Порой эти контакты с «вервальтерами» были для меня сущим мучением. Однажды, к примеру, нужно было провести с ними трудные переговоры, а в сердце моем полыхала ненависть к ним. Я понимал, что в таком состоянии никакой пользы для дела не добьюсь. Я понимал также, что это неверно и по существу — ненавидеть своих собратьев-людей, кто бы они ни были. Но мысленные разговоры с самим собой ничуть не уменьшили моей ненависти. Был только один выход из положения. У себя в кабинете я опустился на колени и взмолился: «Господи, изыми ненависть к этим людям из моего сердца; пусть они во власти дьявольской системы, они ведь человеческие существа!»

И во время переговоров, объективно излагая свои доводы, я вдруг понял, что мое личное отвращение к этим людям куда-то исчезло! Естественно, к согласию мы не пришли, но они выразили уважение к моей точке зрения. Оказалось возможным проявить твердость, не провоцируя их на резкие действия.

Мой опыт говорит, что Бог лучше всего помогает человеку, когда тот чувствует беспомощность. А в таком состоянии мы бываем сколько угодно, и особенно во время войны!

Была одна особенность, удивительно объединявшая всех «вервальтеров» без исключения. У всех у них никогда не было времени для последователей Мюссерта — голландского Квислинга. Они верно оценивали реальную стоимость такого рода персон. Среди 20 тысяч наших служащих квислинговцев насчитывалось не больше двухсот, причем очень немногие из них были настоящими фанатиками, и ни один не был назначен на сколько-нибудь значительный пост.

Это было чрезвычайно важно, ибо нет лучше способа уничтожить компанию или организацию, чем поставить неподобающих людей на ключевые посты. Если, к примеру, сделать бригадиром рабочего, не имеющего нужной квалификации, это закончится не только его личным крахом, но и крахом всех рабочих, которые работают под его руководством. Благодаря тому, что «вервальтеры» относились к квислинговцам без энтузиазма, мы смогли удержать кадровую политику в своих руках. Так что костяк нашей нидерландской компании остался неизменным.

«Вервальтеры» всегда были чужаками. В сущности, на «Филипсе» их почти не брали в расчет, и большинство решений принималось без согласования с ними. Особенно это касалось различных договоров о сотрудничестве с другими компаниями, достигнутых или измененных во время оккупации. К примеру, мы взяли под свой контроль завод по производству цоколей электроламп в Зеландии, который после войны превратили в самое передовое производство в мире; также взяли под контроль кабельный завод в Амстердаме и маленькую фабрику граммофонных пластинок, которая со временем стала основой нашей всемирной индустрии звукозаписи. Все это было сделано так, что «вервальтеры» даже ничего не заметили.

Я постарался с наибольшей пользой употребить время, освободившееся из-за того, что производство работало вяло, а поездки за рубеж стали невозможны. Часть такого досуга я посвятил работе профессиональной ассоциации. Меня часто поражало то, как наше типично нидерландское стремление довести все до совершенства — несомненно, с самыми лучшими намерениями, — сказывалось и на реализации германских планов. Но, будучи промышленниками, мы ведь и не могли не следовать, до известного предела, организационным начинаниям властей. Будучи вице-председателем Группы производителей электротоваров, я был вынужден уделять внимание этой, подпадавшей под их юрисдикцию, организации. Но свои встречи мы использовали для того, чтобы согласовывать распределение материалов и договориться о том, как объединенным фронтом встретить требования и нидерландских, и немецких властей, а совсем не для того, чтобы выполнить все декреты оккупантов.

По одному такому декрету следовало, например, закрыть половину всех нидерландских электроламповых заводов. Немцы хотели, чтобы мы сами между собой договорились, какие заводы закроем, — и мы решительно отказались это выполнить. В итоге решать этот вопрос пришлось немецкому представителю, и тогда первыми закрылись маленькие заводы. Поскольку эта мера была навязана нам оккупационной властью, мы решили, что будем совместно снабжать эти заводы лампочками — пусть они продолжают удовлетворять запросы своих потребителей.

Еще одной задачей, которую я взял на себя в тот период, было улучшить отношения «Филипса» с общественностью, усилить доверие к нашей компании. У меня складывалось впечатление, что наша общественная репутация была не так высока, как хотелось думать. К примеру, считалось, что мы железным кулаком защищаем свои патентные права. В нашу защиту можно было бы сказать, что, сталкиваясь с очень суровой конкуренцией, нам пришлось вложить в исследования и промышленные разработки больше средств, чем любой другой нидерландской компании. Могли ли мы спокойно смотреть, как не имеющие на то никакого права люди используют наши патенты, не платя за лицензию? Однако в том контексте, о котором сейчас речь, правы мы или нет, отношения к делу не имело. Главным было то, что в глазах общественности наша репутация оставляла желать лучшего.

Затем вставал вопрос о ценах на наши электрические лампочки. Бывший управляющий сбытом в Нидерландах и колониях считал, что наши лампочки стоят дорого и твердо стоял на своем. В результате в начале оккупации в Голландии работало 23 электроламповых завода, больших и маленьких, которые выживали под прикрытием этой высокой цены. Возможно, производители нас за это любили, но наши лампочки в Голландии стоили дороже, чем за рубежом, — и для покупателей это был не секрет. Я пришел к выводу, что после войны надо удешевить их вдвое. Однако немцы нас опередили, внезапно отдав приказ о резком снижении розничных цен.

Кроме того, сказывались еще последствия депрессии. В 1932 году мы были вынуждены уволить некоторое количество молодых инженеров. Вследствие этого разнесся слух, что у нас есть манера с легкостью расставаться с нашими инженерами, что ничуть не соответствовало действительности. В целом я чувствовал, что за более благоприятный образ «Филипса» во мнении народа надо повоевать, и думаю, что со временем мы с этим справились. Полагаю, что и мое собственное отношение к делу сыграло здесь некоторую роль, особенно благодаря работе в FOEGIN, где, встречаясь с нашими конкурентами в области радиосвязи, мы сумели достигнуть большего взаимопонимания.

Также я постарался не растерять связей с агентами по продаже товаров. Они были самыми старыми нашими деловыми партнерами, и в это время вечного дефицита никак не удавалось обеспечить их всеми теми изделиями, от сбыта которых зависело их существование. К счастью, наш самый старый продукт — электролампы — мы смогли поставлять им в течение всей оккупации, что само по себе было почти чудом.

Мое основополагающее убеждение состояло в том, что мы как компания должны предлагать помощь всем, кто в ней нуждается. Конечно, то, что благодаря этому улучшалась наша репутация, тоже шло в плюс, но руководящим мотивом это никогда не было. Естественно, мы сотрудничали с движением Сопротивления. Но были и достаточно веские гражданские основания для того, чтобы думать о нас с приязнью. Ян ван Валре де Бордес, мэр Мидделбурга, мой добрый друг, предоставил нам один из поводов для этого. Он пользовался огромной популярностью, и особенно за то, как вел себя во время немецкой оккупации. Когда в мае 1940 года военные действия прекратились, Мидделбург оказался в самом плачевном состоянии, древний центр города почти полностью превратился в руины. Немцы, поначалу стремившиеся перетянуть голландцев на свою сторону, обеспечили широкомасштабную помощь в восстановлении знаменитой городской ратуши. Для ее интерьеров де Бордес хотел приобрести два прекрасных фламандских гобелена, изготовленных в Брюгге в 1640 году. Они были выставлены на продажу, но у города не хватало средств, чтобы купить их. «Филипс» эти средства предоставил, и одно потянуло за собой другое. Мы передали в дар ратуше редкостной красоты антикварный шкафчик-горку брабантской работы, а позже — скульптурное обрамление камина. Когда взялись за восстановление разрушенного Роттердама, мы предоставили тамошнему военно-морскому музею возможность приобрести некоторые экспонаты. Кроме того, оплатили ремонт нескольких исторических зданий. И все это — не посвящая в наши дела «вервальтеров».