Роман «Страница любви» не входил в первоначальный план серии «Ругон-Маккары»; это был самостоятельный замысел, который окончательно оформился в сознании автора только в начале 1877 года, после выхода в свет «Западни». К этому времени произведение мыслилось уже в рамках всего цикла, и Золя рассчитывал на эффектный контраст, помещая новый роман между «Западней» и «Нана».

В «Странице любви» Золя реализовал давнее намерение написать книгу о Париже.

«В горькие дни моей юности я жил на чердаках на окраине, откуда открывался весь Париж. Этот великий Париж, неподвижный и безразличный, который всегда был здесь, в рамке моего окна, казался мне трагическим поверенным моих радостей и печалей. Я голодал и плакал перед ним; и перед ним я любил и пережил самое большое счастье. И вот, с двадцатилетнего возраста я мечтал написать роман, в котором Париж с океаном его кровель был бы действующим лицом наподобие античного хора. Мне нужна была интимная драма, три-четыре персонажа в маленькой комнате, а на горизонте — бескрайний город, неустранимый, взирающий своими каменными очами на смех и слезы моих героев. Этот давнишний замысел я и попытался осуществить в „Странице любви“» (Предисловие к иллюстрированному изданию романа, 1884).

Но, включив роман в серию «Ругон-Маккаров», Золя подчинил его общему плану, сделал главную героиню, Элен, членом семьи Ругон-Маккаров и придал ей и ее дочери Жанне семейные наследственные черты. Элен — представительница третьего поколения этой семьи, дочь рабочего-шляпника Муре, человека «здорового и уравновешенного», и Урсулы Маккар, подверженной бурным страстям. Жанна, в которой «наследственность сказалась через поколение», переняла повышенную нервозность от своей прабабки, полубезумной Аделаиды Фук, и хилое здоровье от чахоточного отца, Гранжана. Роман «Страница любви» должен был обогатить цикл, показав еще одну сторону жизни:

«Вот что я хотел бы взять в качестве темы. Страсть. Из чего слагается страсть. Что понимают под словом страсть. Рождение страсти, как она растет, какое действие она оказывает на мужчину и женщину, ее перипетии, наконец, как она кончается. Словом, изучить страсть, — чего я еще не сделал, — проанализировать ее вплотную, ощупать ее со всех сторон и показать всем. Написать всеобщую историю страсти нашего времени, без поэтической лжи, без предвзятости реалиста… Вся ценность должна быть в обобщающей стороне произведения. Надо, чтобы каждый узнал себя в нем» («Набросок» к роману). Золя хотел «сделать это в строгом этюде с двумя-тремя персонажами, — чистый анализ, это было бы великолепно!». Этот натуралистический замысел дополнился еще намерением описать патологию переходного возраста у дочери Элен, в духе «неврозов», описанных во многих романах литературных соратников Золя — братьев Гонкур.

Всю весну 1877 года Золя собирал материалы для романа по двум линиям: он бродил по Парижу с записной книжкой в руках, поднимался на холм Пасси, взбирался на леса строившегося дворца Трокадеро, откуда открывалась широкая панорама города; с другой стороны, Золя изучал труды ученых медиков и физиологов, в частности книги докторов Мордре и Тардье, в которых давался анализ хлороанемии у подростков. Один из друзей писателя специально устроил детский бал, чтобы Золя мог описать его в романе. В конце мая, забрав с собою все заметки и планы, Золя уехал из Парижа, чтобы провести лето на побережье Средиземного моря. Там, в рыбачьем поселке Эстак, у самого Марселя, и был написан в большей своей части роман «Страница любви». Картины Парижа Золя создал по памяти, пользуясь лишь своими записями и несколькими фотографиями.

В ходе работы Золя над романом натуралистические элементы все больше отступали на второй план перед поэтической стороной произведения, которое сам автор определил как «интимное, написанное в полутонах». Как бы в ответ на обвинения в грубости, в пристрастии к житейской грязи, Золя стремился создать привлекательные характеры, показать тонкие душевные движения и деликатные чувства. В частном письме он писал по поводу романа: «Я призываю читателя на семейное празднество, где он встретит добрые души».

