Естественно, телеграмма с предупреждением не успела достичь адресата вовремя. Никакие другие средства связи, такие, как радиопередатчики ВМС (более мощные, чем армейские), ни телефон (специальный прямой кабель был проложен непосредственно до о. Оаху) использованы не были.

Однако выполнить распоряжения своего правительства не смогли и японские дипломаты. Дело в том, что американская дешифровальная техника и переводчики работали значительно лучше и быстрее своих японских коллег и аналогов. Японское посольство просто не успело перевести и перепечатать начисто 14 частей послания к 13.00. После нескольких переносов послы прибыли в Государственный департамент лишь в 14.20, то есть после фактического начала войны. К тому моменту Хэлл уже был знаком с текстом японского ответа[499] и, по сути, лишь продолжал дипломатическую игру, скорее для исторической записи, чем для практической пользы.

КНИГА II

ДЕНЬ ПОЗОРА

ЧАСТЬ I

МЕРТВОРОЖДЕННЫЙ РЕБЕНОК

Уроки великой войны

Любая война оставляет свои уроки, любая война рождает новые тактические приемы, вызывает к жизни оригинальные стратегические концепции. Войны на море не являются исключением. Разгром русского флота при Цусиме в 1905 г. тоже был уроком, и выучили его англичане. Адмирал Д. Фишер санкционировал революционную концепцию в кораблестроении — «только большие пушки». Так на свет появился первенец нового класса линейных кораблей — «Дредноут». Но Первая мировая война задала куда больше вопросов. Кроме дредноутов просторы океанов стали бороздить подводные лодки — совершенно новый вид оружия. К концу войны все армии мира стали использовать авиацию, и если в 1914 г. самолет воспринимали не более чем забавный технический казус, к 1918 г. в налетах участвовали тысячи бомбардировщиков.

Как на суше, так и на море война выглядела совершенно иначе, чем ее рисовали в генеральных штабах накануне. Она развивалась далеко от тех классических схем, к которым привыкли генералы и адмиралы. В контексте данной книги нас больше интересует морской театр военных действий, к нему мы и обратимся. Первая мировая война не дала миру генеральных артиллерийских сражений на море, за исключением нескольких стычек и Ютландского боя500. Противоборствующие флоты линейных левиафанов основное время проводили в базах. Зато война воскресила пиратские эскадры рейдеров, породила невиданных размеров морскую блокаду и неограниченную подводную войну.

Было очевидно, что прежние стратегические концепции дали явную трещину. Наиболее прозорливые заговорили о полном пересмотре искусства войны, как на море, так и на суше. Они заклинали отдать приоритет в развитии новым видам вооружений: танкам, самолетам, подводным лодкам. Глобальные подвижки, которые еще не стали в 1918 г. изменениями, еще не накопили критической массы, чтобы стать неоспоримыми истинами и аксиомами, тем не менее заставили многих военно-морских стратегов задаться вопросом: как будет выглядеть война будущего. Задуматься над военно-морскими доктринами своих стран.

Проблема заключалась еще и в том, что для того чтобы построить корабль, необходимо четко знать, для каких целей он предназначен.

Известно, что основой любой кораблестроительной программы является оперативно-стратегическое обоснование, в котором на основе действующей военно-морской доктрины вырабатывается комплекс требований к тактико-техническим характеристикам кораблей, их классы и количество. Доктрина же вырабатывается на основе той или иной теории ведения войны на море. Собственно, она представляет собой переложение основных теоретических положений на материальную основу, на специфические условия, в которых будет вести войну то или иное государство.

Таким образом, выработка тактико-технических заданий (ТТЗ) для конструкторских бюро, планирование корабельного состава флота и его оперативно-стратегических задач не представляется возможным при отсутствии военно-морской доктрины. Она является главным фактором, определяющим развитие военно-морского судостроения.

До начала Первой мировой войны в большинстве стран мира доминировала доктрина «владения морем» или «морской силы» А. Мэхэна[500] и Ф. Коломба. Американские теоретики предполагали, что победа в войне достигается через господство на море, которое обеспечивает экономическую блокаду противника и уничтожение его войсковых коммуникаций. В принципе идея была правильной, недаром Наполеон бежал из Египта после того, как Нельсон пустил на дно Средиземного моря французскую эскадру в битве при Альбукерке. Коммуникации армии были уничтожены, подкрепления и боеприпасы не поступали — войска были обречены на гибель с Наполеоном или без. Не зря англичане просили помощи у России во время войны с североамериканскими колониями, за которые заступились французы и испанцы. Британцы потеряли господство над морем и не могли обеспечивать свои войска. После этого в борьбе за независимость молодым США требовалось отстреливать англичан, невзирая на собственные потери, рано или поздно — победа была у них в кармане.

Однако в соответствии с этой теорией само обеспечение морского владычества было невозможно без мощного надводного флота. Прежде всего, необходимы были закованные в броню левиафаны — линкоры, способные в одном, решающем «трафальгаре» пустить флот противника на корм рыбам. После чего флот-победитель должен был обеспечивать свои коммуникации от посягательств оставшихся легких сил противника и уничтожать вражеские перевозки, как гражданские, так и военные. Естественно, в такой ситуации противник «задыхался».

Общая парадигма «владения морем» как основной стратегической коммуникацией под сомнение не ставилась и не ставится до сих пор — она верна. Но вот способы ее достижения оказались под вопросом. Линейные флоты практически всю Первую мировую войну бездействовали. Другое дело — подводные лодки. Несмотря на то что германские субмарины нанесли за четыре года относительно небольшой ущерб военным флотам стран Антанты, им удалось практически задушить Англию. Линии морских сообщений страны, полностью зависящей от импорта, висели на волоске, казалось, еще немного, и Альбион умрет голодной смертью. Огромные дредноуты не могли ничего сделать с маленькими, ныряющими подводными лодками. Возникал вопрос: какова бы была судьба Великобритании, имей немцы больше субмарин и перейди они к неограниченной подводной войне сразу в 1914 г.? Вопрос скорее риторический...

Еще больше проблем ставила авиация — что с ней делать, не знал никто. Пионеры авиации, энтузиасты аэронавтики увидели в ней нового бога войны. Итальянец, генерал Джулио Дуэ, узрел в самолете нечто большее, нежели новый род войск или вспомогательную силу на поле боя. В самом начале 1920-х гг. он писал о революции, произошедшей в военном деле. Дуэ считал, что с появлением авиации отпадает нужда в полевых армиях и военно-морском флоте. «Воздушная армия», правильно организованная и достаточно мощная в количественном отношении, сможет поставить на колени экономику противника, перерезать коммуникации его армий и, наконец, при помощи бомбардировок уничтожить и сами войска. Вышесказанное он считал справедливым и для флота. Итальянский генерал смотрел в будущее, на его глазах авиация за четыре года войны превратилась из только что вылупившегося гадкого утенка в птицу, которая умеет летать. Он справедливо полагал, что за последующие 10—20 лет она превратится в лебедя, а точнее в ястреба, нещадно уничтожающего ряды противника.

Несмотря на радикальность концепции Дуэ, у нее были и остались свои последователи[501]. Параллельно с генералом к похожим выводам пришли некоторые офицеры американской армии. В частности подполковник, впоследствии генерал, Билл Митчелл. Пионер авиации, он так же, как и Дуэ, верил в огромный потенциал нового оружия. Их экстремистские взгляды мало чем отличались. Оба верили, что авиация станет решающим фактором в будущих конфликтах великих держав, а по достижении определенного уровня развития сможет выполнять полностью работу армии и флота. Митчелл в США довольно громко пропагандировал свои взгляды, кроме того, аэронавтика в то время была чем-то загадочным и новым, и к нему, естественно, стали прислушиваться.