Цзинь Шэн в ярости затопал ногами.

— Я не знаю никаких Ванов: ни Вторых, ни Третьих! Мне нужны только комнаты.

Все ясно слышали этот разговор. Но не успел Цзинь Вэньцин раскрыть рта, как Чжуан Нань вышел на крыльцо и крикнул:

— Что вы шумите? Переносите вещи его превосходительства сюда, и дело с концом! — Он обратился к своим слугам, стоявшим возле ступенек: — Не ленитесь, помогите!

Слуги гурьбой ринулись к повозке и, не обращая внимания на Цзинь Шэна, в одно мгновение перетащили вещи в главный дом. Хозяин гостиницы, увидев, что жилище для гостя нашлось, поспешил избавиться от дальнейших объяснений и скрылся. Цзинь Шэн, недовольно ворча, принялся стелить постель на кане в восточной комнате, но Цзинь Вэньцин сделал вид, что ничего не замечает. Лишь когда все было устроено, он поднялся и сказал Чжуан Наню:

— Если вы окажете милость и не прогоните меня, мы проведем ночь по соседству!

— Ваше общество способно осчастливить меня на три перерождения! — воскликнул Чжуан.

— Что вы! — пробормотал Цзинь Вэньцин и, поклонившись, сказал: — В таком случае отправимся спать!

Двое молоденьких слуг подняли занавеску на дверях, и Цзинь Вэньцин вошел в восточную комнату. Уже стемнело. В комнате было черным-черно: даже собственных пальцев не различить. Цзинь Шэн достал из корзины подсвечник и хотел зажечь свет, но господин махнул ему рукой:

— Погоди!

Он откинул портьеру и вышел в гостиную. В соседней комнате было тихо. Занавеска на двери была опущена, за ней мерцал огонек свечи. Цзинь сделал несколько шагов вперед и прильнул к щелочке. Чжуан Нань и Юй Банли сидели, поджав ноги, на кане возле низенького столика, на котором были грудой навалены драгоценности, золотые часы, замысловатые европейские безделушки и даже небольшой музыкальный ящик, инкрустированный бриллиантами. Освещенные двумя огромными красными свечами, они сверкали и переливались всеми цветами радуги. На самом краю стола лежал резной футляр из красного дерева, а рядом с ним — длинный сверток, обмотанный парчой с яшмовыми застежками. Чжуан Нань одну за другой показывал безделушки Юй Банли, а тот хохотал:

— Неужели все это пойдет в подарок императрице?

Лицо Чжуан Наня сделалось серьезным.

— Не относитесь к этим вещам свысока! С их помощью мой отец надеется осуществить все свои патриотические стремления!

Юй Банли остолбенел.

— Не удивительно, что вы не понимаете, — продолжал Чжуан Нань. — Молодой государь много думает о реформах, очень любит все западное, в том числе и эти побрякушки, но никто об этом не знает. Папаша выведал о его слабости у своего побратима, главного евнуха Ляня. Каждый раз, когда отец идет во дворец на прием, он кладет в рукав одну-две таких штучки и, улучив благоприятный момент, подсовывает их государю. Так что, Банли, здесь не просто забава! Мой отец все надежды возлагает на эти игрушки: они должны почаще напоминать императору о необходимости реформ!

Юй Банли понимающе закивал головой. Взяв со стола свиток, он медленно развернул его и спросил:

— Значит, вы советуете мне подарить эту картину вашему отцу? Не слишком ли мало?

Чжуан Нань расхохотался:

— Да вы, оказывается, совсем не знаете моего папаши! Он всю жизнь учился, но ведь честным путем славы не добьешься. Вот он и злится из-за этого, а как встретит какого-нибудь сановника, который пришел к своему посту по прямой дорожке, сразу пытается его перещеголять. Сейчас Пань Цзунъинь собирает древнейшие винные кубки и жертвенные треножники; Гун Пин коллекционирует старинные ксилографы и монеты. Вот папаша и решил специализироваться на картинах Ван Хоя![228] Начал он с того, что назвал свой кабинет «Сто картин Ван Хоя»[229], желая показать, что не успокоится, пока не догонит до сотни. У него уже девяносто девять картин. Папаша заявил, что последняя, сотая, должна быть самым выдающимся произведением, чтобы не стыдно было закончить на ней свою коллекцию!

