Многие коммунальные службы, телефонная связь пока не функционировали. Почта также не работала, поэтому письма доставлялись посыльным. О железнодорожном сообщении не могло быть и речи; бензина и топлива как бы не существовало в природе. Отапливать дома было нечем, так что возник огромный спрос на дрова. За зиму вырубили треть деревьев в лесах вокруг нашего «Вилевала». Это было неизбежно, и никто бы не возражал, но вскоре массовые вырубки приняли нежелательный оборот, поскольку дельцы «черного рынка» стали рубить наши деревья и продавать их в городе по взвинченным ценам. Пришлось принять меры против злоупотребления: чтобы срубить дерево, теперь требовалось предъявить пайковую карточку, в которой ставилась отметка. Деревья срубались на высоте колена, так что остался лес пней. Позже мы собрали команду безработных, которые с помощью цепи и треноги выкорчевывали эти пни. В окрестностях нашего дома оказалось не меньше ста двадцати воронок от бомб, так что команда закапывала и эти кратеры тоже.
В свое время немцы реквизировали наш дом в полной уверенности, что будут жить в нем до скончания века. Поэтому они присматривали за «Вилевалом» сравнительно неплохо. Но к концу оккупации, как я уже говорил, дом основательно пострадал. Тем не менее союзники поместили в нем строительный отдел авиабазы. Эти солдаты со времен высадки в Нормандии ночевали в палатках, так что даже полуразрушенный дом промышленника показался им верхом роскоши. Но если немцы устраивались на века, то союзники вели себя как на бивуаке. Они готовили на нефти, от которой вся кухня покрылась сажей толщиной в палец. Мы не жаловались, потому что после ухода войск так или иначе надо было бы все приводить в порядок. Впрочем, затевать ремонт, когда столько народу в Эйндховене было лишено крова над головой, казалось неуместным, а мы вполне сносно поживали в пристройке к дому Оттена.
Этот дом представлял собой весьма основательное каменное сооружение, выкрашенное вызывающе белой краской, что делало его хорошо заметным с воздуха. Теперь в нем размещалось командование Королевскими военно-воздушными силами во главе с вице-маршалом Гарри Бродхерстом. Мы чувствовали себя несколько неловко, живя почти под одной крышей со штабом военно-воздушных сил, однако Бродхерст уверял, что беспокоиться решительно не о чем. Послушать его, так между «люфтваффе» и Королевским военно-воздушным флотом существовало негласное соглашение никогда не бомбить штаб-квартиры друг друга. Но едва генерал Монтгомери со своим штабом перебрался в деревушку Гелдроп, как тот же Бродхерст предсказал: «Вот увидите, непременно ударят!» И что же? На дом Оттена не было ни одного налета, а Монти в Гелдропе досталось несколько бомб, метивших в его штаб-квартиру!
На Рождество британские обитатели «Вилевала» решили сделать нам ответный подарок и пригласили туда нас с детьми. Это было странное чувство — оказаться в гостях в собственном доме. В холле, красотой которого мы всегда так гордились, солдаты соорудили огромный бар из грубо обструганных досок. Не могу сказать, что это радовало глаз, но детям ничуть не мешало. В гостиной был накрыт чайный стол, и малышня наша наугощалась буквально до дурноты.
Англичан огорчало, что леса вокруг изувечены; они заметили, что я стремлюсь как можно скорей приступить к новым посадкам, ведь немцы вывезли все деревья, какие только могли, чтобы огородить свои местные аэродромы, а также использовать зелень в качестве камуфляжа. Посадки вокруг «Вилевала» в основном еловые, и весной 1945 года военные на неделю выделили нам грузовик, чтобы мы могли пересадить столько елей, сколько сумеем. Это был очаровательный жест. Огромное множество саженцев доставили в «Вилевал», и это стало некоторой компенсацией за ущерб. Я очень радовался, что после стольких лет мы смогли наконец приступить к уходу за лесом.
Мало-помалу заработали заводы. Мы достали маленький генератор в несколько тысяч киловатт и с его помощью стали приноравливаться к нуждам времени. На домашнее хозяйство выделялось совсем немного электроэнергии — мы стали выпускать экономичные маломощные электролампочки. То обстоятельство, что они еле светились, мало кого волновало.
Чтобы не сидеть без дела, люди начали выпускать маленькие печки и даже игрушечные машинки.
Для производственных целей был необходим газ. Газ в Эйндховен поступал с государственных разработок, но трубопровод проходил по территории, все еще контролируемой немцами, и филипсовские инженеры и техники городских служб исхитрились восстановить древнюю муниципальную газогенераторную установку.
В порядке частной инициативы некоторые филипсовцы создали строительные бригады по восстановлению домов. Чтобы наладить в городе нормальную жизнь, наши работники неизменно проявляли и инициативу, и изобретательность. Они действовали так потому, что умели работать командой и, сверх того, превосходно знали друг друга.
В неразберихе, наступившей после освобождения, эйндховенские промышленники столкнулись с самыми разными проблемами, решать которые легче было совместно. Сразу после моего возвращения я смог внести свой вклад в это дело. Катя на велосипеде по Эйндховену, я встретил текстильщика Вилли Бакерса, который беседовал с Яном ван Сандиком, секретарем местного отделения Национального общества промышленности и коммерции. Мы тепло приветствовали друг друга и, потолковав, пришли к выводу, что хорошо бы собрать всех эйндховенских промышленников. На следующий же день, не откладывая дел в долгий ящик, двадцать человек основали Эйндховенский кружок промышленников. Меня выбрали председателям, хотя я, ввиду вечного доминирования «Филипса», и сопротивлялся. Я председательствую в нем по сей день, и это сообщество очень мне дорого.
Кружок промышленников заполнил собой пустоту. Каждую субботу, утром, мы встречались в Коммерческой палате и обсуждали такие животрепещущие вопросы, как отношения с военными властями, снабжение топливом, отсутствие оконного стекла и, самое главное, — ситуацию с продовольствием.
Скоро стало ясно, что наше сотрудничество приносит превосходные результаты.
Нашему примеру последовало, по мере своего освобождения, большинство крупных городов Брабанта, и тогда был создан Совет по координации деятельности кружков промышленников в освобожденной Голландии, председателем которого избрали меня. После освобождения всей страны в мае 1945 года кружки промышленников шагнули и на север. У меня даже возникла надежда, что мы открыли новую многообещающую форму организации, но этому не суждено было сбыться.
В какой-то момент свои возражения высказала церковь, но это препятствие мы преодолели. В Эйндховене католики сотрудничали со своими коллегами-протестантами, и это поначалу вызвало неприятие епископа Хертогенбосского. Встретившись с ним, я понял, что он стоит перед дилеммой.
— Господин Филипс, из-за вас мне трудно запретить католикам участвовать в работе вашего кружка. Я не могу применить обычные в таких случаях аргументы, поскольку знаю, что вы — верующий христианин.
— Но, монсеньор, разве это не повод, чтобы отказаться от возражений против кружка?
Через некоторое время епископ дал зеленый свет работе в нашем кружке, что сняло сомнения даже у самых ревностных промышленников католического вероисповедания. Сегодня, разумеется, ситуация совершенно иная: католики и протестанты беспрепятственно сотрудничают во всех подобного рода организациях.
По-настоящему упорное противодействие нашему начинанию пришло со стороны давно устоявшихся организаций. У меня состоялись переговоры с Л. Г. Кортенхорстом, секретарем Ассоциации служащих католического вероисповедания, который в самой категорической форме возражал против деятельности наших кружков. Он увидел в нас конкурентов. В Нидерландской федерации служащих также заявили, что наши инициативы — чистейшей воды любительство. Что ж, пусть и любители, но мы достигли большего, чем все организации прежнего толка вместе взятые, тогда как из бесед с лидерами этих организаций мне стало ясно, что они обращены в прошлое: им мечталось вернуться к золотому довоенному времени. И поскольку у меня были дела поважнее, чем проталкивать организацию, для которой в этих условиях будущего на национальном уровне я не видел, в октябре 1945 года мы провели в Утрехте собрание и распустили свой Координационный совет.