Пользуясь на мгновение повисшей паузой, Савельев налил всем еще по одной, а Катя посмотрела на своего начальника укоризненно:

— Ну, Игорь Васильевич, зачем египетские пирамиды-то в дерьмо макать?

— Согласен, погорячился. — Доктор наук одобрительно подчиненной подмигнул и потянулся за пирожком с брусникой. — До сих пор они продолжают вызывать удивление. Я уже не говорю о том, что высота пирамиды Хеопса равна одной миллиардной расстояния до солнца, применявшийся при ее строительстве святой локоть составляет одну десятимиллионную часть радиуса Земли, а длина стороны основания, измеренная в этих самых локтях, соответствует числу дней в астрономическом году. Это так же общеизвестно, как и тот факт, что масса саркофага фараона в миллион миллиардов раз меньше массы нашей планеты. Непонятно другое, — Игорь Васильевич прервался на минуту, смачно от пирога откусил и вытер чапаевские усы, — почему в склеенной из картона пирамидке мясо не портится, а часы замедляют свой ход? Отчего это в ней затупленное бритвенное лезвие восстанавливает свои физико-механические параметры, никто не знает? Не так все просто. — Он поставил пустую коньячную бутылку под стол и, соболезнующе посмотрев, как юбилярша пьет с кем-то на брудершафт кофейный ликер, поморщился: — Как она может, все же слипнется. Так вот, все ответы надо искать у древних, только у них. — Он внезапно покосился на савельевский палец и заметил: — Интересная штуковина, откуда она?

— Досталась по случаю. — Юрий Павлович почему-то руку сразу же отдернул и, пресекая все вопросы в корне, тяжело вздохнул: — Грустные воспоминания, даже говорить не хочется.

— Не хочется, Миша, так и не надо. — Доктор наук с пониманием посмотрел ликвидатору в глаза, щелкнул суставами и повернулся к подчиненной: — У тебя, Катюша, «антиполицая» не найдется?

Глава двадцатая

Действительно, веселье пора было заканчивать. От избытка волнительных впечатлений, а также съеденного и выпитого, юбилярше сделалось тошно. Кое-кому из гостей при взгляде на нее тоже поплохело. Заглотив с целью нейтрализации алкогольного выхлопа полпакета «антиполицая», первым отчалил на своем «волгешнике» доктор наук Чох — всем остающимся физкультпривет.

Менее склонная к авантюрам Катя решила приключений на свою хорошенькую попку не искать и пошла другим путем. По телефону экстренно был вызван экипаж из фирмы «Лежачего не бить» и один из оперативно прибывших на «опеле» молодцов без приключений довел «пятерку» до стоянки, получив востребованную сумму, пожелал удачи и на катившейся следом иномарке исчез в ночи.

После уютного тепла салона северный ветер пробирал до костей, хрустели под ногами покрывшиеся ледяной корочкой лужи. Быстро трезвея, Катя покрепче ухватилась за локоть Юрия Павловича:

— Холодно-то как.

— А что же это тебя любовь к родине не греет? — Выпито было изрядно, и, рассмеявшись слишком уж весело, Савельев зябко повел широким плечом. — Мужик этот, Игорь Васильевич, интересный, и чувствуется, что с яйцами.

— Странный он. — Расставаясь с хмелем, Катя широко зевнула. — Первая жена, говорят, от него сбежала, не вынесла всех чудачеств. А случилось это, когда, занимаясь биоэнергетикой, он чуть не умер от функционального расстройства органов пищеварения — не совладал со своей внутренней энергией «Ци», как говорят китайцы.

— А ты-то его хорошо знаешь? — Юрий Павлович распахнул дверь парадной и, узнав, что Катя трудится в музее не так давно, внезапно громко топнул ногой на нахальную веселую крысу, замершую «сусликом» на люке мусоропровода: — Кыш, хвостатая!

Дома их ждал неприятный сюрприз: усатый стервец Кризис совместно с молодцами из ГЗ, группы захвата то есть, умело подложил своим хозяевам свинью. Случилось так, что, выражая недовольство отсутствием внимания к своей персоне, хвостатый хулиган продрал когтями оклейку сигнализации и, подняв этим ментов на ноги, с невинным видом расположился в кресле. Те долго ходили кругом, потом приволокли ключи и, обшмонав квартиру, оставили повсюду на паркете следы сапог, а на столе бумагу, что ничего не взято. При этом, конечно, дверь в кухню не закрыли, как полагалось, на крючок, и коварный котяра, когтистой лапой с легкостью ее открыв, ворвался внутрь и вспрыгнул на холодильник, где находился давнишний предмет его мечтаний — горшок с лохмато-экзотическим папирусом.

Все оставшееся время до прихода хозяев Кризис провел с максимально возможной пользой для здоровья, предаваясь многократной процедуре очистки своего желудка. Когда Катя с Савельевым вошли в квартиру, представитель африканской флоры был уже обглодан начисто, весь пол на кухне покрыт кошачьей блевотиной, а сам виновник всего этого безобразия, пребывая наверху холодильника, громко издавал характерные звуки, живо напомнившие вновь прибывшим о страдалице юбилярше.

Увидав Савельева, кот, зашипев, выгнулся дугой, шерсть на нем встала дыбом, и, исполнив смертельный номер в воздухе, он стремительно кинулся в прихожую под вешалку.

— Странно, — Катя кончиками наманикюренных пальцев намотала половую тряпку на швабру и принялась наводить порядок, — раньше Кризис у тебя с колен не слезал.

— Ну а теперь это ему надоело. — Юрий Павлович неожиданно почувствовал бешеное желание шваркнуть хозяйского питомца башкой обо что-нибудь бетонное и удивился: всегда он братьев меньших в отличие от ближних своих любил.

«С годами точно характер портится». — Юрий Павлович быстро пошел под душ, употребил в дело свою личную зубную щетку и, не дожидаясь в кровати Катю, постыдно заснул.

Сразу же он почувствовал на своем лице дуновение, которое даже среди зноя пустыни показалось ему обжигающим. С каждым мгновением становилось все жарче, и одновременно Савельев увидел, как в небе с удивительной быстротой поднималась темная полоса.

— Что это, учитель? — Он оглянулся на белобородого гиганта, который из-под руки, прищурившись, смотрел на стремительно становившееся кроваво-красным солнце. — Я ощущаю на себе дыхание Нефтиды.

Между тем на землю опустилась тьма, по небу с бешеной скоростью неслись тучи песка, и каждая песчинка обжигала, как раскаленная искра.

— Ты был чуть не прав, — белобородый внезапно улыбнулся, — это дыхание ее супруга, злобного Сета, зовущееся Тифоном. — Достав из складок одежды небольшой сосуд из серпентина, он повелительным жестом поднес его к губам Юрия Павловича: — Пей, Гернухор, это радость богов.

Задержав дыхание, Савельев сделал глоток и внезапно ощутил, как на него стремительно надвинулась невообразимая прозрачная стена, за которой разливался яркий свет ласкового полуденного солнышка, и, увидев рядом с собой учителя, спросил:

— Где мы, Триждывеликий?

— В Царстве истины. — Гигант снова улыбнулся и протянул свою руку, украшенную на указательном пальце скромным кольцом с неброским красным камнем: — Смотри.

Сквозь прозрачную перегородку Юрий Павлович увидел, что Тифон начал дуть с чудовищной силой. Когда же на мгновение ветер ослабевал и непроницаемая песчаная пелена разрывалась, на небе появлялось кроваво-красное солнце, бросавшее на землю зловещий свет. Еще он увидел свое неподвижное тело, лежавшее в расщелине у подножия скалы, и, заметив серебряную нить, выходящую из него, внезапно понял, что это единственное, что теперь связывало его с привычным миром.

— Если будет угодно богам и Тифон пощадит твое тело, — Триждывеликий опустился в густую высокую траву и жестом руки приказал Савельеву сделать то же самое, — ты ступишь на тропу, ведущую к могуществу.

— Да, учитель. — Савельев уселся рядом и неподвижно замер, потому что для живущих в Черной стране слово гиганта было законом.

Никто не знал, кем белобородый был по крови, но ему подчинялись люди, болезни и разливы Нила. С его приходом в древней Фиваиде навсегда исчез голод. Давно умерли те, кто помнил, сколько раз звезда Сотис всходила с той поры, но знание, посеянное Триждывеликим, дало всходы, и как вечный символ касты жреческой возникла на Месте силы статуя Сфинкса.