— Ты когда-нибудь видела такое, девочка?

Анна осторожно оглянулась и обнаружила, что они одни. Он поставил ее в такое положение, когда она должна либо победить, либо уйти из банды навсегда. Он хотел власти, а не удовольствия.

Она смело смотрела прямо ему в лицо:

— Да, видела. — Пока она смотрела, его орудие увеличивалось в размерах и толчками подпрыгивало вверх. — Мне падать в обморок от удовольствия или как? Ты бы лучше оттягивал его каждое утро, чтобы укрепить, парень, а то он выглядит так, что согнется даже при легком бризе. Может, вот это придаст ему силы? — Анна медленно расстегнула жилет и обнажила свою маленькую, но спелую грудь с дерзкими розовыми сосками. Уверенность покинула Тома.

— Ну, что, самодовольный петух? Остроумие иссякло? — Она приближалась, покачивая перед ним грудью, раззадоривая его своей манящей улыбкой, а про себя молила, чтобы он сдался и ушел, как Филипп. Ее хриплый голос еще больше понизился, а слова звучали угрожающе и… обещающе. — Это — для настоящего мужчины, мальчик. Будь уверен, ты никогда не притронешься к ним своими грязными руками.

Он набросился на нее, штаны его все еще были спущены, и прижался грудью к ее груди.

Она в испуге попыталась оттолкнуть парня:

— Убирайся, идиот! — Она извивалась, пытаясь вырваться из его объятий. Том покачнулся, и Анне хватило этого, чтобы освободиться. Он потерял равновесие и упал в море, так и не успев натянуть штаны. Анна удивленно смотрела, как он барахтается в воде, и торопливо застегивала жилет. Она не хотела так сильно толкать Тома. Всплеск воды вернул ее к действительности. Она знала, что парень не потерпит больше насмешек, и понимала, что если хочет остаться с ним в хороших отношениях, она должна помочь ему выйти из этого затруднительного положения. Поэтому, подавляя смех, девушка быстро пошла прочь из дока и оставила его восстанавливать свое достоинство в одиночестве. Больше они никогда не возвращались к его поражению.

Союз Анны с этими пиратами-любителями был коротким, но поучительным. Она научилась владеть ножом лучше, чем иголкой. Год спустя ей стала надоедать их компания, и к тому же губернатор издал указ об аресте «Вильяма Сандерса — нормального телосложения, темноволосого, возраст — около десяти лет; Ти Уэзерли — коротко остриженного, очень маленького роста, одноглазого, около четырнадцати лет и Томаса Симпсона — высокого, с раскосыми глазами, шестнадцати лет — за воровство». Все они были друзьями юности Анны.

У Мэри была хоть какая-то надежда, что поездка в Чарльзтаун, возможно, восстановит ее силы. Она помнила суматоху и веселье первых лет, проведенных в городе, — но теперь все было по-другому. Светский статус Мэри не изменился, она по-прежнему входила в элиту Чарльзтауна, но ее физические возможности не позволяли ей оставлять за собой это положение. Каждый день она испытывала глубокую усталость и почти болезненный страх от одной только мысли, что ей придется покинуть свои покои. Анну раздражало безразличие матери и растущее влияние на нее Клары. Однажды девушка подкралась на цыпочках к комнате матери, чтобы, что бывало очень редко, поделиться с ней каким-то секретом, и увидела, как горбатая сморщенная старуха прижимает Мэри к груди, качает ее, как ребенка, и тихо напевает убаюкивающую песенку. Анна непроизвольно сморщилась и ушла. Как-то днем девушка бежала вприпрыжку из доков, чтобы переодеться в своей комнате. Она делала это дважды за последнюю неделю и, как ей казалось, оставалась незамеченной. Анна задержалась на лестнице и услышала, как мать с кем-то разговаривает в гостиной. Она узнала это участливое мурлыканье. Их дом посетил нежданный гость — вдова Варнод. По спине у девушки пробежал холодок, когда она поняла, что очная ставка неизбежна.

Анна побежала вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, осторожно ступая по скрипящим половицам наверху, и влетела в свою комнату. Она вздрогнула, кровь прилила к лицу: на ее кровати, сложив на груди руки и прищурив глаза, сидела Клара.

