Паля задумалась над тем, откуда папа мог узнать, что она в папину книгу полезет? И всяких много слов написал, чтобы она чего-нибудь не так бы не сделала?

Думала, думала, а потом рукой махнула. Он же волшебник, а значит много всего знает, и про неё тоже.

Паля вздохнула, потом задумалась над тем, какой маленькой станет книга после заклинания и полезла в папин стол за увеличительным стеклом. Буквы же в книге тоже станут маленькими. Как их она потом сможет прочитать, если она даже большие буквы плохо читает?

Потом Паля ещё раз уже по-взрослому вздохнула и стала говорить заклинание. Сначала она сказала заклинание маминой книге, та вздрогнула, начала вертеться, а потом стала очень даже маленькой.

Маленькой, маленькой, а такой же тяжелой, даже наверно ещё тяжелее. Но что тут поделаешь, если все волшебство такое, всегда все получается не так, как хочется, так папа ей написал…

Паля засунула мамину книгу в сумку, а потом сказала заклинание папиной книге, та тоже сначала завертелась, и тоже стала маленькой и тяжелой.

Паля и её засунула в сумку, а потом легла на папину и мамину кровать. Что-то она очень устала от этих заклинаний, и ей захотелось спать, тем более, что уже и ночь начиналась, но не тут-то было, поспать ей не дали. Почти сразу она почувствовала громкое сопение, а потом её кто-то ущипнул за плечо. Паля открыла глаза и увидела рядом с подушкой маленького домовенка.

— Уходи отсюда, — сказал он. — Это моя кровать.

— С чего это она вдруг стала твоей? — удивилась Паля. — Это мамина и папина кровать, а не твоя.

— И не твоя, — крикнул домовенок. — У тебя есть своя кровать. И ты, вообще, собралась Трога из болота вытаскивать, вот и иди, и вытаскивай, а не лезь на мою кровать.

— Никуда я не пойду, — сказала Паля. — Я здесь, может быть, спать сегодня буду.

— Это моя кровать, — сказал сердито домовенок. — Когда твоей мамы и твоего папы нет, я всегда на ней сплю.

— Тебе, что, места мало? — спросила Паля. — Ты вон какой маленький, таких как ты, здесь можно целую, наверно, тысячу положить, и ещё много места для меня останется.

— Я когда сплю, то очень сильно ворочаюсь, — сказал домовенок. Я так ворочаюсь, что весь замок трясется. Ты спать все равно не сможешь, тебе страшно будет. Паля рассмеялась.

— Какой же ты бессовестный обманщик. Разве могут такие маленькие так ворочаться, что все вокруг трястись начинается?

— Я уже не совсем маленький, — гордо сказал домовенок. — Я уже очень даже большой, я даже, может быть, больше, чем ты. Я скоро, может быть, совсем, как Трог стану, большой и красивый.

— А я тебя сейчас совсем маленьким сделаю, ещё меньше, чем ты есть, — сказала Паля. — Я только что этому заклинанию научилась, когда книги в сумку засовывала. Тогда тебе места точно хватит, и ворочаться не будешь, и трястись ничего не будет.

— Не надо меня маленьким делать, — закричал испуганно домовенок. — Я и так долго рос, чтобы стать большим, а ты меня снова хочешь сделать маленьким? И, если ты такая жадина, и тебе жалко не твоей кровати, так и скажи, а то сразу меня пугать начинаешь. Ты меня и раньше уже пугала, когда в подвал ходили, мне до сих пор ещё страшно…

— Ничего я не жадина, — сказала Паля. — Если тебе так хочется, спи, а я пойду в свою комнату, у меня там тоже большая кровать.

— Ну разве ты не жадина? — спросил обиженно домовенок. — Вон у тебя сколько кроватей, а у меня ни одной. Мне теперь даже спать лечь негде, ты все кровати себе забрала.

— Вот если бы ты был немного побольше, я бы тебя прогнала, — сказала Паля. — А так мне тебя жалко. Ладно уж, спи и ворочайся.

Она встала, взяла ставшую очень тяжелой сумку с книгами и пошла в свою комнату.

Там она сразу полезла в свой шкаф и начала искать себе одежду на завтра. Не пойдет же она в платье в болото: там грязно, и кроме того мама всегда говорила, что, если ты куда-то далеко идешь, нужно всегда одеваться потеплее.

