С того момента, когда общество обрело форму политической организации, а власть конституировалась в особый социальный институт, стоящий над обществом, проблема власти приняла форму соотношения прав государства, прав общества, прав человека. Соответственно этому исторически сформировались три идеологии власти, которые можно было бы назвать государственнической, демократической и либеральной. Критерием их различения является то, чему они отдают приоритет - правам государства, правам общества или правам человека. Три эти идеологии доминируют и по сегодняшний день, хотя не всегда четко осознаются. Этим, в частности, и объясняется появление таких политических кентавров, как либеральнодемократические партии.
Государственническая идеология (речь идет именно об идеологии, т. е. о теоретическом осознании феномена власти, анео самой власти как реальном явлении бытия человека) исторически предшествует демократической и либеральной. Суть ее в том, что государство самоценно, обладает своими собственными, имманентно ему присущими целью и нравственным смыслом. Государство ни в коей мере не есть средство, служащее удовлетворению какой-либо общественной или индивидуальной потребности человека. Оно, напротив, само есть высшее благо, которому должны быть подчинены интересы и отдельного человека, и общества в целом. Согласно воззрениям одного из крупнейших теоретиков этой идеологии Августина, государство -это государство-церковь, преддверие Царства Божьего на земле. Поэтому, подобно тому, как служение Богу составляет высший смысл жизни человека, подобно этому и смысл жизни гражданина, его высший долг состоит в служении государству.
В дальнейшем эта идеология была переосмыслена. Начал эту работу Макиавелли, завершил Гоббс, выдвинувший идею «общественного договора». Государство, согласно Гоббсу, имеет вполне земное происхождение и вызвано к жизни потребностью покончить с тем животным состоянием, в котором пребывал первобытный человек, и в котором царила «война всех против всех». Индивидуализм и эгоизм, заложенные, согласно Гоббсу, в самой природе человека, поставили общество перед реальной перспективой самоуничтожения. Дабы прекратить этот процесс взаимоистребления, порожденный несовершенством человеческой природы, люди вынуждены были в конце концов пойти на радикальную меру: передать присущие им от природы права особому институту (государству), который был призван регулировать общественные отношения. Условия этого договора таковы: люди уступают государству свои права, государство обеспечиваетлюдям общественную безопасность. Таким образом, человеческое стадо превратилось в гражданское общество. Государство - это зло (Левиафан), но зло необходимое, и в этой своей необходимости оно есть добро. Поскольку люди не по принуждению, а вполне добровольно передали государству свои права, постольку они лишаются оснований диктовать ему какие бы то ни было условия. Интересы государства становятся отныне выше и интересов отдельного человека, и всех людей, вместе взятых. Объединившись, люди могут, конечно, упразднить государство. Но, упразднив его, они добьются только одного: окажутся в том же животном состоянии, в котором пребывали и от которого пытались уйти. Дилемма: либо самоуничтожиться, оставаясь свободными, либо сохраниться, подчинив свою волю интересам государства, всегда остается, остается и право людей на выбор. Такова в общих чертах и по необходимости в огрубленном виде концепция Гоббса. Такова в сути своей и государственническая идеология власти вообще: если вы избираете государство, принимайте и все следствия, необходимо отсюда вытекающие.
Однако в недрах этой идеологии начинает формироваться иное понимание природы власти. У его истоков стоит Локк. Локк согласен с Гоббсом в том, что животное («естественное») состояние, в котором пребывал первобытный человек, порождает «войну всех против всех». И в этом смысле оно есть несомненное зло. Но благо ли государство, о котором говорит Гоббс? Нет, отвечает Локк. Такое государство есть не меньшее зло, ибо, изымая у людей все их права, оно превращается в деспота, а люди, лишенные прав, становятся его рабами, т. е. теми же бессловесными животными. Вся разница, таким образом, сводится к тому, что «естественный человек» - это свободное животное, а «государственный человек» - животное, заключенное в клеть, именуемую государством.
Где же выход и есть ли он? Такой выход, говорит Локк, есть. И состоит он в том, что люди не должны отказываться безоговорочно от всех своих прав.
