Эйндховенский кружок, однако, действует и приносит пользу. Ежемесячно проводятся обеды, обсуждаются проблемы, при необходимости организуются рабочие встречи. Одним из результатов этой деятельности явилось то, что теперь люди с большей готовностью, чем это делалось раньше, приходят друг другу на помощь.
Но я отвлекся. Мы говорили об осени 1944 года. Вот одна из проблем, с которыми мы тогда столкнулись: чем платить рабочим и служащим? Делать это из выручки за проданные товары было, конечно, немыслимо, и наше лондонское правительство, при содействии военных властей, оказывало в этом помощь. Из его представительства в Эйндховене поступали деньги на уплату жалованья. Наши долги, разумеется, исчислялись миллионами.
Поскольку и помимо этой были проблемы, которые требовалось обсудить, несколько раз я выезжал в Брюссель, где останавливался обычно в штаб-квартире принца Бернарда. Там была атмосфера, типичная для всех штаб-квартир. Надо сказать, я с огромным уважением относился к деятельности принца по руководству Сопротивлением. Его популярность в народе была огромна.
В штаб-квартирах вы всегда сталкиваетесь с самыми разнообразными типами. Помню одного огромного парня, который рассказывал фантастические истории о своих приключениях на севере страны. Он был вечно в пути то на оккупированную территорию, то на освобожденную, живописал свои героические подвиги и призывал к тому же других — однако со временем было замечено, что те, кто следовал по его стопам, неизменно оказывались в лапах нацистов. В конце концов выяснилось, что он двойной агент, и его арестовали. Позже этот деятель — прозвище его было «Кинг-Конг» — встретил незавидный конец под стать своим темным делам.
Во второй половине декабря 1944 года я в сопровождении двух наших инженеров совершил поездку в Швейцарию. Немцы вывезли или привели в нерабочее состояние огромное количество наших станков. В свое время, весной 1943 года, будучи в Швейцарии, я заказал токарные и металлорежущие станки в тайной надежде, что их доставят нам после войны. Теперь нам срочно понадобились и эти, и еще множество других. Нельзя было не понимать, что после освобождения Европы спрос на такое оборудование повсеместно повысится. Если хочешь получить его скорее, значит, нужно прибыть в Швейцарию раньше других заказчиков.
Прежде всего потребовался автомобиль. По счастью, наш руководитель отделом снабжения всю оккупацию прятал свой превосходный «Гудзон» под стогом сена. Так что машина нашлась. И мы сами, и наше средство передвижения были обеспечены всевозможными документами, разукрашенными всеми доступными печатями. Военные власти снабдили нас бумагами на трех языках, в которых говорилось, что наша поездка служит делу победы. На ветровом и заднем стеклах автомобиля были наклеены надписи: «Особая нидерландская миссия».
Итак, я и мой верный водитель Ад ден Хартог направились в Лаувайн. К счастью, у филипсовского представителя там сложились добрые отношения с британцами, и он снабдил нас несколькими канистрами с бензином. А наш представитель в Брюсселе, имея превосходные контакты с французским подпольем, смог обеспечить нас целым комплектом жизненно важных печатей, проставленных в наших бумагах. Из Брюсселя мы двинулись в Париж, где следовало получить въездную визу в Швейцарию. Нам сказали, что на это уйдут недели. Стольким временем мы не располагали, поэтому решили попытать удачу в Лионе, где у нашего представителя вроде бы имелся подход к местным властям.
На полпути в Дижон я с превеликими трудностями добывал бензин. Выдавали его американцы. Когда я наконец добрался до нужного человека, выяснилось, что у нас нет необходимых бумаг, и сделать он ничего не может. Тогда я обратил его внимание на повсеместно принятую во Франции методу провертеть в трубопроводе Марсель — Лион дырку и таким образом нацедить бензина для личных нужд. Если уж такое сходит с рук, сказал я, то что ему стоит выделить несколько жестянок бензина честному, лояльному голландцу, который направляется в Швейцарию, чтобы купить оборудование, от которого зависит жизнь и благополучие тысяч людей? Этот аргумент подействовал, и до Лиона мы добрались.