Он указал рукой на картину:

— Смотри, как хороша «Бесконечная Янцзы»! Мазки черной туши одновременно и ярки и воздушны. Это лучшее творение Ван Хоя: недаром он любил его больше всех своих картин. Когда отец увидит этот пейзаж, он придет в неописуемый восторг, и ты, без сомнения, получишь не только место начальника таможен, о котором просишь, а что-нибудь покрупнее!

Он похлопал Юй Банли по плечу.

— Старина Юй! Ты должен как следует отблагодарить меня! Если бы я не прибег к крайним мерам и не засадил хозяев картин — вдову и ее мальчишку — в тюрьму здешнего налогового инспектора, тебе бы никогда не видать этой вещицы!

— Я никогда не думал, что вдова и ее щенок окажутся столь назойливыми! — воскликнул Юй Банли. — Не побоялись пуститься из-за этой картины в такой дальний путь! Ведь они только что едва не вцепились в тебя!

— Ладно, не сердись! — снисходительно молвил Чжуан Нань. — Ты ведь сам говорил, что муж этой женщины — известный сюцай, которого прозвали Антикваром, — продал все свое имущество ради этого пейзажа и умер в нищете. Перед смертью он завещал сыновьям и внукам ни в коем случае не продавать картину. А ты обманул их: взял картину «только посмотреть», а сам улизнул с ней. Неужели ты думаешь, что они могли простить такое?

Юй Банли захохотал. Они продолжали оживленно разговаривать, не подозревая, что за занавеской стоит человек, который слышит все до последнего слова! «Так вот они, оказывается, чем занимаются! — с отвращением подумал Цзинь Вэньцин. — Не удивительно, что они не хотели пускать посторонних в гостиницу!»

Он хотел отойти от двери, как вдруг на стене, освещенной лампой, промелькнула чья-то тень с ножом в руке. Цзинь чуть не подпрыгнул от страха. Придя в себя, он попытался рассмотреть незнакомца, но в этот момент во двор вбежало несколько человек с криками:

— Неслыханное дело! Из тюрьмы налогового инспектора бежали женщина и мальчик!

Цзинь Вэньцин поспешно вернулся в свою комнату, приказал слуге зажечь свечу и, раскрыв книгу, сделал вид, что читает. Шум голосов уже достиг гостиной. Чжуан Нань и Юй Банли выскочили во двор, спрашивая, как удалось узникам бежать.

— Недавно какой-то слуга с визитной карточкой его превосходительства господина Цзинь Вэньцина пришел к нашему начальнику и заявил: «Мой господин знает обоих заключенных. Стоит ему сказать несколько слов, как они тотчас повинуются. Он уже договорился с господами Чжуан Нанем и Юй Банли и велел мне припугнуть узников. Теперь они добровольно вернутся на юг!» Наш начальник поверил и впустил слугу в камеру. А он как вошел, точно сквозь землю провалился: ни слуху ни духу. Начальник заволновался, послал нас посмотреть, а их и след простыл. Дверь по-прежнему заперта, только решетка на окне сломана и двое тюремщиков валяются без чувств на земле. Начальник уже послал за беглецами погоню, а мы пришли вас известить!

Услышав, что использована его визитная карточка, Цзинь Вэньцин не на шутку испугался. Выскочив в гостиную, он воскликнул:

— А ты заметил, как выглядит этот слуга?

— Он старик.

Чжуан Нань и Юй Банли переглянулись. Цзинь Вэньцин тотчас велел своим слугам выйти вперед.

— Эти?

Посланец покачал головой.

— Нет, нет! Тот был с длинной белой бородой.

— Странная вещь! — вскричали разом Чжуан Нань и Юй Банли. — Кто осмелился выдать себя за слугу господина Цзиня, да еще воспользоваться его визитной карточкой? Как она могла попасть к бандиту?

Цзинь Вэньцин холодно усмехнулся:

— Трудное ли дело — украсть визитную карточку? И подороже вещи иногда пропадают! Не буду обманывать вас: только что я сидел у себя, не зажигая света, и видел, как какой-то человек прокрался к вам в комнату. Я хотел было поднять тревогу, но тут прибежали эти люди. На мой взгляд, бегство преступников — пустяки! Надо посмотреть, не пропало ли что из комнаты!

Друзья всполошились. Юй Банли бросился к занавеске, поднял ее и вдруг завопил вне себя от ярости: