— Командира давно нет, а одному трудно приходится, — пожаловался Скрипник. — Не до лоска, других дел невпроворот.
«Победа» остановилась около двухэтажного финского домика, точно в таком мне пришлось прожить полгода в таежном гарнизоне.
— Нюхтиков, отнесите чемодан в гостиницу, — сказал Скрипник шоферу. Мы покурили и тоже пошли в дом.
В маленькой комнатке, которую мне отвели, стояла одна кровать, платяной шкаф и стол.
— Прошу вас кратко доложить свое мнение о командирах полков, — обратился я к начальнику штаба.
— Лично мне все нравятся, — ответил Скрипник. — Но кое-кто ими недоволен. Начальник политотдела, например, считает, что некоторых уже давно пора выгонять. Но я с ним в корне не согласен.
— Ладно, посмотрим, — сказал я, чувствуя, что мне нужно самому внимательно ко всему приглядеться — и к обстановке, и к людям. — А сейчас поедем завтракать, столовая, наверное, уже открыта.
Выйдя из машины около старого щитового барака, стоявшего на краю оврага, я поднялся на кучу щебня, чтобы оглядеть гарнизон. Справа высились обгорелые стены бывшего Дома офицеров. Его верхний этаж был разрушен, а первый и подвал, видимо, до сих пор использовались.
— Год назад здесь жили летчики и техники, а сейчас там склады, — пояснил Скрипник.
Левее Дома офицеров стоял двухэтажный дом, в котором размещались штабы полка и базы. Дальше виднелись две кирпичные казармы, а напротив их — большая солдатская столовая. Вся территория городка заросла буйным репеем. Ходить, как в джунглях, можно было только по тропкам.
Из одного финского домика вышла женщина и, цепляясь халатом за колючки, направилась к колонке водопровода.
— Поздно просыпаются, — сказал я.
— Сегодня полетов не будет: ночью прошел дождь, взлетная полоса размокла, — пояснил начальник штаба.
— А что, на аэродроме нет полосы с искусственным покрытием?
— Есть металлическая, но с нее после дождя взлетать нельзя, да и в хорошую погоду небезопасно — слишком износилась.
«Даже настоящей взлетной полосы нет, — подумал я. — Может быть, пока не принял хозяйство, уехать?» Уж очень все здесь удручало — и эти заросли репея, и женщина, равнодушно шагавшая среди грязи и мусора.
Но тотчас в душе поднялся протест: нет, уезжать нельзя. Надо не бежать отсюда, а работать. Не может быть, чтобы люди, населяющие гарнизон, не хотели благоустройства. И они будут жить лучше, черт возьми!
— Поедем на аэродром, а потом позавтракаем, — предложил я Скрипнику. Мне не терпелось увидеть основной объект, от которого зависит подготовка летчиков.
Изношенная металлическая полоса пестрела темными задирами гофрированных плит, то там, то здесь блестели огромные лужи: выбоины вовремя не засыпали. Самолеты стояли прямо на грунте. Все здесь говорило, нет, кричало о нетребовательности командира базы.
В начале и в конце взлетно-посадочной полосы были овраги. Это уж совсем непростительно. Ведь если у самолета почему-либо откажут тормоза, авария неминуема.
— Неужели нельзя было их засыпать? — спросил я.
— Да, эти овраги как бельмо на глазу, — задумчиво сказал Скрипник. — Говорят, до нашего перелета сюда здесь три летчика погибли. Но ведь не колдобины, а постоянные пропасти, разве их лопатами закопаешь? Одним нам такая задача не по плечу.
— Одним, конечно, не засыпать, — согласился я. — А вот если поднять общественность города, тогда нетрудно будет навести здесь порядок. Вы пытались ставить этот вопрос в горкоме или обкоме?
— Нет, конечно, — устало ответил начальник штаба.
Осмотрев аэродром, мы вернулись в гарнизон. Авиаторы уже позавтракали и теперь выходили строиться по подразделениям.
— Арсен Иванович, прикажите сделать общее построение, — сказал я начальнику штаба. — Сейчас и представлюсь, чтобы не терять времени.
Когда все офицеры и солдаты гарнизона построились, подтянутый, аккуратно одетый подполковник подал команду «Смирно» и, лихо вскинув руку к головному убору, отрапортовал:
— Товарищ полковник, авиационный истребительный полк, база и светотехнический дивизион для встречи построены. Командир полка подполковник Соколов.
— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался я с личным составом.
В ответ громыхнуло стройное:
— Здравия желаем, товарищ полковник!
— Вольно! Люди расслабились, но остались в той же позе, что говорило о хорошей выучке и дисциплине. Никто не шевельнулся, каждый смотрел на меня испытующим взглядом.
Позавтракать мне так и не пришлось: прилетел начальник вышестоящего штаба, который сразу предложил мне лететь с ним в другой полк. Ли-2, разбрызгивая грязь, вырулил на взлетную полосу. Внимательно слежу за разбегом, определяя пригодность полосы для истребителей. Так и есть, самолет прыгает по выбоинам. Чем выше скорость, тем тряска меньше, а следовательно, опаснее для приборов.
— «Зубы дракона», — кивнув за борт, коротко бросил начальник штаба.
— Когда Язон посеял зубы дракона, выросло войско, — отвечаю я, — а здесь…
— Кстати, — пояснил начальник штаба, — эту полосу приказали сделать, чтобы испытать новые плиты. Вот сделали, а летать опасно. Полетаешь, сам убедишься.
— Можете считать, что уже убедился…
За разговором полчаса лету прошли незаметно. Еще из окна самолета я увидел ровные шеренги солдат и офицеров, построенных для встречи.
Командир полка Королев — бородач с ястребиным взглядом — не отличается изысканными манерами.
— Бороду не собираешься сбрить? — спросил его начальник штаба по пути в гарнизон.
— Она мне не мешает, а уставом не запрещается.
— А как же вы, товарищ Королев, кислородной маской пользуетесь? — задал я вопрос.
— На высоту летаем редко, а понадобится — надену, — ответил он беспечно.
В нем по сей день жил летчик военных лет. Хозяйством он интересовался мало: надеялся на командира базы. А тот ждал руководящих указаний. Здесь даже и дороги настоящей не было. Чтобы добраться до шоссейки, на восемь километров пути в хорошую погоду требовалось затратить не менее часа. А в распутицу ездили только на тракторе.
— Вот и мучаемся, — перебираясь через дорогу, зло сказал Королев.
Место и в самом деле было выбрано неудачно: чтобы попасть на взлетно-посадочную полосу, требовалось преодолеть болото. Солдатские казармы, столовая и клуб стояли не на суходоле, а в низине.
— Скорей всего, зимой планировали, — пояснил Королев, — вот и построили.
— Дороги надо делать, без них ни о какой боевой готовности не может быть и речи, — сказал я.
— А кто их будет делать, товарищ полковник? — не то спросил, не то ответил Королев. — Командир базы, например, даже не собирается.
— А вы? Вы же командир?
— Я здесь всего полгода служу, за это время успел только одну дорогу к аэродрому отремонтировать. Кругом же болото, весной все заливает, резиновых сапог не снимаем…
К вечеру я принял соединение и доложил телеграммой командующему о вступлении в должность. Теперь за все отвечал я — и перед командованием, и перед правительством, и перед собственной совестью.
Здорово устал за этот день, но отдыхать не пришлось: начались ночные полеты, и я не имел права ими не поинтересоваться. Ночь провел на стартовом командном пункте. Приятно было смотреть, как уверенно, красиво взлетали истребители, уходящие в ночное небо. Чувствовалось, что подготовка у них хорошая. Полеты закончились к рассвету, и я на легкомоторном Як-12 отправился на основной аэродром. Всю дорогу дремал под мерное урчание мотора. Проснулся, когда самолет коснулся посадочной полосы.
Солнце только что вышло из-за горизонта. Прошли сутки с того момента, как я сошел с поезда. А показалось, что живу здесь давным-давно… Заехал в гостиницу, умылся, сменил китель и поспешил в штаб. Дел, что называется, невпроворот: нужно познакомиться с планом боевой подготовки полков, проанализировать ритм работы всего соединения, а вечером собрать и заслушать начальников отделов и служб управления.