Шкаф неожиданно оказался очень большим, в нем можно было даже жить, и одежды в нем тоже было всякой много. Паля даже растерялась, она раньше и не знала, что у неё столько всякой одежды, потому, что до этого никогда в шкаф не заходила.

Обычно, когда она просыпалась, платье уже висело на стуле. Мама почему-то всегда знала, какое платье она хочет надеть, и ещё говорила, что она занашивает все свою одежду до дыр, но это было не правда.

Паля просто не успевала занашивать свои платья, и это ей всегда почему-то было обидно. Только-только она привыкнет к новому платью, как оно вдруг становилось маленьким, и уже больше не хотело надеваться, а только цеплялось за плечи и руки.

Но мама откуда-то узнавала и об этом, и как платье только начинало цепляться, на следующий день на стуле уже висело совсем другое платье, большое и просторное.

Паля вздохнула и пошла туда, где стояли маленькие туфельки и висели совсем маленькие платья, в которых она ходила когда-то давным-давно, может быть целый год назад. Паля специально все их рассмотрела и не нашла на них никаких дыр.

Потом она попробовала их на себя примерить, но только вздохнула, у неё даже голова в них не пролезала.

— Не зря папа сказал, что я стала совсем большая, — подумала Паля. — Вон сколько платьев уже на меня не налезает.

После совсем маленьких платьев, в шкафу висели платья побольше, а потом ещё больше, а потом платья уже висели такие большие, что они были уже как мамины. Паля и их примерила, но они падали с неё, в них ходить было совсем нельзя, потому что они по полу волочились.

— Эти не подойдут, — сказала сама себе Паля. Она-то уже было для себя решила, что возьмет платье в дорогу побольше на тот случай, если она по пути в болото вдруг вырастет.

Вполне ведь такое может быть, она идет, идет, а платье становится все меньше и меньше, а потом оно заносится до дыр и порвется. И она, что, будет ходить по болоту совсем голая?

Но идти в платье, которое постоянно будет под ноги лезть, тоже нельзя, так и упасть будет можно.

Так что Паля уже совсем запуталась, и уже и не знала, в чем ей идти в болото, одни платья маленькие, другие большие, а средние, они же станут по дороге маленькими, потому что она по дороге вырастет, прямо беда какая-то.

Паля уже начала расстраиваться и сердиться, как вдруг увидела на вешалке маленький такой аккуратный комбинезон, на него была прицеплена бумажка, на которой маминой рукой было написано.

… Может быть, это тебе подойдет? И не надо плакать…

— Я и не плачу, — сказала Паля. — Я только-только собралась, у меня ещё даже слезки не побежали.

— Ты опять с кем-то разговариваешь? — услышала она тоненький голосок домовенка. — Ты опять с ума сошла?

— Да, сошла! — ответила сердито Паля. — А ты зачем сюда пришел, чтобы снова меня прогонять, да? Ты же уже меня прогнал с маминой кровати и спать лег?

— Зачем, зачем? — сказал домовенок, вылезая из угла шкафа. — Надо было, вот и пришел. Зачем тебе столько платьев, если ты их за всю жизнь не сносишь?

— А тебе-то что за дело? — спросила Паля. — Может быть мне их надо тебе подарить, чтобы ты обрадовался?

— Вот ещё, больно мне надо, — сказал домовенок. — Я — мальчишка, а здесь все девчоночье…

— Ну, и уходи тогда отсюда, — сказала Паля. — Мне надо в дорогу собираться, а ты меня тут отвлекаешь.

— Ладно, я уже ушел, меня здесь и не было никогда, — сказал домовенок громко затопал, словно действительно уходит, а сам спрятался и стал за ней подглядывать.

Паля сделала вид, что не замечает, что он за ней подглядывает, и сняла с вешалки комбинезон. Он очень ей понравился, а, когда под ним ещё оказались аккуратные такие сапожки, как раз для того, чтобы ходить по болоту, то Паля этому даже не удивилась.

Она уже привыкла к тому, что её мама — ведьма, а значит могла видеть будущее. Она только никогда Пале не рассказывала, что она про неё видит, потому что сказала, что, если Паля узнает все раньше времени, то будущее сразу изменится и станет совсем другим.