Она быстро рассказала генералу пришедший ей в голову план. Он время от времени задавал вопросы, кое-что записывая на листок. Затем вызвал адьютанта, нажав на кнопку селектора. Подполковник вытянулся у двери. Бредин задумчиво поглядывая на Марину, приказал:

— Вот что, Сергей Иванович, пригласите ко мне срочно полковников Львова и Омельченко из внешней разведки, а также полковника Горохова из внутренней разведки.

— Есть, товарищ генерал-полковник!

Козлов лихо развернулся на каблуках и скрылся. Маринка усмехнулась:

— Где вы такого гусара нашли?

Бредин рассмеялся:

— А ведь точно, похож! Козырять ему явно не надоело. Ишь, как разворачивается! Козлова мне порекомендовал Шергун.

— Как там Олег?

— Нормально. Раны на груди зарастают. Вот с глазницами хуже. Врачи говорят, что гноятся. К вечеру температура поднимается. Навестить хочешь? Сразу говорю, времени нет.

— Хотелось бы, но раз времени нет… Вы Олегу привет передавайте.

В дверь вошло трое полковников. Поздоровались с Мариной. Всех трех она знала еще по заданию в Чечне перед войной. Именно они изготовляли документы для Фатимы, доставали арабские украшения и прочее. Генерал пригласил мужчин к столу. Сам встал и медленно прошелся по кабинету:

— Все вы в курсе о содержании вчерашнего радиоперехвата. Я вызвал Марину и решил подключить ее к делу. Как оказалось, вызвал не зря. Она кое-что придумала. Не лишено смысла. Нам надо додумать детали и разработать операцию по захвату экстремистов. Нельзя допустить взрывы в Москве. Марина, расскажи полковникам…

Степанова повторила то, что уже говорила генералу. Львов и Омельченко переглянулись. Пожилой Омельченко почесал за ухом:

— Ну, с господами из Интерпола мы свяжемся. Думаю, что они смогут задержать Мэверика и Кэмпбелла на пару недель. Они давно на них зубы точат. И в английских газетах шумиху о якобы побеге Кэмпбелла организовать можно. С кем Кэмпбелл связан, тоже известно. У нас, в свое время, имела место мысль, взять всех и все. Останавливала мысль, а если ничего не найдем? Все псу под хвост полетит! Они поймут, что мы знаем о съезде и постараются перенести число и место. В принципе, с планом Степановой я согласен. Но вот кто сыграет роль…

Горохов, все это время что-то черкавший на бумаге, сказал:

— Есть у меня похожая личность. И по-английски болтает, как на своем родном. Немного подгримировать, волосы перекрасить — готовый Патрик Кэмпбелл. Беда в другом — женился недавно и жену любит до умопомрачения, а тут ему ловеласа играть придется.

Бредин твердо произнес:

— Разведчик должен переносить все!

Горохов вздохнул:

— Да не разведчик он, скрипач. Я голос этого чертового Патрика слышал — тембр и манера один в один! Больше никого подходящего не вижу.

Молчание затягивалось. Степанова подала голос:

— Вы не могли бы привезти его сюда? Я с ним сама побеседую. Думаю, он меня лучше поймет. Да и с его женой неплохо бы поговорить. Разрешите, товарищ генерал-полковник? Кто она?

Бредин кивнул. Горохов поглядел на Марину:

— Как и он, в оркестре работает. Арфистка.

— Тогда тащите обоих. И чем быстрее, тем лучше. Через три дня, максимум, Патрик Кэмпбелл объявится в Москве. Его портреты и сообщение о побеге должны появиться в английских газетах послезавтра.

Бредин кивнул, соглашаясь с ней:

— Точно. Только в этом случае мы можем рассчитывать на успех операции. Полковник Горохов, я жду вас через час вместе со скрипачом и его женой. А вы, товарищи полковники, раз согласны с планом сержанта, принимайтесь за работу немедленно. Снова нужны качественные загранпаспорта с отметками, стилисты, гримеры, медики. Видите, в каком состоянии находится лицо сержанта? Вы уж постарайтесь…

Полковники вышли из кабинета. Евгений Владиславович присел рядом с женщиной, продолжавшей рассматривать портрет Кэмпбелла:

— Марин, а тебе не страшно? Снова к фанатикам…

Степанова искоса поглядела на генерала:

— Евгений Владиславович, ну что вы за меня переживаете? Первый раз, что ли? Чему быть, того не миновать. Я ведь не одна буду.

— Но это скрипач… Ты же понимаешь, что он не то, что стрелять, пистолет в руках держать не умеет! Прикрыть тебя он не сможет! Фактически ты в одиночестве будешь.

Степанова усмехнулась:

— Главное, чтобы роль, как надо, сыграл! С остальным я сама справлюсь.

Скрипача звали Вадим Николаевич Полонский. Марина вспомнила, что несколько раз видела в Москве афиши с этим именем. Его жену звали Маргарита Игнатьевна. Оба были не первой молодости, но взаимная любовь бросилась в глаза Марины в первые же минуты. Она вздохнула, вспомнив о Косте. Каждый взгляд, каждый жест музыкантов был наполнен смыслом, понятным лишь им. Бредин присутствовал при разговоре, хотя и не вмешивался. Они заранее договорились со Степановой, что говорить, а чего не стоит сообщать. Фактически они ничего не скрыли от семейной четы. Полонский заколебался и собирался отказаться. Его жена посмотрела на Марину, потом на мужа и твердо сказала:

— Вадим, мы не имеем права отказаться. Я все прекрасно понимаю, но если мы откажемся, я не смогу жить, зная, что повинна в смерти невинных людей. Марина Ивановна не скрыла от нас, чего потребует от тебя эта роль. Я все понимаю. Я очень люблю тебя, но никогда, клянусь, не напомню, даже в мыслях, о связи с чужой женщиной. Ведь это всего лишь роль. Я знаю и верю, что ты любишь только меня. Ты не можешь отказаться, ведь я люблю тебя…

Генерал отвернулся. Он вдруг подумал о жене и понял, что Тамара в данной ситуации сказала бы ему те же слова. По спине Бредина пробежал мороз, а в горле застрял комок. Скрипач не сводил глаз с жены. Потом повернулся к генералу и кивнул:

— Я согласен. Раз от похожего на меня человека зависит жизнь людей, я пойду на этот шаг. Объясните, что мне делать…

В целях безопасности Маргарита Игнатьевна взяла отпуск за свой счет, якобы по болезни матери и уехала в Орел, на родину. За сутки Полонский вошел в образ Патрика Кэмпбелла. Скрипач оказался хорошим артистом. У него была отличная память и схватывал он все «на лету», но страшно смущался Марины. Чтобы скрыть изнеженные руки и сделать их более похожими на руки грубоватого ирландца, несчастный скрипач два вечера подряд, нарядившись в одежду дворника, старательно сгребал лопатой снег. К чести музыканта надо сказать, что он ни разу не посетовал на трудности и молчаливо выносил требования разведчиков.

Степанова в два дня превратилась в светскую львицу. Немного развязную, немного куртизанку, хищницу из светских салонов, недалекую, но знающую цену своей красоте, к тому же имевшую шикарную квартиру на Арбате. Все эти дни она проводила в парикмахерской и солярии. Из нее создавали образ холеной «леди». Простенькая коса была расплетена и шикарные золотистые пряди свисали почти до пояса. Опытный парикмахер создал широкие волны и не стал больше ничего делать, сказав:

— Портить такие волосы я отказываюсь. Ей не нужна «химия».

Обломанные ногти слегка подточили и наклеили сверху суперклеем накладные «когти». Марина несколько часов привыкала к «украшению». Ей было страшно неудобно и она, в который раз, вспомнила Вику Гочияеву, роль которой когда-то исполняла: тогда ногти сделали значительно меньше, но эти аж загибались. Маринка представила лапу ястреба и усмехнулась про себя. Ей пришлось овладевать искусством макияжа, научиться пользоваться всевозможними механизмами и приспособлениями, облегчающими жизнь «светской львицы». Единственное, что могло ее выдать, было защитое хирургами правое плечо, но она решила не одевать открытых платьев и не раздеваться при посторонних.

Через сутки, спецрейсом, ее и Полонского переправили в Берлин. Мнимый Патрик встретился с обосновавшимися в Германии исламистами, имеющими мощную сеть и связался с московскими представителями. Сообщил, что ему удалось бежать из Англии. Добирается в Россию на попутных самолетах через Францию и Германию и прибудет в Москву к вечеру. Просил встретить. Разведчиков посадили на самолет, следующий до Москвы. Полонский сидел отвернувшись к иллюминатору, пока Марина не тронула его за плечо и не шепнула в ухо с игривой улыбкой на лице: