— Тебе не нравятся мои отношения с Нестеровым? — спросила она своим обычным ровным голосом.

И тогда я заметил — никакой грусти в ее глазах нет, это я все напредставлял себе, скорее, в них была насмешка. И я рассердился.

— Я в это не лезу! — сказал я.

— Лезешь, — ответила она подчеркнуто спокойно. — Ты об этом думаешь, и тебе это не нравится — я видела по твоим глазам.

— Ну, мое дело, — хмуро сказал я.

— Нет, — она поправила сползающую с ее острых плеч куртку, — это не только твое дело. Ты дружишь с Лешей. И захочешь высказать ему свое отношение.

«Это же надо быть такой занудой!» — подумал я. Вообще, когда Нина пыталась кого-то в чем-то убедить и при этом внутренне раздражалась, она становилась до того скрипуче дотошной, что я этого не выдерживал.

— Я ему все равно выскажу свое отношение, — сказал я сердито.

— Не сомневаюсь, — кивнула она. — Но для того, чтобы иметь отношение, надо хоть что-то знать.

— Леша тебя любит, — резко сказал я. — И верит тебе. Это я видел на «Перове». И вообще, мне бы было все равно, если бы не он… Ясно тебе?! — И тут я крикнул: — Нельзя его предавать! Не такой он парень. Вот!

Она смотрела на меня застывшими глазами, внезапно что-то ослабло у нее внутри, плечи вздрогнули, обмякли, куртка сползла с них и упала на палубу. Нина некрасиво сморщилась, прижала ладони к лицу и всхлипнула… Я растерялся и тут же понял: все у нее было — и грусть, и тревога, только она постаралась прикрыть их этой своей занудной холодностью, постаралась, но не выдержала… Мне стало жаль ее.

— Ну что ты, Нина… — проговорил я.

И в это время до слуха моего донеслись три коротких сигнала по спикеру — мне пора было идти на вахту…

— Мы потом, — сказал я ей быстро, — мы еще поговорим… — и пошел к трапу, ведущему на мостик.

Я поднимался и думал: ну зачем я в это встреваю?.. Я все равно не смогу разобраться. Один раз ведь в своей жизни я уже крикнул «нет», на весь порт крикнул, на весь город, на все море, на весь белым свет; так неужто тот злой запрет ничему не научил меня?..

Они идут вдоль реки, пересекают лес, заходит солнце и вновь восходит, они идут по теплой земле, по жестким травам, — двое, нарушившие закон племени и открывшие свой… двое идут по тропе…

Глава четвертая

КОСТРЫ НА МАЛЕНЬКИХ ОСТРОВАХ

Уходят берега и возвращаются, и только когда ступаешь на землю, то всерьез обнаруживаешь, как много времени прошло в море, как изменилась природа на суше под лучами солнца. Пейзаж на берегу стабильней, прочнее, чем в море; иногда он сохраняется на века, и только какая-нибудь катастрофа может сдвинуть горы или уничтожить леса. А в море перемены постоянны: еще вчера вздымались ввысь черные холмы и ветер завихрял на их вершинах белые, пенистые брызги, а пароход наш шел, разрезая валы, и сам содрогался от напряжения, а теперь за бортом плеск волн легок и приятен, и цвет моря глубинно-фиолетов, стайки летающих рыбок вспархивают вверх, они возникают из воды стремительно, не оставляя на ней кругов, распустив радужные крылья, летят по дуге и неожиданна уходят в воду, но теперь не с такой аккуратностью, как совершали взлет, а обязательно чиркнув всем телом по волне, и небо чисто и открыто, но может пройти час, два, и все снова сменится. Нет, не обязательно, чтоб налетел шквал, но и хорошая погода бывает многих цветов и оттенков.

Я часто размышлял об извечной текучести природы, стоя на мостике и наблюдая, как это происходит; море всегда в переменах, и миг единый не похож на другой; неповторимую красоту какого-нибудь заката или восхода можно видеть только в эту данность, в следующую ее уже не будет, она разрушится или заменится иной, а полностью насладиться красотой мгновения возможно лишь при повторении его. Может быть, потому-то и создаются мечтания.