— Ты опять носилась по докам, — зашипела она. — А теперь собираешься прокрасться мимо матери, прикидываясь прилежной ученицей в юбочке. — Ее голос звучал тихо и угрожающе. От одного его звука все в Анне восстало:

— Ты шпионишь за мной, старая ведьма? — Девушка еле сдерживала себя.

— Кто-то должен быть глазами и ушами твоей матери, мерзавка. Ты позоришь весь дом.

Анна, сохраняя достоинство, повернулась к ней спиной:

— У моей матери есть свои глаза и уши, старая карга. И уж, конечно же, свой язык. Я не собираюсь выслушивать ничего подобного от наемной проститутки. — Теряя контроль, она резко повернулась, сверкая глазами, — убирайся из моей комнаты, и чтоб больше я тебя здесь не видела!

Клара медленно встала, намеренно высмеивая приказание Анны:

— О, да, госпожа. Как скажете, госпожа. — У двери она повернулась, — но больше ты не будешь отдавать приказы, отродье! Когда твоя мать узнает, как ты проводишь время и тратишь отцовские деньги, гоняя по докам со всяким отребьем, как уличная шлюха, она упечет тебя в монастырь, где никто не будет исполнять твои прихоти. — Она злобно расхохоталась, — вот там тогда и отдавай свои приказы, за высокими стенами. Ты не увидишь дневного света, пока не выйдешь замуж. С такими, как ты, только так и нужно поступать. А будь я на месте твоего отца, я бы порола тебя, пока ты не завопишь, прося пощады.

— Я скажу отцу и он продаст твои документы работорговцу, старая телега! — набросилась на нее Анна.

Клара язвительно усмехнулась:

— Что ж, посмотрим, кто кого, миледи! — Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты.

Девушка несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Ее трясло от ярости. Мало ей этой вдовы и матери, так еще слуги будут совать нос не в свое дело!

Она сердито сорвала с себя бриджи и надела муслиновое платье. Черт побери эту старуху! Анна не могла понять, как та все разнюхала. Но у нее повсюду были глаза и уши, да еще рот в придачу. Вдруг Анна почувствовала свою беспомощность, понимая, что не может ничего сделать, чтобы заставить Клару замолчать. Но она поклялась, что сплетня не выйдет за стены этого дома. А пока девушка не испытывала особого удовольствия, предвкушая ту сцену, которая должна была разыграться внизу.

Когда Анна вошла в гостиную, она услышала голос матери, холодный и твердый, как камень.

— А вот и наша Анна, госпожа Варнод, — мать окинула ее отсутствующим взглядом, в котором не было и капли любви.

«Она собирается бросить меня на съедение вдове, — поняла Анна, — и я должна выпутываться сама». Она села на стул в отдалении от женщин, молча, застенчиво сложила руки и приготовилась к борьбе.

После паузы, когда стало ясно, что никто больше не будет говорить, Мэри начала самым что ни наесть великосветским тоном:

— Анна, госпожа Варнод говорит, что ты отсутствовала в школе несколько дней. Где ты была все это время?

Девушка решила воспользоваться случаем:

— В доках, мама.

Последовала долгая пауза, во время которой глаза Мэри остекленели:

— Что ты там делала, Анна?

Анна молча проклинала свою мать за то, что та хочет унизить ее перед вдовой — старой сплетницей, и к вечеру весь Чарльзтаун будет знать эту историю.

Девушка вгляделась в глаза матери и внезапно все поняла. Мэри не нужна была правда. Она хотела остаться незапятнанной в глазах всего города. Именно поэтому она хотела, чтобы вдова засвидетельствовала этот фарс.

— Я читаю, мама. Сижу в тени у Уайт-Поинта, чтобы не слышать шума в доках, и читаю..

Вдова подозрительно посмотрела на Анну:

— И что Вы читаете, мисс? — Она ни на секунду не поверила ей, но хотела дослушать эту басню до конца.

— Я читаю все то, что не могу прочесть в Вашей школе, госпожа Варнод. Шекспира, Мольера, Мильтона, классиков. — Она улыбнулась. — Я уже давно изучила Библию, но Вы знаете, может быть, мне пора переходить к… другим вещам. Если позволите; я почитаю для Вас вслух, и потом мы сможем обсудить прочитанное.