На собачий лай вышел невысокий рыжий мужичок. Поглядел из-под ладони: кто пожаловал?

Псов прогнал. Калитку отомкнул.

— Строгие, погляжу, у тебя сторожа, — сказал дядька Михайла.

— Чужого не пустят! — весёлым бабьим голосом отозвался Фролка. Приятна была ему похвала дядьки Михайлы.

— Заходите, гостями будете!

— В избе-то, чай, жарко и душно, может, во дворе посидим? — предложил дядька Михайла.

— Можно и во дворе, — согласился Фролка.

Сели мужики на скамеечку под сливовым деревом. Демидка на земле примостился.

Уставился Демидка на Фролку-кузнеца. Хочется понять, что за человек, может, будет над ним хозяином.

А Фрол с дядькой Михайлой о том о сём разговаривает и на Демидку нет-нет глянет весело. А то и подмигнёт озорно.

Приступил, наконец, дядька Михайла к делу.

— Моего дальнего родственника сынишка сиротой остался. Не возьмёшь ли в ученики?

Всё так же улыбался Фролка-кузнец и смотрел на Демидку. Только в глазах тень прошла. Стали те глаза Демидку всего ощупывать, даже в душу словно заглянули.

— Времена-то, Михайла, ноне, сам знаешь, не лёгкие. — И к Демидке: — Как звать?

Кашлянул дядька Михайла неловко:

— Вишь ты, зовём мы его Федькой…

И рассказал всю Демидкину историю от начала до того самого часа, как схватили Ивашку Мартынова царёвы слуги на Пожаре.

— А теперь он где? — спросил Фролка.

— Далече…

— А всё-таки? — допытывался Фролка.

Дядька Михайла приказал Демидке:

— Поди-ка погуляй малость, мне с Фролом по своим делам поговорить надобно.

Вышел Демидка за калитку, псы злыми глазами проводили. Одна мысль у Демидки в голове: возьмёт его Фролка-кузнец или побоится.

Окликнул вскорости дядька Михайла:

— Фёдор!

Демидка к калитке — псы морды ощерили, привстали.

— Цыц! — крикнул Фролка. — На место!

Поворчали недовольно. Улеглись.

Фролка рыжую бородку помял:

— Задали вы мне задачу! Тебя пожалеть, как бы самому потом кровавыми слезами не умыться… — И, помолчав, вдруг прибавил: — Поглядим, что ты в ремесле умеешь. Поди в кузницу, инструмент и всё нужное приготовь, чтобы гвозди ковать.

Когда во двор вошли, заприметил Демидка кузню, что стояла в глубине реденького сада.

Теперь бегом пустился. Перед будущим хозяином расторопность показать.

Отворил скрипучую дверь, дух захватило. Будто в тятькину кузню заглянул. Та же наковальня посередине. Горн чуть поодаль. Лавки с инструментом. Железо заготовлено. Вроде бы только поопрятней да поаккуратней в тятькиной кузне было.

Спешит Демидка. Углей в горн кинул, берёсту вниз подложил. Огонь высек.

«Пых! Пых!» — задышал тяжело и сипло мех.

Засветились угольки сперва красным тусклым огнём, потом всё ярче, ярче…

А у Демидки новая забота — приготовить всё, что надобно для ковки гвоздей.

Сделал всё и бегом назад:

— Готово, дядька Фрол…

Пошли. Впереди Фролка, за ним дядька Михайла, сзади Демидка.

Дядька Михайла, чтоб в кузню пройти, согнулся — дверь низкая по стрельцову росту.

Поглядел Фролка на Демидкину работу, только и сказал:

— Видать, и вправду прежде в кузню захаживал…

Однако понял Демидка — доволен остался его будущий хозяин. Может, даже и не ожидал, что Демидка так быстро управится.

Думал Демидка, работать кузнец начнёт, чтоб его проверить. Но тот обронил коротко:

— Горн загаси, в кузне прибери. Да чтоб одним духом!

Вовсю старался Демидка. Изрядно захламлена была кузня у Фролки, не то что у отца. Там каждая вещь своё место знала. А тут, видать, большого порядка отродясь не было.

Прибежал Демидка, управившись, как мог:

— Готово!

— Так вот, — сказал Фролка-кузнец, и глаза его глядели строго и испытующе, — толковали мы насчёт тебя с Михайлой. Так уж и быть, пожалею я твоё сиротство, возьму в ученики…

Замолчал Фролка-кузнец. Чтоб почувствовал Демидка его, Фролкину, доброту.