Но виз у нас по-прежнему не было, и выдавать их нам наотрез отказались. Велели возвращаться в Париж. Я ухитрился проникнуть к капитану, который командовал пограничной охраной, но и он отказал мне:
— Господин Филипс, ничем не могу помочь!
Я внимательно посмотрел на него:
— Если я вернусь в Париж, то ставлю последний гульден, что вам придется объясняться с вышестоящими лицами.
Он согласился, что такая вероятность имеется.
— Знаете что, прямо сейчас дайте мне ваше решение в письменной форме, я отвезу его в Париж, и это сэкономит нам массу времени.
Теперь была его очередь внимательно меня разглядеть. Конечно, он видел, к чему я клоню, но все-таки выдал мне документ. С этой бумагой я направился на пропускной пункт в Аннемас, и поскольку он находился под командованием этого самою капитана, нас пропустили.
Вечером мы въехали в Женеву. Ощущение было поразительное. Впервые за столько времени мы увидели город в ночных огнях. И улицы, и витрины магазинов — все сияло. Мы вышли из машины и прошлись по центру. Надо же, витрина полна обуви, а рядом еще магазин, и еще две витрины, и тоже с обувью. А чуть дальше — еще и еще. Да, после житья впроголодь это изобилие воспринималось как нечто невообразимое.
В филипсовском представительстве в Женеве по-прежнему командовал доктор Брюммер. Теперь я мог приветствовать его безо всякой конспирации, открыто. Мы сразу направились смотреть станки. Я купил также несколько машин, включая «Бьюик», прошедший всего десять тысяч километров. В нем мы могли перевезти измерительный стенд, который купили у нашего старого поставщика, Женевского общества физических инструментов. Однако на вывоз всего этого оборудования требовалось разрешение.
Швейцарцы подписали соглашение, что экспорт такого рода оборудования возможен только с разрешения союзников. Это была проволочка. У британского консула в Женеве жена была голландка, он даже попытался нам помочь, но не смог, поскольку Голландия до сих пор считалась оккупированной. Я настаивал на том, чтобы для разрешения этого дела он связался с Лондоном, и сам съездил к британскому послу в Берне, который пообещал принять соответствующие шаги.
Ничего не поделаешь, приходилось ждать, чем закончатся эти дипломатические переговоры. Но зато теперь мне представилась возможность несколько дней покататься на лыжах в Ароза — в компенсацию за неудачу в марте 1943 года. Выяснилось, однако, что колено мое все еще не оправилось после травмы, полученной два месяца назад во время хоккейного матча с командой Королевских военно-воздушных сил в Эйндховене. Так что вместо катания я просто понаслаждался зимним солнышком.
Вернувшись в Женеву, я вместе с компаньонами продолжал ждать ответа из Британии. Никто и не надеялся, что дело решится раньше Рождества. И вдруг позвонил консул: «Это чудо, но пришел ответ, и он положительный!» Это было как раз перед Рождеством.
Домой мы направились в самом радужном расположении духа, заказав станков больше чем на миллион франков. Самым ценным моим приобретением был генератор на 3 мегаватта, с получением которого мы бы удвоили наши мощностные возможности. Он простоял несколько лет в ожидании отправки в Таиланд, но отправке помешала война. Кроме того, дирекция нашей провинциальной электростанции попросила меня посетить «Браун — Бовери», чтобы присмотреть для них турбину и динамо-машину, и документы на эти агрегаты также были у меня в портфеле. Поскольку мы оказались первыми иностранными покупателями, нам пообещали доставить их всего через шесть месяцев. Не ограничившись этим, мы приобрели еще шесть новых «ланций», машин быстроходных и экономичных, которые потом прекрасно служили «Филипсу».
Путешествие в обратную сторону прошло гладко. Водитель вел «Бьюик», я — «Гудзон». Стояла зима, постоянно валил снег. Откуда-то издали доносились залпы орудий союзников, прорывавшихся сквозь границы Германии. Добывать бензин было по-прежнему непросто, но на этот раз наши друзья в Лионе снабдили нас несколькими канистрами, да и в Париже мы раздобыли достаточно, чтобы добраться до Лаувайна. В Бельгии тоже шел снег. По дороге мы видели тяжелую артиллерию, стоявшую наготове, чтобы отразить врага в случае его прорыва.