Изменить стиль страницы

Любой новорожденный город можно сегодня назвать именем Юрия Гагарина, на всей земле не найдется ни одного несогласного. Еще бы: можно поручиться — сколько бы ни прошло веков, имя его не изгладится из памяти человечества, как не изглаживаются из нее имена Колумба, Галилея, Ньютона. Нет, собственно, даже надобности закреплять его в топониме: оно сохранится и без того, само по себе. Но потому-то и приличествует ему остаться и на карте.

Ошибается тот, кто думает, что славу человека можно искусственно законсервировать топонимическим путем. Она не померкнет в имени места лишь тогда, когда и без него пребудет нетленной.

Помните стихотворение Бунина:

Курган разрыт. В тяжелом саркофаге
Он спит, как страж. Железный меч в руке.
Поют над ним узорной вязью сáги,
Беззвучные, на звучном языке.
Но лик сокрыт — опущено забрало.
Но плащ истлел на ржавленной броне.
Был воин, вождь, но имя Смерть украла
И унесла на черном скакуне.

Такие безымянные останки славы печальны. И все же, на мой взгляд, еще грустнее, когда натыкаешься на памятник, сохранивший только одно имя, но утративший самую душу свою — воспоминание о личности.

В 1944 году в Бухаресте мне довелось побывать на ШОССЕ КИСЕЛÉФФ, довольно красивой улице. Название заинтриговало меня: русское имя в Румынии! Но никто из румын не смог объяснить мне, кем он был, увековеченный в топониме человек. «Какой-то генерал, кажется…» — отвечали мне.

Потом я дознался. Да, был такой николаевский генерал, граф, министр, Павел Дмитриевич Киселев. Он заслужил себе уважение не только дома, но и в полуосвобожденных тогда от турок Молдавии и Валахии. И в его честь была наречена широкая улица от площади Виктории до улицы Поповича.

Горькое чувство шевелилось во мне, когда я стоял там под зелеными акациями. Смерти в данном случае не удалось «украсть имя». Но всю остальную память о человеке она «унесла на черном скакуне». А почему? С топонимической памятью шутки плохи: она по-своему мстит тому, кто ее не достоин…

Я отвлекся. Мне сейчас придется вернуться к очень важному разделу в топонимике любой страны и народа и как бы вопреки сказанному поговорить как раз об отыменных названиях мест.

Ивановки и Петровки

Маленькое предупреждение. Составитель известного Этимологического словаря русского языка А. Преображенский, приводя в своем словаре примеры на употребление какого-либо слова в народе, застенчиво оговаривался:

«…считаю своим долгом объяснить, что м. б. слишком часто пользуюсь говором села Заулье Севского уезда Орловской губернии, где я родился и провел детство; надеюсь, снисходительный читатель простит мне это невольное пристрастие».

Столь милое проявление скромности крупного филолога позволяет и мне надеяться на такое же снисхождение. Я уже ссылался, и впредь не однажды сошлюсь, на топонимию крошечного, но очень мне дорогого клочка русской земли — бывшей Михайловской волости Великолуцкого уезда Псковской губернии.

Там, в чудесных древле обжитых местах, я жил в детстве и юности. Там каждое озерко-глушанек, каждая деревнюшка знакомы и памятны мне куда больше, чем свои пять пальцев (не знаю, как вы, а я эти «мои пальцы» представляю себе довольно смутно!). Ничего странного, что их имена приходят мне на ум, как только я начинаю размышлять о топонимике.

Да я в этом и не вижу ничего предосудительного. Многие свойства морской воды проявляются в любой ее пригоршне, где бы вы пригоршню ни зачерпнули. И в нашем вопросе существуют закономерности, которые можно наблюсти в любом почти районе страны нашей: одинаково на Псковщине и под Ярославлем, возле Смоленска или в Подмосковье. Я не сказал — все свойства; некоторые. Я не сказал — в любом месте; почти в любом.

Мысленно я беру циркуль и втыкаю острие в ту точку Псковской губернии, которая в первой четверти века была сельцом и именовалась ЩУКИНО. Растворив циркуль на пять верст, я описываю им окружность и получаю круг площадью около 80 квадратных верст (90 квадратных километров). Я вспоминаю названия селений, разбросанных по этому кругу. Мне приходят на память тридцать четыре имени, может быть, одно или два я и запамятовал за полвека. Вот они:

МИХАЙЛОВ ПОГОСТ +

ЮДКИНО +

ЩУКИНО — +

КОПАЧЕВО — +

МИШКОВО — +

ЯКОЛЬЦЕВО +

МИНИНО +

АЛЕКСАНДРОВО +

ТОКАРЁВО — +

УТЕХИНО —

ЛИТВИНОВО — +

ПРОКОПИНО +

ГОРА —

СТАРОСТИНО — +

ЖУКОВО — +

ДАНИЛОВО +

ВАСИЛЕВО +

ПАШКОВО +

УЛЬЯНЦЕВО +

ПЕТРЕШКИНО +

МИКУЛИНО +

МАРКОВО +

КРЕСЛОВО —

СИВЦЕВО — +

ЛИПОВИЦЫ —

Б. АНТИПОВО +

М. АНТИПОВО +

АНДРОШКОВО +

ИСАКОВО +

КОСЬКОВО +

ПЫПЛИНО — +

ИВАНЬКОВО +

СУББОТКИНО +

КАРМАНОВО +

Я пометил все имена различными значками.

Крестиками обозначены те из них, которые явно и несомненно произведены из самых обычных, «календарных» православных имен.

Минусы стоят у тех топонимов, относительно которых ясно, что они ни с каким человеческим именем не связаны. Это имена описательные, они указывают на тот или другой внешний признак называемого. ГОРА — звалось помещичье имение, расположенное на возвышенном плоскогорье. ЛИПОВИЦЫ, наверное, когда-то славились липовыми зарослями вокруг или отдельными могучими деревьями на крестьянских усадьбах, в мои дни ничего такого уже нельзя было там увидеть. УТЕХИНЫМ мог назвать свою деревню ее чувствительный владелец, помещик крепостных времен. Такие сентиментальные имена были когда-то в моде, вспомним хотя бы ОТРАДНОЕ, владение Ростовых в «Войне и мире».

Есть еще значок — и крестик и минус. Им обозначены сразу два типа имен: образованные не из церковного, православного имени человека, но либо из его бытового прозвища, либо же из того, что в древности называлось у нас «мирским» именем, таких имен из старых документов известны сотни и тысячи. Это один тип. Второй — названия, заключающие в себе определение профессии человека.

Привести примеры?

Ну, вот деревня ПЫПЛИНО. Название значит: «Принадлежащее Пыпле». Странное слово, но в словаре Даля, настольной книге любого топонимиста, зарегистрирован глагол «пыплить»; значит он — копаться, медлить. Следовательно, пыпля — медлитель, копун, кое-где слово это понимается и как лентяй. Вот какому человеку обязана деревушка своим названием.

Поле к полю с Пыплином — «супольно» с ним — располагалась деревня ЖУКОВО. Несомненно, она была названа так не по жукам, которые там-де изобиловали, а потому, что ее основателем или первожителем был какой-нибудь чернявый землепашец, прозвищем Жук, облюбовавший себе место над небольшим рыбным озерком.

Не исключено, что таково было его старинное мирское имя. Почему я так уверен в этом? Да потому хотя бы, что русский человек, когда речь идет о букашках, не назовет место, ими богатое, Жýковом. Он скажет — ЖУЧИНОЕ, ЖУЧЬЕ… Может быть (редко) — ЖУКÓВО.

Я не поручусь, но название КАРМАНОВО, вполне возможно, надо понимать как «принадлежащее Карману». Был в Москве великий князь Калита (денежный мешок), почему не быть на великолуцкой земле зажиточному мужику Карману?

Загадки топонимики i_019.png

И ЛИТВИНОВО навряд ли обязано своим именем человеку из Литвы. В Псковской губернии до революции было принято словами «литва», «литвин» клеймить озорников-мальчишек за их несносные шалости; бранные слова эти явно остались еще от времен литовских войн. По-видимому, один из таких шалопаев до того закрепил за собою сердитую кличку, что и будучи взрослым все слыл литвином, даже когда осел над каменистой бурливой рекой Локней и основал тут свой новый починок Литвиново…