Создавая государство как институт, стоящий над обществом, люди должны, конечно, выполнять условия заключаемого ими договора. Но ведь и государство, отчуждаясь от общества и превращаясь тем самым в некую автономную силу, в свою очередь, должно выполнять его условия. Кто и как будет это контролировать? Следовательно, «общественный договор» вовсе не предполагает передачу государству всех прав граждан. Граждане должны сохранить за собой по крайней мере право контроля за тем, как государство выполняет условия заключенного договора. Но только ли это? Нет, говорит Локк. Общество вообще должно передать государству только те права, которые необходимы и достаточны для его нормального функционирования. В «общественном договоре» и должно быть четко оговорено, какие свои права общество передает государству, а какие оставляет за собой. В числе этих оставляемых им за собой прав должно быть обязательно право общества контролировать деятельность государства.
Следуя пути, проложенному Локком, Руссо идет еще дальше. Он вообще лишает государство какого бы то ни было права голоса. Государство, согласно Руссо, это всего лишь технический исполнитель воли народа. И не более того. Эта «воля народа» выражается через специальных уполномоченных, им, народом, избираемых. Тем самым Руссо закладывает основы и современной «представительной демократии», реализуемой в республиканской форме правления, и демократической идеологии власти.
При всей внешней привлекательности концепция Руссо страдает одним органическим пороком: напрочь игнорирует права отдельного человека. Если в государственнической концепции общество ставится в положение раба государства, то в демократической концепции отдельный человек ставится в такую же рабскую зависимость от воли большинства. «Воля народа» на поверку оборачивается волей лишь части (хотя бы и большей) общества. Ну а как быть, если оставшееся меньшинство (в принципе это могут быть 49 процентов граждан), не говоря уже об отдельном человеке, не согласятся с «волей народа»? Тогда, говорит Руссо, общество вправе это меньшинство просто уничтожить. Народовластие Руссо оборачивается, таким образом, самой жесточайшей диктатурой. Это и продемонстрировали на практике Робеспьер, Марат и другие «друзья народа», пославшие на гильотину десятки тысяч французов. Это же продемонстрировали и «ленинские гвардейцы», учинившие во имя «воли народа» кровавую вакханалию в России.
Ущербность демократической концепции власти не могла, естественно, не быть замеченной. И как реакция на нее формируется либерализм, делающий акцент на «правах человека». Общество, в представлении либералов, это не более чем совокупность людей, а государство - всего лишь творение рук человеческих. Поэтому в системе правовых отношений приоритет должен быть за правами человека, а не общества, не государства. Наиболее полное свое воплощение либерализм нашел в анархизме.
Изложенная здесь теоретическая схема - всего лишь схема. И в качестве таковой она, естественно, не отражает всей сложности и противоречивости процесса формирования и развития идеологии власти. Но основные тенденции и - что особенно важно в контексте тех задач, которые перед нами сегодня стоят, - «болевые точки» проблемы власти она вскрывает.
В чем ущербность государственнической концепции? Она была отмечена уже Локком. Будучи проведена последовательно, государственническая концепция закономерно ведет к бюрократизации государства, ставит общество в полную зависимость от произвола чиновников. В современной политологии такое государство получило название тоталитарного. Чьи интересы выражало государство «диктатуры пролетариата», а потом и «общенародное государство»? Рабочего класса? Крестьянства? Интеллигенции? Рядовых членов КПСС, наконец? Нет, оно выражало прежде всего интересы сросшегося, подобно сиамским близнецам, партийносоветского чиновничества. Да и нынешняя постсоветская власть, несмотря на свою молодость, успела уже проявить и отменный аппетит, и кастовую солидарность. Достаточно посмотреть хотя бы на принципы оплаты труда в бюджетной сфере или на наше пенсионное законодательство. И никакие идеологемы, вроде «диктатуры закона», «равенства граждан перед законом», «взаимной ответственности граждан перед государством и государства перед гражданами», «принципа разделения властей», положение дел не спасают. Они лишь камуфлируют диктатуру бюрократии.