Глава пятая

Приказ пришел из берлинской штаб-квартиры войск СС. Он гласил:

Даже Стервятник не смел противиться приказу, исходившему от рейхсфюрера. Нехотя он позволил всему личному составу батальона уйти в трехдневный отпуск, подписав соответствующий приказ, который подготовил фон Доденбург.

Однако эта передышка не принесла особого удовольствия бойцам «Вотана», перед глазами которых все еще стояли ужасные картины разрушений и массовой гибели людей в разбомбленном Гамбурге. Пытаясь вытравить из памяти эти страшные картины, они не придумали ничего лучшего, кроме как поглощать в огромных количествах спиртное. Только алкоголь в чудовищных дозах помогал им хоть как-то отрешиться от страшных воспоминаний. И даже семнадцатилетние новобранцы, которые даже не успели попробовать пиво до призыва в армию, напивались в доску в местных кабачках, мешая пиво со шнапсом и заставляя стариков-завсегдатаев, сидевших со своей обычной ежевечерней кружкой пенного и играющих в скат[22], коситься на них со скрытым неодобрением.

Что касается Шульце, то он с трудом дождался, когда гауляйтер Шмеер наконец уедет из дома, взяв с собой свою дочь. Ввалившись на кухню, он застал там фрау Шмеер, внимательно следившую за тем, как Хейди жарит для Шульце шницель с картошкой, которые он так любил. Фрау Шмеер была на десять лет моложе своего мужа, но почти такая же толстая.

— Все будет готово очень скоро, мой герой, — проворковала фрау Шмеер, с любовью смотря на Шульце.

Хейди склонилась над плитой, делая вид, что не замечает присутствия обершарфюрера. Но гамбуржец, уже сильно опьяневший от шнапса, который заливал в себя весь день, не желал ни шницеля, ни жареной картошки. Все, чего ему действительно хотелось, —это забыться.

— Засунь свой шницель себе в зад! — заорал он, едва не упав. — А ну-ка, беги быстрее в подвал и принеси мне бутылку шнапса… нет, две бутылки!

И подтолкнул Хейди к подвалу. Она попыталась отскочить в сторону, но он схватил ее за блузку. Блузка порвалась, и ее огромные груди, уже ничем не сдерживаемые, выскочили наружу. Служанка взвизгнула и попыталась заслониться ладонями.

— Убери свои чертовы руки! — заревел обершарфюрер Шульце. — Я хочу видеть твои сиськи!

— Но, мой большой герой, — попыталась возразить фрау Шмеер, — ты не можешь…

— У тебя что, уши заложило? — завопил Шульце. — Поэтому ты не слышишь меня? Я сказал — лети в подвал и притащи мне выпивку. А я пойду наверх вместе с Хейди. Мне надо выпить, прежде чем я вгоню в нее свой член. Быстро тащи эту чертову бутылку, ясно тебе?

— Но Хейди — моя служанка. Ты не можешь…

— Тащи мне бутылку, я сказал!!! — Шульце замахнулся на нее огромным кулаком, и фрау Шмеер в страхе улизнула из кухни. А бывший докер потащил упирающуюся полураздетую Хейди наверх.

Но когда фрау Шмеер робко постучала в комнату служанки и вошла в нее с подносом в руках, то она увидела, что вся ярость Шульце куда-то бесследно испарилась. Сама Хейди стояла в центре комнаты, недоуменно уставившись на Шульце, который лежал на кровати лицом вниз, даже не глядя на ее огромные обнаженные груди, и безнадежно рыдал. Время от времени он ударял по кровати кулаком, всхлипывая:

— Почему, ну, почему должно происходить все это?

Но не только он был не в состоянии ответить на этот вопрос. Фон Доденбург мучился примерно тем же. Он бесцельно брел, ничего не видя, по улицам ночного Падерборна, а рядом с ним тащился гауптштурмфюрер Шварц; оба они набрались практически в дым. Пьяные эсэсовцы встречались на улицах городка почти на каждом шагу, шокируя добропорядочных граждан своей нетвердой походкой, хмельными громкими возгласами и тем, что время от времени останавливались и, не стесняясь, мочились прямо на стены домов.

Фон Доденбург даже не думал о том, что подобное поведение пьяных эсэсовцев разрушает репутацию батальона СС «Вотан». Перед его глазами стояли лишь мертвые младенцы, повисшие на ветвях обожженных деревьев в разбомбленном Гамбурге.

— Теперь мне уже все равно, Шварц, уже все равно, — в который уже раз пробормотал Куно—и, оступившись, едва не растянулся на мостовой. Шварц с трудом поддержал его и мотнул головой, невнятно пробормотав что-то неприличное.

— Добрый вечер, господа! — внезапно услышали они чей-то жизнерадостный голос. — Как я рад встретить вас! Здравствуйте, штурмбаннфюрер фон Доденбург! Здравствуйте, гауптштурмфюрер Шварц! — Чья-то рука схватила Куно за локоть и заставила его остановиться.

Фон Доденбург с трудом заставил себя сфокусировать зрение. Перед его глазами возникла толстая фигура гауляйтера Шмеера в сопровождении его дочери, на которой была черно-белая форменная одежда члена «Союза немецких девушек».

— Я вас не знаю, — с трудом произнес фон Доденбург. Его язык заплетался. — Что за черт! — Он оттолкнул руку Шмеера и зашагал дальше.

— Пожалуйста, займись им, Карин, — обеспокоенно произнес Шмеер. — Проследи за тем, чтобы господин офицер благополучно добрался до своей квартиры. Иначе он попадет в беду. В таком состоянии его легко могут арестовать фельджандармы.

— Слушаюсь, отец! — звонко воскликнула девушка и побежала вслед за фон Доденбургом.

Шмеер дождался, когда его дочь догнала Куно и взяла его под руку; походка фон Доденбурга стала чуть более твердой. Улыбаясь, Шмеер наклонился к Шварцу:

— Ну что ж, гауптштурмфюрер, сейчас мы можем выпить еще по кружечке пива, — а потом я смогу отвести вас туда, где нас ждут те маленькие развлечения, о которых я рассказывал вам в прошлый раз, помните?

— Пиво… развлечения… — механически пробормотал вслед за ним Шварц. Его глаза были мутными.

Шмеер взял эсэсовца за руку.

— Пошли, гауптштурмфюрер! — настойчиво прошептал он и потащил за собой Шварца.

Они пересекли широкую площадь перед собором и двинулись по старинной узкой улице. Каменные стены ее домов, казалось, были пропитаны въевшимся в них многовековым ароматом распутства; в воздухе словно носился многолетний несвежий запах обнаженных человеческих тел, которые непрерывно терлись здесь друг о друга на протяжении веков. Шварц бросил взгляд на католический собор сзади. Казалось, его мрачный фасад взирает на них с затаенным молчаливым неодобрением.

Руки Карин Шмеер обвили шею фон Доденбурга, и она поцеловала его, засовывая свой язык глубоко ему в рот. От офицера пахло пивом, но Карин было все равно. Все ее тело уже подрагивало от желания, и она чувствовала, как быстро набухают ее соски. Она потерлась о него своим мягким животом. Но тело фон Доденбурга не отозвалось.

— О, черт, — вполголоса выругалась она.

Куно словно ничего не слышал. Он стоял на середине комнаты, пьяно раскачиваясь. Казалось, все его силы были направлены лишь на то, чтобы не упасть.

Карин торопливо стянула с себя юбку и сбросила на пол белую блузку, представ перед фон Доденбургом обнаженной. Но даже ее неожиданная прелестная нагота не произвела никакого впечатления на опьяневшего офицера.

На несколько секунд девушка застыла в неуверенности, не зная, что ей делать. Она медленно провела руками по своим грудям, ощутив задорно торчащие соски. Затем решительно стянула с себя белые трусики и выпятила вперед живот—так, чтобы фон Доденбургу стал хорошо виден темный треугольник волос между ее ног. Но это вновь не вызвало никакой ответной реакции

— Ну давай же, миленький, — пробормотала Карин. — Сделай так, чтобы он встал. Я хочу его!