Не знает Демидка, как ответить, поклонился в пояс.

— Но запомни крепко: кузница — одно дело. А кроме того, должен ты будешь всякую дворовую работу исполнять…

Покосился Демидка на дядьку Михайлу. Тот головой кивнул: дескать, да, должен!

— Меня пуще отца родного почитать и слушать…

И опять дядька Михайла головой кивнул: правильно, мол.

— Жену мою, Матрёну, тоже слушать и почитать, ребятишкам всякое обхождение и уважение делать. За коровой ходить, гусей пасти.

Долго перечислял Фролка-кузнец будущие Демидкины обязанности. И на всё дядька Михайла головой кивал.

Кончил Фролка-кузнец так:

— И чтоб с худыми да воровскими людишками не знался, добра не крал, дурного против хозяев не умышлял. А коль ослушаешься, буду смирять своими руками, смотря по вине…

И снова дядька Михайла согласно головой кивнул, утверждая Фролкину власть над Демидкой.

Демидка тихо выговорил:

— Буду слушаться. Стараться буду изо всей мочи…

«Шевелись, окаянный!»

Ушёл дядька Михайла. Фролка-кузнец поманил Демидку пальцем:

— Что в избе увидишь иль услышишь — молчок. И что едим, и что пьём — про то тоже языком не болтай. Завистливы ноне люди стали. Злы. Так и норовят близкого утопить. Понял?

— Угу! — поспешно отозвался Демидка.

— Матрёна! — на весь двор закричал Фролка. — Ма-трё-на!

Вышла из избы баба. Демидка глаза вытаращил. Ладная. Щёки горят. Глаза — ровно два угля. Чёрные, отродясь таких не видел.

— Чего орёшь? — зевнула.

— Гляди-ка… — кивнул кузнец на Демидку.

— Ну и что?

— Учеником будет…

Приметно оживилась тётка Матрёна.

— Слава те господи… А то всё одна да одна. Замаялась…

— Оно и видать… — усмехнулся Фролка-кузнец. — Один шкилет остался…

— Как звать? — Тётка Матрёна на мужнины слова внимания не обратила.

— Федькой! — ответил Демидка.

— А ну-ка, Федька, ноги в руки — воды из колодца натаскай, поросёнку пойла приготовь и задай, огород прополи…

Смотрит Демидка на румяную красавицу и думает про себя: не иначе шутит тётка Матрёна — невозможно одному человеку такую гору работы своротить. Улыбнуться попробовал. А тётка Матрёна:

— Ты мне зубы не показывай, быстро сосчитаю…

Завертелся Демидка, словно щепка в половодье. Тётка Матрёна подгоняет:

— Шевелись, окаянный! Двигаешься, ровно неживой…

К обеду устал Демидка — ноги не держат. А тётка Матрёна и тут покрикивает: то принеси, это унеси.

Одному подивился Демидка. Сели за стол, посередине деревянное блюдо и в том блюде нарезан, почитай, целый каравай хлеба.

Все взяли по куску. Демидка покосился на хозяев, однако тоже взял. Принесла тётка Матрёна чугунок, из него такой дух — Демидку до самых печёнок пробрало. Мясом пахнет и ещё чем-то вкусным, не поймёшь.

Таскает Демидка большой деревянной ложкой похлёбку из общей глиняной миски, а у самого от голода и усталости руки трясутся. И боязно: как бы не показалось хозяевам, что ест много.

Покосился вновь на тётку Матрёну, а она на Демидку смотрит и глаза подолом утирает. Поперхнулся Демидка. Всхлипнула тётка Матрёна:

— Господи, изголодался-то… Да ты ешь, ешь… Ровно волчонок, не озирайся, не отнимут у тебя…

И Демидку мягкой ладонью по голове погладила.

Защекотало у Демидки в носу, и слёзы сами собой кап-кап на стол. Совестно Демидке, а совладать с собой не может. И улыбается, и плачет разом.

Фролка и тот крякнул, ложкой по столу постучал:

— Ну вы, мокрое племя, сырость не разводите…

Наелся Демидка, того гляди, лопнет. А тётка Матрёна второй чугунок несёт. С кашей гречневой и с мясом опять. И хоть места в животе у Демидки вовсе не осталось, тянется рука с ложкой к вкусному блюду. Но когда тётка Матрёна киселя принесла — отказался Демидка:

— Не могу больше…

После обеда все спать повалились. Демидка как на лавку лёг, словно в мягкую чёрную яму ухнул. Сразу уснул.