Поправившись, двинулся на восток. Шел ночами. До фронта добрался, когда бои шли на Волге. Чудом остался жив при переходе переднего края. Если бы знал положение на фронтах, взял бы севернее и вышел на спокойный участок, а то прямо в самое пекло попал. Перешел ночью. Ну, теперь, думаю, у своих, разберутся. Но не тут-то было. Неделю под арестом находился. Потом дали автомат и послали на передовую. Воевал рядовым, через некоторое время присвоили звание сержанта, стали в разведку посылать. Радуюсь — поверили. Орден Красного Знамени получил, пока был в пехоте. Закончили окружение под Сталинградом, Паулюса забрали в плен, тогда только направили меня в запасной авиационный полк: к этому времени установили, кто я есть. На истребителях не летаю, переквалифицировался на штурмовика: все с азов начинал. Так-то вот…

Ночью Нестеренко сошел на одной из станций западнее Львова, а мы с Тамарой доехали до последней действующей станции. Дальше уже был фронт.

В родной семье

Тот, кто во время войны лежал в госпитале и, начав поправляться, неотступно думал, как вернуться в свою часть, кто ночами мечтал об этом, строя самые дерзкие планы, вплоть до самовольного побега, тот хорошо знает, каким радостным бывает возвращение в родной полк.

Последние километры казались бесконечными. Но вот я увидел ряды замаскированных боевых самолетов, полевой аэродром… Трудно описать бурю нахлынувших на меня чувств!

Тут меня ожидал и еще один сюрприз. Высокий летчик с изможденным лицом, прихрамывая, бросился мне навстречу.

 — Орловский? Коля?

 — Он самый!

 — Жив?

 — Жив!

Вот это встреча!

Пережить Орловскому пришлось немало. В декабре 1943 года немцы сбили его и, тяжело раненного, взяли в плен.

 — Теперь, товарищ командир, — рассказывал Орловский, — я по-настоящему узнал, что такое фашисты.

Раньше видел их на расстоянии, а когда столкнулся лицом к лицу, да еще безоружный… Лежу, раненный, встать не могу, а он меня, скотина, сапогом бьет.

 — Поправишься, за все рассчитаешься, — стараюсь успокоить взволнованного воспоминаниями товарища.

 — В долгу не останусь. Ох как я еще буду бить! Только бы поскорее окрепнуть.

Попав в плен, Орловский вскоре попытался бежать. Но раненный далеко не уйдешь. Его поймали и снова бросили в лагерь. Вызволила летчика наступающая Красная Армия. Он сразу же начал разыскивать свой полк. И вот мы сидим рядом с Орловским. Смотрю на него и глазам не верю: из мертвых воскрес. На следующий день его отправили в госпиталь подлечиться.

…С наступлением хорошей погоды мы начали вводить в бой молодых летчиков. Петров в мое отсутствие уже сам стал ведущим пары, и мне пришлось подбирать нового ведомого. Решил взять его из прибывшего пополнения.

Однажды, получив задание на разведку, я зашел в землянку, где занимались молодые летчики, и рассказал им о предстоящем полете. Маршрут проходил через зоны зенитного заграждения и два аэродрома истребителей противника. Летчики слушали внимательно, но недоумевали, зачем им знать детали предстоящей разведки.

Изложив задачу, я спросил:

 — Кто согласен лететь со мной в паре?

Первым вызвался Федя Шапшал — молодой паренек с умным, твердым взглядом.

Взлетели. Вначале мой ведомый строго выдерживал строй, точно повторяя все маневры, и не реагировал даже на близкие разрывы зенитных снарядов. Его бесстрашие не удивило меня: стараясь сохранить свое место в боевом порядке, он сосредоточил все внимание на самолете ведущего. Так чаще всего и бывает при выполнении первого боевого задания.

Когда мы, закончив разведку, стали выходить на свою территорию, противник открыл сильный зенитный огонь. Вокруг наших самолетов снова начали рваться снаряды.

 — Зенитки стреляют! — послышался в наушниках голос Шапшала.

«Заметил наконец», — подумал я, а сам нарочито спокойно ответил:

 — На то и зенитки, чтоб стрелять.

Когда мы произвели посадку и Шапшал вылез из самолета, его окружили товарищи. Они буквально засыпали его вопросами, живо интересуясь подробностями полета. Словно летчик вернулся после сдачи трудного экзамена.

До начала наступления мы с Шапшалом сделали около десяти боевых вылетов. Храбрый и сообразительный, он быстро научился понимать каждый мой маневр.

Все слаженнее действовали и другие пары. Молодым летчикам нравились полеты на разведку. Перед ними открылись широкие возможности для проявления самостоятельности и инициативы. Иногда мы летали и на свободную охоту — штурмовали автомашины на дорогах, паровозы на станциях, перехватывали транспортные и связные самолеты противника.

В эти дни в полк неожиданно возвратился Иван Аскирко, которого уже никто не надеялся увидеть живым. Его подбили в воздушном бою под Яссами. Выбросившись из горящего самолета над передним краем, он приземлился между первой и второй траншеями обороны противника. Не успел летчик освободиться от подвесной системы парашюта, как его схватили фашисты.

Вскоре Аскирко был доставлен в немецкий штаб.

 — Какую задачу выполняет ваше соединение? — спросил у него гитлеровский полковник.

 — Бьет фашистов, — не задумываясь ответил летчик.

Полковник поморщился:

 — Назовите номер вашего полка и дивизии.

Аскирко подумал, не дать ли ложные показания, но тут же решил, что и этого не следует делать, чтобы не унижать себя перед врагом.

 — Что ж вы молчите, молодой человек? Отвечайте, не бойтесь, — сказал полковник.

 — Бойтесь вы, — ответил Аскирко. — Вас здесь вон сколько, а я один — и то вы мне руки связали.

Фашист приказал развязать летчику руки, полагая, что после этого он станет разговорчивей. Спросил:

 — Вы коммунист?

 — Да, коммунист!

 — Будете отвечать на мои вопросы?

 — Нет.

Полковник стал кричать, пугая расстрелом. Аскирко молчал. Его увели и посадили в карцер, который находился здесь же, в здании штаба. Одна мысль не выходила из головы летчика — бежать. Но как?

Ночью Аскирко потребовал вывести его в уборную. Там он снял с себя летную куртку и попросил конвоира ее подержать. Но едва тот протянул руку, как летчик выхватил у него винтовку и оглушил его прикладом. Худощавый, невысокого роста, Аскирко протиснулся через узкое окно уборной и прыгнул в темноту. Он побежал вдоль высокого каменного забора в надежде найти выход. Вот наконец перед ним ворота, но там стоит часовой. Прижимаясь к земле, Аскирко пополз в другую сторону. Тишину разорвала трель сигнального свистка, послышались крики людей и лай собаки. Огромная овчарка, задыхаясь, бросилась на пленного.

Снова допрос, но теперь уже с адскими пытками. Однако советский летчик по-прежнему не проронил ни слова. Тогда гитлеровцы решили отправить его в лагерь.

Сопровождали Аскирко два конвоира. В вагоне было тесно. Пленный сидел у окна. Когда поезд подошел к лесу, летчик выбил головой оконное стекло и выбросился из вагона.

Упал он удачно. Скатившись с насыпи, бросился бежать. Позади послышалась беспорядочная стрельба… Как назло, в лесу располагалось воинское подразделение противника. Аскирко снова оказался в руках фашистов. Его опять избили и отправили в лагерь для военнопленных.

Немного оправившись от побоев, Аскирко вместе с верным товарищем стал готовить очередной побег. В темную ненастную ночь им удалось перебраться через колючую проволоку. До наступления рассвета они успели пройти около пятнадцати километров. Однако утром их схватили.

Через месяц, в июльскую грозовую ночь, Аскирко и его пятерым друзьям удалось организовать новый побег. Но и на этот раз он кончился неудачно. Очнулся летчик в румынском полевом госпитале без левой руки.

А мысль о побеге по-прежнему не выходила у него из головы. И Аскирко все-таки ушел, обманув не очень бдительную госпитальную охрану. Эта была его пятая попытка вырваться из фашистской неволи. К счастью, она оказалась и последней. Через пять дней Аскирко наконец добрался до линии фронта и благополучно перешел к своим…