- Ничего хорошего, к сожалению.

   Действительно, умеет разговаривать.

   - Из лука стрелять умеешь?

   Глаз смигнул.

   - Да...

   - Завтра покажешь, как стреляешь. Если попадешь с пятого раза в цель - считай, тебе повезло. У нас мало хороших лучников. Что скажешь?

   В ответ снова чихнули и поежились - то ли плечами пожал, то ли замерз окончательно. Над парными вершинами на горизонте стремительно гасла золотая полоса, густело красное с фиолетовым.

   - Тебе дадут поесть и напиться. Будешь должен нам за воду.

   - И много буду должен? - вопрос был задан крайне язвительным голосом.

   - А ты хочешь в Мариб? Или, того лучше, в Хайбар? Там стоят гвардейцы халифа, а вашего брата любят, как того скорпиона - особенно после драки на переправе у ад-Давасир. Тебя там, случаем, не было? Молчишь? Что-то ты слишком бойко по-нашему языком чешешь, не иначе как старый знакомый, а? А то смотри, если под ад-Давасир был - даже к басрийцам не поведут, сразу на мосту подвесят, в Хайбаре высо-оокий такой мост через вади...

   - В Хайбар не хочу, - быстро ответил самийа.

   Вот давно бы так.

   - Что, слишком хорошо воевал? - усмехнулся Авад.

   - Было дело... - большой глаз снова уставился на него с интересом.

   - Много не возьмем, - смягчаясь, сказал шейх. - Но пару лет с нами походишь...

   - Значит, похожу, - на этот раз было видно, что пожали плечами, а не поежились от холода.

   - Людей моих не трогать. Не только тех, кто тебе воду даст, а вообще никого из наших не трогать.

   Чихнул.

   - Понял, нет? Не бросаться, говорю, на моих людей. Или тебя на веревке потаскать? Пока в разум не войдешь?

   Кивнул. Неохотно, но кивнул. Ну-ну, покобенься мне. А то я не знаю, как сумеречники с оружием управляются. Нам тут смертоубийствов не надо...

   - Меня будешь слушаться. Что скажу, то и будешь делать. Плохого не прикажу, не боись.

   Кивнул.

   - Развязывайте, - кивнул Авад воинам.

   - Жить будешь в шатре госпожи Афаф, там, где она коня держит, - это он сказал уже сумеречнику.

   Тот снова шипел, растирая красные, намятые веревкой запястья. Но кивнул все равно.

   Авад собрался было уж идти, как вспомнил важное:

   - Имя-то есть?

   Морщась от боли в затекших руках, сумеречник дернул плечом и снова сплюнул.

   Ну, это тоже понятно. Нет клана - нет и имени.

   - Как назовем, так и будешь зваться.

   Кивнул.

   Ну вот и прекрасно.

Йан-нат-ан-Ариф, два месяца спустя

   Кряхтя и посапывая, старый сабеец наклонился над ковром. Придирчиво оглядев меч, он, наконец, протянул к нему тонкую руку в коричневых пятнышках. Длинные желтые ногти старика несколько раз щелкнули по золотому плетению тарсиа на усиках гарды.

   - Ну? - нетерпеливо притопнула мягкой туфелькой Мараджил. - Что ты смотришь на него, о Фазлуи? Бери и действуй!

   И затопала загнутым носочком по черно-красному толстому ковру.

   Маг поскреб редкую бороду. Ни куфии, ни чалмы звездопоклонники не носили, и нависавшей над сабейцем Мараджил открывался прекрасный вид на тускло блестящую лысину в венчике седеньких волос.

   - Меч - не то, что мне нужно, о яснейшая, - невозмутимо отозвался маг. - Оружие - плохой проводник в мире Сумерек. К тому же меч долго лежал на трупе животного, это плохо. В поисках нам бы помогло его кольцо. Или серьга. Или браслет.

   - Да ты, никак, совсем рехнулся, о Фазлуи?

   Голос Мараджил прозвучал грозно. Брякнули тройные ханаттанийские браслеты на запястьях - мать халифа подняла руки и уперла их в боки. Перо на шапочке парсиянки наклонилось, как рог приготовившегося защищаться орикса.

   - К тому же, судя по виду ножен и рукояти, меч за последний месяц перелапало все население этой проклятой пустыни, - оттопырив губу, уперся сабеец.

   - Где я тебе возьму его браслет, о сын прелюбодеяния! - рявкнула Мараджил. - Вот все, что нам удалось добыть, а ты еще кобенишься, о сын гиены!

   И снова топнула ногой в алой туфельке. И, шелестя складками шальвар и обоих платьев, плюхнулась на подушку напротив Фазлуи.

   Тот продолжал мрачно сопеть, брезгливо водя двумя пальцами по ножнам. Потом выпрямился, отрицательно покачав головой - нет, мол, ничего не выйдет.

   - Ладно, - сдалась Мараджил. - Я прикажу принести... те вещи.

   И зябко поежилась от воспоминания. Пожалуй, то был единственный раз, когда она пожалела о собственном любопытстве - но как же, ей же так хотелось все увидеть своими глазами. И она спустилась в подземелья под Новой масджид дворца.

   Раньше над подвалами стояла Башня Заиры, и вот она подходила их содержимому куда как лучше. Говорили, в башне уморили голодом десятки людей, а когда сносили, из разломов в стенах то и дело вываливались скелеты несчастных, некогда заживо замурованных в заложенных камнем нишах. За запечатанными дверями подземного хранилища она пробыла недолго, и этого времени Мараджил хватило, чтобы понять - второй раз она туда не пойдет. Хватит с нее.

   Здоровенный ларец со свитком Договора ей запомнился хорошо: заляпанный бурыми потеками пергамент со смазанным отпечатком ладони трудно забыть. Дотронувшись до жуткого следа растопыренной пятерни, Мараджил отдернула руку - показалось, что в уши ударил крик. Как будто она услышала вопль боли за стеной. Крик и хриплое дыхание истязаемого существа.

   Как же нерегиль должен их ненавидеть, а больше всего ненавидеть того, за кем волокся на своем поводке...

   Впрочем, сейчас он бегал неведомо где, оборвав привязь. Одно хорошо: посмотрев своими глазами на залитый кровищей свиток Договора, Абдаллах, похоже, начал что-то понимать. Хотелось верить, что, изловив беглеца, сын больше его не упустит.

   А самое главное, осознает наконец: страж по-человечески не понимает. Со стражем нужно обращаться соответственно - ибо страж опасен. Смертельно опасен. И глупостей не прощает.

   Пока она размышляла, доставили требуемое.

   Пошевелив пальцами, Фазлуи выудил из шкатулки разорванную потемневшую цепочку. Она тихо звякнула, маг сморщился - и выронил тонкую нитку серебра.

   - Как жив-то остался после такого... - тщательно вытирая руку платком, пробормотал сабеец.

   И приказал принесшему шкатулку мальчишке-зинджу:

   - Ну-ка положи эту штучку в тазик!

   Любопытно таращась и скаля ослепительно-белые зубы, арапчонок сгреб цепочку и бросил ее в воду.

   Круглый неглубокий таз из ханьского фарфора смотрелся на удивление глупо на этой террасе. Словно кто-то умывался да так и забыл здоровенную миску под колонной, и теперь все ходят-спотыкаются.

   А Фазлуи принялся тереть бирюзу своего перстенька - несведущему глазу тот представлялся дешевой безделушкой. Плохое, нечистое серебро, грубоватая зернь оправы, плоский мелкий камушек - такой поделке даник цена, никто не позарится и другой раз не глянет.

   - Выходи, сволочь! - строго приказал сабеец.

   И требовательно постучал длинным ногтем по лазоревому кругляшику бирюзы.

   Где-то под потолком щелкнуло. Запахи сырости и цветов - пруд давно не чистили, и вода изрядно пованивала на этой жаре - перебила грозовая свежесть.

   - Вылезай, - спокойно сказал Фазлуи. - Попробуй мне покобениться - запру в кувшин и снова кину в реку, еще четыреста лет поплаваешь, глядишь, научишься манерам.

   Из перстня стрельнул тонкий язычок пламени, и на ковре мгновенно расползлось черное жженое пятно.

   В его середине сидела и ярко светилась маленькая, с ладонь, саламандра.

   - Кыш на мрамор! - рявкнул маг и щелкнул ящерицу по морде.

   Та мгновенно узмеилась с ковра и застыла на голом полу, наставив мордочку на хозяина. Золотистые пятна на блестящей черной коже казались объемными - от них поднимался свет и ощутимое даже за несколько шагов тепло. Марид. Точнее, огневушка. Обычное дело: кто-то развлекался магическими штучками, а потом забросил опечатанный кувшин в Тиджр. Рыбак выловил посудину с тиной и прочим хламом и по недомыслию открыл.