— Цитата, — объявил он, усевшись за стол и развернув газету. — «Использование атома в мирных целях приносит долгожданные плоды. Советским атомщикам понадобился всего один заряд, в результате чего было создано прекрасное озеро Чаган с чистой прозрачной водой. Местность преобразилась. Наконец, произошло событие, которое так долго ждали…» Так, тут идет стандартная хвалебная чушь. Вот дальше: «Стояла обычная для этих мест жара. Люди изнывали. Правда, на берегу было чуть прохладнее, но как манила эта безмятежная водная гладь! Поистине, близок локоть, да не укусишь. Наконец, медики дали «добро», и все обитатели посёлка побежали на пляж. Купались долго, от души».

     Почтальон Семыгин сложил газету, перевел взгляд на доктора Чеха, спросил:

     — Антон Павлович, вы что-то еще знаете об этом, не так ли?

     — Да, к сожалению, — с неохотой отозвался доктор Чех. — Военврач Гуридзе поделился. Его свидетельства прямо противоположны.

     Аркадий Юрьевич понимающе кивнул, затем развернул другую газету, положил перед собеседником, сказал:

     — Я в последнее время чаще в гарнизон наведываюсь, объем почты для них растет. Так вот, недавно заметил там одного из тех гражданских, которые на вертолете прибыли, и за пределы части носа не высовывают. Мне его лицо показалось знакомым, так что я помимо вашего озера в своих подшивках искал еще кое-что. Не подвела меня память, вот статья и фотография, — Аркадий Юрьевич ткнул пальцем в газету, — это он. Алексей Николаевич Кушев — физик-атомщик. Думаю, что все остальные тоже ученые.

     — В этом, голубчик, сомневаться уже не приходится, я полагаю, — согласился доктор Чех. — Особенно после того, как коллега Гуридзе порекомендовал запастись цистеином на весь город. А цистеин — это антирад, черт бы его побрал! Да и о последствиях намекнул…

     — Все сходится. Все один к одному. Все вокруг… бомбы, будь она не ладна…

     — Сходится. Только непонятно, что именно они делать собираются? Взрывать? В тайге? Почему в тайге? Зачем? У них же есть полигон, как он там?..

     — Семипалатинск, — подсказал почтальон Семыгин, немного подумал, добавил. — Возможно, это как-то связано с запретом испытания ядерного оружия на земле, в воде и в воздухе, который подписали владеющие ядреным оружием страны несколько лет назад. Возможно, с этим и озеро Чаган связано…

     Почтальон Семыгин и сам не предполагал, насколько был прав. Запрет испытаний ядерного оружия имел место быть, и своим фактом сильно обидел физиков-атомщиков, которые очень любили свои бомбы взрывать, и с негодованием встретили такое ограничение. Но, как и положено воинам трудового фронта Страны Советов, сдаваться ученые не собирались. Из самых отъявленных расщепителей атома они организовали ударную группу и поручили ей проблему устранить. Ударная группа устроила мозговой штурм, и родила проект под названием «Тайга». Проект был гениален, и заключался в том, чтобы реанимировать другой проект, придуманный еще Иосифом Виссарионовичем сорок лет назад, суть которого заключалась в наполнении мелеющего Каспия водами северных рек. Только вместо экскаваторов, бульдозеров и тротила хитрые ядерщики предложили использовать милые их сердцу атомные бомбы. Экономический эффект, изложенный на бумаге, выглядел потрясающе, — бабах!.. и миллионы тонн грунта, леса и незадачливой дикой фауны, так некстати оказавшегося на линии фронта между реками Печора и Колва, превращаются в радиоактивную пыль, и вот уже воды Печоры, насыщенные лучистой смертью без вкуса и запаха, убивая все на своем пути, неспешно направляются в Каму, затем в многострадальную Волгу и, наконец, в Каспийское море… Наверное, величие этой картины и подтолкнуло членов Политбюро, — людей, на воображение богатых, не мешкая проект утвердить, и довольные атомщики кинулись претворять в жизнь очередную стройку века. В самом деле, выгоды же налицо! С одной стороны спасем Каспий, с другой, под видом хозяйственной деятельности продолжаем расщеплять атом, ведь подземные ядерные взрывы в целях хозяйственной деятельности не подпадают под утвержденный в 1963-м году запрет испытаний ядерного оружия на земле, в воде и в воздухе… Спите спокойно, жители Перьми, Ульяновска, Самары, Саратова, Волгограда, Архангельска и еще пары сотен городов вдоль берегов Камы и Волги, ваши жизни в надежных руках мудрой Партии, а значит, вы умрете в неведенье, но за идею — за светлое будущей, которое, как известно, без термоядерных взрывов немыслимо… Мудрая Партия не колеблясь бросала жизни горожан ПГТ Красный в топку металлоплавильных печей, с чего ей было сомневаться в правильности подобного подхода в атомных программах? Ядерный Бог был могуч и требовал все больше жертв, а жрецы Политбюро знали, что человеческие ресурсы в Стране Советов неисчерпаемы, стало быть, жалеть их — экономически нецелесообразно.

