Когда Метцгер сообщил секретарше гауляйтера, что хотел бы увидеть ее шефа, она отрицательно покачала головой:

— Господин гауляйтер — очень занятый человек. С ним нельзя встретиться без предварительной записи.

— Уверяю вас, лично мне — можно. Очень срочное дело. — Мысль о том, что он собирается сообщить Шмееру, придавала Метцгеру дерзости.

Женщина фыркнула, но все же направилась в кабинет Шмеера доложить ему о посетителе. Она проторчала там очень долго. За это время Метцгер успел рассмотреть находившийся в приемной бронзовый бюст Бисмарка, изображение фюрера, сидящего на белом коне и держащего в руках флаг со свастикой, и картинку с изображением маленького мальчика, который писал в пруд. Надпись на картинке предупреждала: «Не пейте воду — в нее писают дети».

Наконец секретарша возвратилась в приемную.

— Господин гауляйтер готов уделить вам пять минут, — объявила она Мяснику.

— А от меня он получит срок в пятьдесят лет заключения, если не проявит осмотрительность, -— буркнул себе под нос Метцгер.

Войдя в кабинет гауляйтера, он вытянулся и проревел:

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! —усталым голосом ответил Шмеер. — Пожалуйста, Метцгер, не ори так — у меня голова раскалывается после вчерашней ночи. Было слишком много пива и всего остального…

— Меня это ничуть не удивляет, господин гауляйтер, — мрачно процедил Мясник. — Вы же обожаете свои ночные посиделки, не так ли?

Шмеер в недоумении уставился на Метцгера. Его жирное лицо начало наливаться кровью.

— Что с тобой, Метцгер? Какая муха тебя укусила? У тебя что, не все дома?

— Да нет, господин гауляйтер. Со мной-то как раз все в порядке. Это вам следует нервничать. Вам — и вашей подруге по имени Сара.

— Какая Сара?!

— Не пытайтесь обмануть меня, гауляйтер, — зло бросил Мясник. — Я своими собственными глазами видел вас в компании проститутки-еврейки, совсем недавно.

— А, так ты об этом, — рассмеялся Шмеер.

— Да, именно об этом! Как вы думаете, как отреагирует гестапо, когда там узнают, что видный член нацистской партии поддерживает половую связь с чистокровной еврейкой?

— Если бы ты только знал, Метцгер, чем занимаются сами сотрудники гестапо у нас в городе, — хмыкнул Шмеер. Он, казалось, вообще ни капли не испугался.

— Пока такие, как я, проливают кровь на фронте, тыловые крысы вроде вас, гауляйтер, — Мясник с презрением покосился на Крест за военные заслуги второго класса, висевший на толстой груди Шмеера, — развлекаются с нашими законными супругами — помимо того что поддерживают половые контакты с еврейками!

— А, так вот в чем дело, Метцгер, — воскликнул гауляйтер. — Значит, ты думаешь, что я и твоя Ханнелоре… — Он не закончил своей фразы. Вместо этого он соорудил из своего большого и указательного пальца кольцо и стал тыкать туда указательным пальцем другой руки.

— Я именно так и думаю, — кивнул Мясник. — И намерен немедленно положить этому конец.

Шмеер почесал нос.

— Я не скажу тебе, Метцгер, что мне будет легко отказаться от Ханнелоре, — задумчиво произнес он. — Ведь у нее такие роскошные сиськи. И почти ни капли жира при этом. — Он вздохнул, — Но, боюсь, тебе придется разбираться не только со мной.

— Что? — взорвался Метцгер. — Что вы имеете в виду, черт побери?

— То, что я тебе сказал. Еще до того, как я познакомился с твоей Ханнелоре, с ней уже забавлялся другой парень.

— Кто же? — заревел Мясник.

— Да тот малыш, который работает у тебя в доме привратником. Ты что, никогда не замечал, как согнуты его плечи? Это всегда говорит о том, что он таскает между ног весьма увесистый кусок мяса… Ты что же, Метцгер, не видишь, что происходит у тебя прямо под носом? Я же говорю про этого маленького итальянца.

— Про Марио? — Лицо Метцгера приобрело багровый отлив.

— Точно. Как раз про него.

Влетая в свою квартирку, Метцгер слышал, как отчаянно скрипит всеми пружинами его двуспальная кровать. Звуки были совершенно отчетливыми, и Метцгеру сразу стало ясно, что его Ханнелоре отнюдь не меняет на кровати постельное белье.

— Прекрасно! — вне себя от ярости процедил он. — Слава богу, что я захватил с собой пистолет! Я пристрелю обоих прелюбодеев.

Но когда он вбежал в спальню и увидел то, что там происходит, то действительность превзошла даже его самые мрачные ожидания. Ханнелоре лежала на спине с бесстыдно задранными вверх ногами, широко разевая рот, точно выброшенная на берег рыба. А миниатюрный парень с темной кожей прыгал на ее белом теле, точно пытаясь накачать ее воздухом при помощи той штуки, которую он ритмично втыкал в темную промежность между ее ног. По нему градом катился пот. По тому, как Ханнелоре закатывала в истоме глаза, было ясно, что она получает от всего этого несказанное удовольствие.

— Ах ты, сука! — заорал Метцгер. — Грязная прелюбодейка!

Марио вздрогнул. Он обернулся, и его лицо пошло зеленоватыми пятнами.

— Ханнелоре, — закричал он в страхе, пытаясь соскочить с женщины. — Это твой муж приходить!

— Заткнись! — прохрипела она в экстазе и со всей силой притянула его к себе. — Мне так это нравится, львенок. Давай еще, еще!

— Еще?! — завопил Метцгер. — Сейчас я дам тебе еще, дрянь!

Марио отчаянно дергался на Ханнелоре, стараясь высвободиться из ее крепких объятий. Наконец, ему это удалось, и он соскочил на пол. Ханнелоре открыла глаза и обомлела. Прямо перед ней с перекошенным от ярости лицом стоял ее муж.

— Это ты, — выдохнула она.

— А кого, интересно, ты ждала — Деда Мороза? — Мясник так разозлился, что едва мог говорить. Он сжал свой огромный кулак и занес его над ней, готовясь изо всей силы ударить ее по лицу. Но ему так и не удалось сделать этого. Снизу донесся настойчивый звук автомобильного клаксона, и официальный офицерский голос повелительно закричал:

— Гауптштурмфюрер Метцгер! Тревога! Приказываю немедленно вернуться в расположение части. Мы выступаем на фронт!

— Что за чертово время мы выбрали для того, чтобы пойти на смерть, — фыркнул Шульце, уставившись на бесконечный степной простор, расстилавшийся перед ними. — Июльский полдень. Самое пекло. Когда ходишь в атаку на рассвете, то в это время по крайней мере хоть прохладно.

Лежавший в жесткой выжженной солнцем траве по соседству с ним фон Доденбург вытер пот со лба и бросил:

— Мой дорогой Шульце, русские уже привыкли к тому, что мы атакуем их на рассвете. Поэтому было решено напасть на них именно сейчас, когда они этого не ждут, чтобы попытаться застать их врасплох.

— Хотелось бы увидеть, что из этого получится, — протянул обершарфюрер.

— Увидишь, увидишь, не беспокойся.

Фон Доденбург повернулся назад и взглянул на своих бойцов. Несмотря на удушающую жару, все были наготове. Вокруг людей летали мухи, и время от времени солдаты яростно отмахивались от них.

— Время — тринадцать пятьдесят, — произнес Стервятник и поднялся на ноги. В руках у него был зажат кавалерийский стек — единственное оружие Гейера.

Фон Доденбург тоже вскочил на ноги и присоединился к командиру. Если даже русские и заметят их, то они решат, что эти два офицера просто вышли на разведку местности. Они никогда не подумают, что за их спиной в полной готовности к наступлению сосредоточились несколько десятков танков и несколько сотен отборных бойцов.

Сколько ни вглядывались Гейер с фон Доденбургом в линию укреплений русских в восьмистах метрах впереди, они не смогли заметить там ни единой души.

— Видимо, все они спят после сытного обеда, — проронил Куно. — Как и всякие уважающие себя представители рабочего класса.