Этот парень был из Тонга, но звали его на английский манер: Джозеф. Мы познакомились с ним утром в бассейне. У нас установлено правило: с шести утра бассейном час пользуется команда. Обычно в это время набивается много наших и на корме становится шумно и весело, но в то утро в бассейне я оказался один, может быть, потому, что шел мелкий дождь и многие любители поплавать проспали — официальный подъем у нас в семь, — но было тепло, и море тихое, без волны. Я плавал с наслаждением и когда случайно поднял голову, то увидел краснокожего парня; он стоял в плавках, широкогрудый, подтянутый, на животе его выделялись крепкие мышцы, и держал за руку белокурую девушку. Я понял — он не решается прыгнуть. Я улыбнулся ему, и он ответил радостной улыбкой, показав крепкие белые зубы; тогда я ему махнул рукой: давай, мол, прыгай, он захохотал и прыгнул вместе с девушкой, и они поплыли рядом.

А потом мы сидели с Джозефом и его женой Анни — так звали белокурую, — пили содовую и болтали о всякой всячине — я уже давно убедился, что не так уж плохо говорю по-английски; во всяком случае, меня понимали и я понимал.

— Это хорошее судно, правда, кэп? — спрашивал меня Джозеф. Конечно, он отлично понимал, что мне еще далеко до капитана, но ему было приятно так меня называть.

— Замечательное судно, — отвечал я. — Даже отличное судно!

Он хохотал, и Анни хохотала. По-моему, она была красива, с высоким лбом, большими серыми глазами; она была вся открытая, ничего не прятала ни под косметикой, ни под нарочитым выражением лица.

— Говорят, моряки не имеют права ругать свое судно?

— Конечно, миссис, — отвечал я. — Только хвалить. Ругать свой дом — дурная манера.

— Ха! — сказала Анни. — Вы всегда так церемонно разговариваете?

— Только когда пытаюсь объяснить морскую жизнь…

Они опять захохотали, и я вместе с ними.

— Послушай, кэп, — сказал Джозеф, — у меня есть одна тайна. Я могу тебе ее рассказать…

— Но зачем рассказывать тайны? Не надо, — сказал я. — Я не люблю быть тайноносителем.

— Конечно, — кивнул он. — Но это не имеет значения. — Он положил свою широкую ладонь на плечо Анни и неожиданно спросил: — Правда она красивая? — Он как-то легко это спросил, нежно и очень естественно.

— Правда, — серьезно ответил я.

— Я рада, — сказала она, нисколько не смутившись, и опять засмеялась. — Я нашла Джозефу двух богов.

— Каким образом?

— Самым натуральным. Они у себя в Тонга потеряли двух богов давным-давно, может быть, века три назад. А они стояли в музее в Окленде. Высокие, красивые… У них все умеют резать по дереву. Это у них генетическое. Они так и говорят: дайте мальчику молоток и стамеску, он сразу же создаст богиню.

— И Джозеф тоже? — спросил я.

— О-о-о! — только и протянула она.

— Откуда вы это знаете? — спросил я Анни.

— Это моя профессия.

— А твоя? — спросил я Джозефа.

— Я клерк, — сказал он и улыбнулся. — Пока… Послушай, я тебе все-таки расскажу тайну…

— Давай, — сказал я, — если тебе это хочется.

— Ему хочется, — сказала Анни, — он сейчас этим живет.

— Это про золото, — сказал Джозеф. — Только это очень серьезно, не подумай, что шутка.

— Тогда выкладывай.

— Пожалуйста… Информация. Телеграфный стиль. Хорошо?.. Тогда слушай. В 1886 году английский корабль под названием «Княжеская гавань» вез золото из Южной Америки в Англию. Старинное золото. Перуанские поделки. Он пропал без вести, этот корабль. В Тихом океане. Есть документы. Одни считают — пираты. Другие — были сильные бури. Ну, в общем, пропал, и все. А он не пропал. Это было так… Они пристали к острову, чтобы добыть воды и часть пищи. В то время в Тонга шло большое строительство. Нужны были гвозди. Это было дороже всего — гвозди. Островитяне попросили их у белых. И те отказали. Тогда островитяне ночью напали на корабль. Они украли гвозди и всех перебили. Но, когда шла битва, случился пожар. Судно без управления ушло в море. И утонуло… Я знаю, где, — сказал он и посмотрел на меня.

Он и вправду не смеялся, он говорил серьезно, и в его зеленоватых глазах было открытое простодушие.