     4 августа 1970-го года на северной границе Пермской области, был заложен и активирован первый заряд, — первый из запланированных двух с половиной сотен. К счастью, в том районе последний. Правительство вдруг всполошилось, что мировая общественность будет негодовать, узнав, насколько грандиозен затеянный в СССР ядерный проект, и решила атомщиков с их бомбами отодвинуть от любопытных глаз западной цивилизации подальше, за Уральский хребет. Так что ни доктор Чех, ни почтальон Семыгин не могли знать, что прибывшая в их город армия должна была обеспечить физикам-атомщикам реализацию проекта «Вепрь», целью которого был уже сибирский Иртыш, ждавший возможности поделиться своими водами с убитым войной за хлопок Аральским морем.

     После того, как военных научили прятать горючее и технику от Черного Мао, и даже активно его защищать с помощью огнетушителей (школьный учитель физики Вениамин Альбертович Цандеровский однажды сообразил, что струя пены создает фронт пониженного давления, следовательно, охлаждает поверхность, с которой соприкасается и, стало быть, эту технологию можно использовать в борьбе против Черного Мао), отношения между армией и горожанами потеплели. Военные механики оградили свои запасы топлива бетонными кожухами, и соорудили огнетушительные расчеты, закрепив на поворотных рамах сразу по четыре промышленных пенодуя. Нагрянувшему в начале июля Черному Мао пришлось спешно отступать под перекрестным обстрелом огнетушительных турелей, — так что система работала, и армия была гражданским за содействие благодарна. Офицеры стали чаще появляться в городе в компании еще аппетитных вдов, а солдатики и вовсе расхрабрились и клеили молоденьких жен металлургов, за что неоднократно получали по лицу, но от намерений своих не отказывались, а собирались отделениями и шли на металлургов с ответным мордобоем. Городок оживился, чему участковый Полищук радовался мало, потому как отлавливать дебоширов требовалось теперь в два раза чаще, а писать письма приходилось не только на завод, но еще и в военный гарнизон.

     Но к сентябрю оживление заметно спало, так как две роты ВВ и одна рота инженерных войск отбыли в восточном направлении прямо через лес, по ходу продвижения прокладывая себе дорогу. Раньше там была просека, но тянулась она всего километров пятнадцать и упиралась в речушку, за которой армию поджидала совсем уж непроходимая тайга. Да и просека была сильно завалена буреломом и плотно заросла молодняком. А в конце сентября хлынули осенние ливни, так что продвижение военных шло медленно и к реке они вышли только к началу октября. До первых снегов солдаты успели построить мост и расчистить площадку на другом берегу, но затем ударили морозы, и войска вернулась в город на зимовку.

     Пока армия воевала с тайгой, председатель горисполкома Поворотов готовился к приему большого начальства, которое обещало посетить ПГТ Красный на праздник Октябрьской Революции, то есть 7-го ноября. Областное начальство подобными визитами удостаивало Красный не часто, раз в пять–шесть лет, потому Леонид Валерьевич решил навести основательный порядок в бумагах, коих за последние годы накопились небоскребы, дабы быть во все оружии, и случайно не опростоволоситься, если, скажем, коварное начальство вдруг придумало бы задать вопрос о какой-нибудь директиве трехгодичной давности. За работу председатель горисполкома принялся энергично и уже на третий день добрался до нижнего ящика стола, в котором находились документы, приговоренные на пожизненное неисполнение. В этом то ящике Поворотов и наткнулся на желтый конверт и ключ от церковных ворот.