— Да, в самом деле… — задумчиво произнес Петр. Идея воздушного шара уже оборачивалась к нему привлекательной стороной, но все же самолет, с его управляемым полетом, с его визгом пропеллера и встречным ветром в лицо!.. казался Пете куда притягательнее.

     Петр в неуверенности молчал целую минуту, а затем Никодим вдруг добавил, и голос его был мрачен, тягуч и окончателен, как бывает окончателен приговор, словно Никодим только что заглянул в будущее и увидел там новую неизбежную смерть:

     — Ты должен. Это. Сделать.

     И прежде, чем Петя пришел в себя, Никодим продолжил, но голос его уже не был репродуктором потустороннего мира, — обычный человеческий тембр:

     — У меня есть спирт. Много. Но я тебе его не дам. Мне он нужнее, к тому же, мне понадобится еще больше. Но к строительству шара это не имеет отношение, и поверь, этот проект важен. И для тебя в том числе.

     — Почему важен? В чем важность? — Петя все еще пребывал в состоянии легкого испуга.

     — Боюсь, это станет известно только со временем. Деталей я не знаю.

     — Ну… ладно… — неуверенно согласился Петя.

     — И еще. Я хочу попросить тебя об одолжении, — как бы между прочим обронил Никодим, и до Пети не сразу дошло, что за девять лет их знакомства, Никодим впервые его о чем-то просит. — Время от времени мне будут нужны детали, я буду давать тебе чертежи. Сможешь для меня их изготовить?

     — Да какие вопросы! Что за детали?

     — Валы, редукторы, блоки ферм — разные.

     — Скажешь, что ты собрался строить? — Петр был заинтригован.

     — Для начала генераторы тока. Затем разрядники и возбудители электромагнитного поля.

     — Ого! Зачем тебе это?! — поразился Петя.

     — Я хочу подружиться с электричеством. Но это не имеет к тебе отношения. Твоя главная цель — воздушный шар. Он — твоя миссия.

     Петя в нерешительности посмотрел на друга. Он никогда не сомневался в способностях Никодима, но эти способности его пугали, хотя в тоже время и завораживали, притягивали. Петр всегда хотел понять природу феномена товарища, и за долгие годы их дружбы много раз собирался поговорить с ним на эту тему, но так ни разу и не отважился. Какая-то внутренняя неуверенность удерживала его от этого шага, а возможно, просто было не подходящее время.

     «Но как я узнаю, что время подходящее, если не попытаюсь?» — задал себе справедливый вопрос Петр, глубоко вздохнул и решился:

     — Скажи, как ты это делаешь? Как ты заглядываешь в будущее?

     Никодим ответил не сразу. Но размышлял он не над ответом, а над тем, стоит ли отвечать. Затем, очевидно заключив, что парень вполне готов для подобных бесед, начал лекцию:

     — Судьба человека, муравья, кедра или звезды — это цепь событий от рождения до смерти. В сущности, это сложная математическая формула, вернее совокупность формул. Число их огромно, но конечно. Дождливое утро, чашка с чаем в твоих руках, скрип половиц под ногой, ладонь сестры на твоей голове, отвалившийся от угла дома № 13 кирпич, дочитанная вчера вечером книга, треск автоматной очереди, далекий лай собак, завядший фикус в окне напротив твоей квартиры, шаркающие шаги за стеной, твои тревоги о двигателе, который нечем заправить, и каждое слово, которое я тебе сейчас говорю — все это сущности, из которых слагаются уравнения. Много, не правда ли? Ты слеп, потому что не видишь, не замечаешь и сотой их доли. А если и замечаешь, то не придаешь значения. И лучше тебе оставаться незрячим, сознание обычного человека не может вместить столько информации, тем более — переработать. Есть сомнения? Скажи, каков твой возраст в минутах?

     — Ничего себе вопросик!

     — А я свой знаю всегда, с самого рождения, причем, мне не нужно даже его считать. Но скорость обработки информации — не самое важное. Поскольку судьба — формула, то она подчиняется математическим законам. А это значит, что при определенных обстоятельствах элементы уравнения могут самоустраняться, вычитать друг друга, в этом случае формула упрощается, судьба укорачивается, потому что ей необходимо преодолеть меньшее количество ситуаций, пережить меньше образов и ощущений. Но элементы уравнения могут и складываться, порождая новые, в этом случае судьба удлиняется. В течение жизни человека это удлинение-укорачивание происходит постоянно, то есть его будущее до конца не определено. Но иногда, а такое случиться с человеком может только единожды, происходит массовое вычитание, обвал элементов, и… судьба подходит к своему логическому завершению. Этот процесс необратим, как энтропия, начавшись, он всенепременно сведет уравнение к нулю. И по времени он длится ровно сутки. Ты спросишь, как же можно понять, когда с человеком происходит массовый обвал элементов? Отвечаю. Составляющие уравнение элементы крепко связаны между собой на всех физических уровнях, включая те, которые ученые пока еще не открыли. По большому счету, эта связь и определяет новую жизнь, ведь рождение — всего лишь следствие существования уже действующей, работающей, судьбы. Строго говоря, когда сущности начинают связываться в судьбу, еще не известно, кто станет ее физическим носителем (а биологическое существование всего лишь разновидность физического), на первых стадиях существования судьба пластична, и может принять любую форму, так что на свет может появиться и муравей, и дерево, и человек, и даже звезда. Но когда происходит массовое самовычитание, связи между элементами теряются, они становятся чужими друг другу. В картине, которая из них состоит, пропадает гармония. Но научить тебя видеть гармонию, ровно как и ее отсутствие, я не могу, увы. Очевидно, моя способность ее ощущать — особая разновидность врожденной мутации, как сказал бы доктор Антон.

     — Смерть — отсутствие гармонии. Она же — решение уравнения судьбы, — произнес ошеломленный Петр.

     — Верно, мой сообразительный друг. А теперь иди, и построй воздушный шар. Нашим судьбам этот элемент крайне необходим.

     Вернувшись домой, Петя не мог найти себе места. Он испытывал странное чувство, будто само Просвещение коснулось его своим невесомым крылом, осенило и благословило. Парню хотелось ликовать и в тоже самое время застыть, замереть и наслаждаться мигом единения с Знанием. В конце концов, не каждому юноше в двадцать один год выпадает удача подглядеть свою миссию. Петр испытывал прилив сил, волну возбуждения, словно Никодим поделился с ним своей энергией, как это уже случалось семь лет назад, когда Никодим посоветовал Пете начать строительство самолета. Правда, Петю немного смущало то, что суть этой миссии оставалась для него загадкой. Ну построит он воздушный шар, но для чего? Ну да, подняться в воздух на аэростате было бы здорово, но разве только в этом кроется миссия?.. Теория судьбы, как совокупность математических формул, и невидимые, неосязаемые связи между какими-то сущностями, — из всего этого Петя мало что вынес, но у него не было оснований не верить другу, не было причин сомневаться в истинности слов и выводов Никодима, и он принимал их, как есть, в надежде, что со временем сможет разобраться в хитросплетениях странной теории, и увидеть мир, таким, каким его видел Никодим.

     Восемь лет спустя ему это удастся. Глядя на раздувающийся гнойный волдырь солнца, на коронарное сияние железной тайги, на ослепительные зигзаги молний, слушая, как обезумевший ветер в вое набирает силу, гася, как пена пожар в себе все прочие звуки, Петр Маслов вдруг ощутит странную вибрацию собственного сердца, а следом поймет, что эта вибрация связана с каждым окружающим его предметом, с каждой его мыслью, с каждым воспоминанием, и даже ощутит сестринскую нежность и грусть, хотя Юлия будет уже за много километров от Красного. Петр переполнится счастьем прозрения, чтобы следом вдруг осознать, что вибрации ослабевают и, стало быть, рушатся связи. Похолодевший от обреченности, Петр поймет, что является зрителем великого акта крушения гармонии — собственной смерти.

     А пока Петя томился и тревожился неопределенностью и загадочностью своего будущего, но затем появилась сестра, взяла брата за руку, улыбнулась и вкрадчиво прошептала ему в самое ухо: