались слезы:
— Это не честно — бить лежачего…
Николай сразу вспомнил эту фразу…
Борька Балатов и Маринка яростно дрались, катаясь по льду. Ловкая девчонка все же оседлала более сильного противника, прижала к земле. Замахнулась… и не ударила. Борька вжался в лед и закрыл глаза в ожидании, а она слезла с поверженного врага и встала. Когда он, тогда еще просто ее приятель Колька, потребовал добить, сказала, стирая кровь с лица варежкой:
— Это не честно — бить лежачего.
Горев тихо спросил:
— Саша, ты меня ненавидишь?
Мальчик поглядел на него блестящими черными глазами:
— Нет. Мама часто вспоминала о вас, каким вы были в детстве. Она всегда жалела, что вы, как друг, исчезли из ее жизни.
Николай почувствовал, как из глаз самопроизвольно покатились слезы. В душе стояла такая боль, что он с трудом сдерживался, чтобы не застонать. Отвернулся к стене, сказав:
— Я хочу спать…
Но он не заснул. Он просто не хотел, чтоб ребенок видел, как ему плохо…
Николай Горев побывал на похоронах матери на кладбище. Вначале издали смотрел на вырытую могилу с холмиками сырой земли по краям. В доме попрощаться не удалось. Брат не пустил его в дом. Витек одним ударом опрокинул Николая на землю возле калитки и прошипел:
— Ноги твоей в моем доме не будет! Ты, сука, из-за тебя мать померла…
На погосте Витек тоже попытался не пустить старшего брата к гробу. Он яростно двинулся навстречу Николаю, грозя убить. Если бы не вмешательство Ивана Николаевича, дело могло бы закончиться дракой между младшими Горевыми. Ушаков вклинился между братьями и грудью пошел на Витьку Горева. Прошептал, удерживая все еще крепким плечом младшего Горева:
— Отойди! Дай Николаю попрощаться! Он тоже сын Маруси. Мать к нему бежала, вспомни. Она его простила…
Витек поглядел мужчине в глаза и отошел, не взглянув на брата. Отвернулся, встав метрах в трех, из глаз катились горькие слезы. А Николай наклонился над восковым лицом матери, нежно гладя его пальцами. Прошептал, склонившись над гробом и ничего не видя скозь слезы:
— Мама, прости меня. Прости за все, что я совершил! Я столько горя принес тебе, а ты бежала ко мне, чтобы защитить…
Николай уткнулся в лоб матери лицом и завыл по-волчьи, навзрыд. Его с трудом оттащили от гроба, чтоб заколотить, а он рвался из рук мужиков и кричал:
— Мама! Мама!!!
Успокоил его Саша Степанов. Мальчик подошел и решительно оттолкнув держащие Николая руки, просто прижал мужчину к себе. Он доставал Ахмаду до половины лица. Тот обнял тонкое тело подростка и уткнувшись в его плечо лицом, зашелся в тихом плаче. Деревенские мужики молча смотрели, как сын Марины Степановой уводил отверженного с кладбища.
На следующий день Горев уехал из деревни. Он не мог больше находиться здесь. До автобуса его провожали лишь дети Марины. Саша, на прощание, поглядел ему в глаза. Юлька ласково поцеловала в щеку и долго махала вслед автобусу.
За час до отъезда, Николай постучал в окно дома Ушаковых. Вызвал сержанта Владимира Коняева на улицу и тихо сказал:
— Сашку с Юлькой береги. Политики на Марину зуб имеют. Ты с детьми в школу людей отправляй…
Сержант не произнес ни слова в ответ, но кивнул, не глядя на Горева.
Глава 5
Николай вернулся в Москву. Стояло раннее утро. До возвращения в тюрьму оставалось почти пять суток. Хотел остановиться в гостинице. Подошел к метро и остановился. На душе была пустота и он понял, что в этом состоянии долго не выдержит. Нужен был хоть кто-то, кто бы его понял. Решение пришло само собой и он знал, что этот шанс единственный. Пошарив в карманах пиджака, нашел кусочек картона. Купил в метро несколько жетонов для таксофона и подошел к телефону-автомату. Набрал номер. Гудок на четвертый трубку взяли. Сонный голос Маринки спросил:
— Алло. Степанова на проводе…
Он устало сказал:
— Марина, это я…
Она мгновенно проснулась и уже бодро спросила:
— Ты где находишься, Колюня?
— На Ярославском вокзале. Я только приехал…
Она потребовала:
— Едь ко мне! Немедленно. Я жду.
В трубке раздались гудки. Она не стала дожидаться возражений, оставив последнее слово за собой. Николай подумал и спустился в метро. Через полчаса он находился возле дома Марины. Немного поколебавшись, зашел внутрь. Дорогу преградили два милиционера. Один, с погонами старшего лейтенанта, строго спросил:
— Вы к кому?
Ахмад поглядел на него пустыми глазами:
— К Степановой…
Милиционер склонился над какой-то бумажкой, лежавшей на столе и быстро взглянул на широкоплечего мужчину:
— Фамилия?
— Горев Николай Алексеевич.
Старший лейтенант облегченно вздохнул и махнул рукой сержанту, стоявшему за спиной Горева:
— Проходите. Марина Ивановна звонила насчет вас…
Он поднялся наверх. Дверь открыл Володя Бутримов. Мрачно поглядел на мужчину и отошел в сторону, ни слова не сказав. Весь его вид говорил о том, что он не доволен. Из кухни выскочила Марина. Она была в камуфляже. На мгновение остановилась в дверях. Поглядела на постаревшее, измученное лицо бывшего дружка. Заметила, что чуб стал еще белее за эти дни. Шагнула навстречу и вдруг обняла, к явному удивлению Бутримова. Прижала голову Николая к плечу, погладила по волосам:
— Я все знаю. Мне отец звонил. Все рассказал. Не вини только себя в смерти матери. Не вини…
Провела на кухню. Заставила поесть и напоила чаем:
— Мы уже позавтракали. Мужики переодеваться ушли. Вчера кое-что произошло, они здесь ночевали. Я потом расскажу. Кофе не предлагаю. Тебе отоспаться надо. Ты ведь не спал, я вижу. Глаза красные… Я сейчас на работу рвану, а ты отдыхай. Мужики тебя не тронут… Они злятся, что я так поступаю, а ты внимания не обращай. Только не спрашивай их ни о чем, ладно? Лучше мне позвони. Пойдем, комнату покажу…
Он встал, в упор поглядев на нее:
— Зачем ты это делаешь, Маринка? Я же сволочь…
Она обернулась от двери и недоуменно пожала плечами:
— Наверное, чтоб скотиной себя не чувствовать. Если постоянно отталкивать прошлое, можно не заметить настоящего. За детей тебе спасибо. Бредин уже всыпал охране…
Он вышел в коридор и увидел четырех рослых здоровых парней в чистом отглаженном камуфляже. Они мрачно смотрели на Ахмада и он не рискнул поздороваться. Тихо сказал, глядя в паркет: