— Да, к такому выводу мы и пришли, — уверенно согласился Аркадий Юрьевич, полагая, что разглагольствования Никодима подтверждают его правоту.

     — Вы меня заинтриговали. Пожалуй, я даже сделаю вам чаю.

     Никодим порывисто поднялся, водрузил на плиту чайник. Аркадий Юрьевич посмотрел на Антона Павлович, тот едва заметно покачал головой, выражая отрицание — у Никодима не было свитка, и узнал о его существовании он только что. Тем временем Никодим продолжил:

     — Положим, Мария в самом деле принесла домой свиток, но в таком случае я рано или поздно его обнаружил бы, все таки девятнадцать лет прошло, а свое жилище я обследовал неоднократно и скрупулезно. Из этого вытекает четыре предположения. Первое: Мария забрала свиток, но унесла его с собой в тайгу. Увы, это вариант один из худших, так как в этом случае искать документ бесполезно.

     Аркадий Юрьевич обреченно вздохнул.

     — Предположение второе: Мария не забирала свиток, значит, его забрал кто-то еще. Третье: документ по-прежнему в церкви, если только его не уничтожило время. Тоже вариант не из лучших. И последнее, самое опасное: не было никакого свитка, а вы решили поиграть со мной в какую-то глупую игру.

     Никодим резко обернулся к гостям и по очереди заглянул каждому в глаза. От этого взгляда и Антон Павлович и Аркадий Юрьевич отшатнулись, как от порыва ледяного ветра.

     — Нет, Никодим, никаких игр, — тяжело произнес Антон Павлович. — Аркадий Юрьевич, вам стоит рассказать все, я полагаю.

     — Да, извини, я просто был уверен, что… — поспешно начал Семыгин. — Ну да теперь не важно, — и он изложил полную версию своего исторического расследования, включая содержимое неотправленного письма отца Сергия и церковно-приходской книги, правда, ссылки на мифологию древних славян историк Семыгин опустил.

     За это время Никодим успел заварить чай, разлить его по чашкам и вернуться на свое место. После того, как Аркадий Юрьевич закончил, Никодим еще некоторое время в задумчивости болтал ложкой чай, затем поднялся и молча вышел. Друзья снова переглянулись, но никто из них понятия не имел, что происходит. Но вскоре Никодим вернулся и положил перед Семыгиным наполовину исписанный тетрадный лист. Аркадий Юрьевич пробежал глазами текст, вопросительно поднял на Никодима глаза.

     — Пока еще почта работает, не так ли? Я хочу, чтобы ты заказал мне эти книги. Взамен, я расскажу вам, что думаю о вашем деле. Фактов у меня нет, предупреждаю, потому что эта история для меня новость, я бы даже сказал — неожиданность. Но дедукция, дочь математики, вещь весьма ценная, согласны? В противном случае Дойль не уделил бы ей столько времени, и мы лишились бы такого чудесного образа Шерлока Холмса, которым нас порадовал Ливанов. Вам нравится Шерлок Холмс в исполнении Ливанова, товарищи?

     — Да, конечно, — автоматически отозвался Аркадий Юрьевич, вернувшись к изучению страницы. — Великолепный актер…

     — Что там? — спросил доктор Чех.

     — Учебник сербского языка, и куча специализированной литературы на английском и сербском языке, — растерянно отозвался Аркадий Юрьевич и передел другу тетрадный лист.

     — Специализированной литературы по электродинамике, — уточнил Никодим.

     — На сербском? — удивился Антон Павлович, внимательно рассматривая список. — Зачем тебе сербский язык?

     — Так что, мы договорились? — беззаботно поинтересовался Никодим, проигнорировав вопрос доктора Чеха. — Тебя же не беспокоит стоимость этих книг, верно, Аркадий? Двадцать пять процентов от самоцветов наверняка не растрачены…

     — Меня не беспокоит стоимость этих книг, я все закажу! — вдруг разозлился Аркадий Юрьевич. — Что тебе нужно?! Подписать договор кровью?!

     Антон Павлович с испугом посмотрел на друга, затем покосился на Никодима, но тот улыбался.

     — Ты меня путаешь с кем-то, у кого есть рога и копыта, — все еще улыбаясь, отозвался юноша. — Ну, раз сделка состоялась, вот моя теория: ты хочешь вернуть Камень.

     У историка Семыгина отвисла челюсть, Антон Павлович напрягся, а Никодим откинулся на спинку стула и любовался эффектом. Затем он снял улыбку с губ, подался вперед, и, глядя Семыгину прямо в глаза, уже серьезно произнес:

     — Наверное, ты думал, что я не знаю мифологию древних славян. Но я ее знаю. Мало того, я так же, как и ты, хочу вернуть Камень. В сущности, это моя миссия — восстановить гармонию.

     Никодим снова откинулся на спинку стула, давая возможность гостям поразмыслить над услышанным. Но мужчины были в растерянности, даже в легкой панике, тогда Никодим вздохнул и продолжил уже чисто деловым тоном:

     — Ладно, вернемся к материи — к объективной реальности, данной нам в ощущение, как обозвал ее немецкий еврей Маркс. Итак, где может быть свиток? Из четырех вариантов мы отбраковали три, стало быть, надо искать человека, который побывал в церкви в день смерти отца Сергия раньше Марии. И я думаю, что это, скорее всего, женщина, который на данный момент лет семьдесят пять, если она, конечно, жива.

     — Почему женщина? — спросил приходящий в себя историк Семыгин.

     — Да потому что вероятность больше. Приход отца Сергия только из пожилых женщин да старух и состоял, — Никодим произнес это так, словно втолковывал ребенку, почему слово «КПСС» важнее, чем слово «мама». — И потому, что если бы свиток нашли строители, они, скорее всего, передали бы его в горисполком. Для атеистов–строителей церковный документ не представляет ценности, но в глазах верующего человека он ценность имеет огромную, потому что становится религиозным артефактом, который требуется беречь, лелеять и охранять. Так что ситуация, при которой прихожанка, обнаружив подле мертвого отца Сергия древний документ, не раздумывая забрала его с собой, видится мне наиболее вероятной. Но это была не Мария. И это, друзья мои, все. Больше ничего я вам сообщить не могу.

     Проводив гостей на лестничную площадку, Никодим на какое-то время задержался, наблюдая, как мужчины спускаются по ступеням, затем догнал их вопросом:

     — Аркадий, когда ты найдешь свой свиток, могу я рассчитывать на то, что его содержимое станет мне доступно?

     Семыгин резко оглянулся и упрямо посмотрел Никодиму в глаза.

     «Черта с два!», — захотелось выкрикнуть Аркадию Юрьевичу, но он сдержался.

     Никодим с улыбкой рассматривал историка, но теперь в этой улыбке не было стали, скорее в ней можно было найти намек на доброжелательность. Удовлетворившись созерцанием негодования в глазах Семыгина, молодой человек сказал:

     — В тебе умирает настоящий воин, Аркадий. Я понимаю, откуда взялось твое диссидентсво. Чертов Дон Кихот. Готов ринуться на бетонную башню с деревянным копьем, если только в ее очертаниях мелькнет образ врага. Так всю жизнь головой, как отбойным молотком, и долбишь железобетонную толщу человеческой глупости, спрессованной тысячелетиями, а потому изначально непробиваемой. И этим ты мне нравишься. Дай знать, когда найдешь свиток, я могу оказаться тебе полезен.

     И Никодим захлопнул дверь, не дав Аркадию Юрьевичу возможность чего-то ответить.

     По дороге назад историк Семыгин и доктор Чех долго молчали. Только отдалившись от дома Никодима квартала на три, они остановились, чтобы перевести дыхание, и поделиться впечатлениями.

     — Ну что, голубчик, получили свои ответы? — толи иронично, толи печально осведомился доктор Чех.

     — Знаете, Антон Павлович, как-то я говорил вам, что волею судеб был закинут в Будапешт. Случилось это в далеком 56-ом году. Но я не рассказывал, что мне довелось пообщаться с Имре Надь. Знаете, кто это?.. Впрочем, не важно. Так вот, это была волевая личность, я бы даже сказал — железная. Общаться с ним было крайне трудно, он буквально давил авторитетом. Но теперь я понимаю, что рядом с Никодимом Имре — просто неразумное дитя, ползающее под ногами Платона. Психологический пресс, который он обрушивает на собеседника, по силе сопоставим со снежной лавиной, или там с камнепадом. Увернуться невозможно.