Золя отдавал себе отчет в том, что «Страница любви» уводит в сторону от широкого охвата действительности, от обличительного пафоса и резких, сгущенных красок первых романов серии «Ругон-Маккаров», — и заранее оправдывался перед друзьями и литературными соратниками.

22 июня 1877 года он писал Эдмону Гонкуру: «Это повесть очень нежная, трогательная и простая, сильно отличающаяся от „Западни“. Получится противопоставление, и меня зачислят в порядочные романисты. Я сознательно работаю для пансионерок, я делаюсь плоским и серым. А потом, в „Нана“, опять впаду в свирепость».

2 сентября 1877 года Золя не менее определенно высказывался в письме к писателю Леону Эннику: «Боюсь, что я заблудился в сладенькой истории, из которой нельзя извлечь никакого эффекта. Успех наверняка будет посредственный. Я хочу, чтобы в моей серии были наблюдения всех видов, вот почему, даже если я останусь неудовлетворен, я никогда не пожалею, что написал „Страницу любви“. Я забыл Вам сказать, что остановился на этом названии: кажется, будто ты проглотил стакан сиропа, — это-то меня и убедило».

Иронический тон этих авторских высказываний диктовался тем, что Золя опасался впасть в банальность и угодить мещанским вкусам. И не без основания, — критика встретила роман благосклонно и с некоторым удивлением именно потому, что не нашла в нем острой социальной проблематики.

«Кто говорил, будто натуралистический роман враг поэзии и будто господин Золя не умеет проливать слезы? — писала газета „Сьекль“ (Le Siècle) 5 мая 1878 года. — Ему не бросят больше такого упрека, прочитав „Страницу любви“».

Критик Луи Депре утверждал: «„Страница любви“ после „Западни“ — это все равно что после мутного вина, отдающего городской окраиной, — капля тончайшего ликера. Это действительно страница, вырванная из книги целой жизни, страница не только любви, но также и страдания, страница глубокого психологизма в духе Стендаля».

В журнале «Ревю де ла Франс» (Revue de la France), в том же году, критик Эжен Асс называет роман «спокойными картинами буржуазной жизни… составляющими такой разительный контраст со сценами жизни светской или рабочей среды в „Добыче“ и „Западне“». Критик утверждает, что образ Жанны, «характер ревнивого ребенка — один из самых ярко очерченных детских характеров во всей нашей литературе».

Большая часть критики отметила «прекрасные описания Парижа… составляющие в совокупности истинную поэму большого города» (статья в «Ревю де ла Франс»).

В то же время буржуазная критика отрицательно отнеслась к опубликованной вместе с романом генеалогии Ругон-Маккаров, а некоторые авторы осыпали насмешками весь замысел серии.

Сам Золя, уязвленный тем удивлением, с которым критика отметила откровенную эмоциональность «Страницы любви», писал литератору Фуркаду:

«Кто сказал, что я бесстрастен? Я только считаю, что эмоция должна исходить от литературного произведения непроизвольно. Автору незачем плакать самому, чтобы заставить плакать других. Охи и ахи ничего не прибавляют к волнующей силе книги. Самому выходить на сцену и умиляться, обращаться к персонажам, вмешиваться, чтобы смеяться или рыдать, — это кажется мне уловкой, недостойной серьезного художника. Но это только вопрос эстетики. А в общем я горжусь своей страстностью».

В России роман «Страница любви» появился в переводе в том же 1878 году, что и во Франции, одновременно в трех изданиях: в журналах «Дело», «Слово» и в «Собрании иностранных романов». Русская критика проявила к этому роману меньший интерес, чем к другим произведениям Золя; пространной рецензией на него откликнулся только журнал «Русский вестник» (1878 г., май, том 135):

«Роман этот представляется нам сравнительно наиболее слабым из всего написанного до настоящего времени Эмилем Золя… Это совсем не та идиллия, о которой можно было думать судя по заглавию… Это не любовь, а какой-то физиологический силлогизм, не страсть и не увлечение, а пример из медицинской практики». Холодная оценка романа в целом не помешала русскому критику отметить, что в нем «есть некоторые превосходные страницы».