Изменить стиль страницы

— Тсс! — с опозданием дернул ее за рукав Фрэнсис. — Эта книжка была с нами в поезде, ты не можешь ее не знать! Ну вот, ты опять все испортила!

— Заткнись, не кричи на нее, — сказал Бернард, заступаясь за сестру.

Эти слова прозвучали уже в полной тишине, нарушаемой лишь тяжелым сопением Толстолобиков, которые всей гурьбой придвинулись вплотную к воротам. С той стороны не доносилось ни звука.

— Не забудьте ухватиться за Толстолобиков, — напомнил Фрэнсис. В ту же минуту четверо этих славных, хотя и не блещущих интеллектом созданий отделились от основной массы своих товарищей и заняли позиции рядом с каждым из четверых детей.

При этом все они, не отрываясь, смотрели на Золотые Ворота. Вот их створки слегка дрогнули и начали медленно-медленно открываться. В образовавшемся проеме стала видна стоявшая на той стороне толпа Книжных Людей: целое море физиономий, одна гнуснее другой. Там были жестокие, жадные, мрачные, злые и хитрые, невыносимо самодовольные и беспредельно глупые лица, и среди них ни единого лица, которое вы, однажды увидев, пожелали бы увидеть вновь. Все так же в полном молчании, очень медленно и зловеще, Книжные Люди начали вдавливаться внутрь через расширяющийся створ ворот. Шествие возглавляли миссис Фэрчайлд, миссис Маркхэм и миссис Барболд, за которыми следовали Дракон из Уонтли, Минотавр и вертлявый Эрик Мало-Помалу, а также мистер Мердстоун в снежно-белой манишке и угольно-черном фраке на пару с мисс Мердстоун, чье лицо прямо-таки излучало злобное торжество. Дети были потрясены, обнаружив, что теперь они знают в лицо и по именам практически каждого из незваных пришельцев. Оцепенев от ужаса, они беспомощно наблюдали за приближающейся толпой. И только когда Эрик Мало-Помалу вдруг нарушил всеобщее молчание и с радостным воплем устремился в их сторону, они опомнились и крепко вцепились в стоявших рядом Толстолобиков. Однако было уже поздно. Миссис Маркхэм уже нацелила на них свой леденящий взор, а миссис Фэрчайлд, угрожающе потрясая поднятым вверх указательным пальцем, придвинулась почти вплотную. Через мгновение бедных детей захлестнула волна агрессивной и всепобеждающей глупости, и они, потеряв сознание, погрузились в черную бездну сна, лишенного каких бы то ни было признаков сновидений. Напрасно отряд Толстолобиков мужественно сопротивлялся врагам; их героизм уже не мог поправить положение. Град дешевых сентенций и банальных нравоучений в конце концов пробил брешь в их живой стене, после чего защитники ворот в беспорядке отступили, и рать Книжных Злодеев ворвалась на территорию Королевства Мореландии.

Фрэнсис первым пришел в себя после обморока. Толстолобик, за которого он по-прежнему цеплялся, словно веером, обмахивал его плавником.

— Все в порядке, дружище, — сказал ему Фрэнк. — Я как будто очухался. А где же остальные.

Они все оказались поблизости, и верные Толстолобики довольно быстро привели их в чувство.

— Жаль, что с нами нет Руби, — промолвила Кэтлин. — Он бы сейчас что-нибудь придумал.

— То, что придумал бы Руби, мы можем придумать и без него, — с высокомерным видом заявил Фрэнсис.

— Во всяком случае мы ОБЯЗАНЫ что-то сделать, — сказала Мэвис. — Ведь беда опять случилось по нашей вине.

— По моей вине, — уточнила несчастная Кэтлин. — И почему только я, за что ни возьмусь, обязательно все испорчу?

— Если не ты, это сделал бы кто-нибудь другой, — попытался утешить ее Бернард. — Так или иначе дело шло к этому. Меня вот что удивляет: почему из книг вылезли только противные персонажи? А куда подевались хорошие?

— Я могу вам это объяснить, — подал голос оин из Толстолобиков. — Есть вещи, которые понимают даже такие непробиваемые тупицы, как мы. В пещеру наверняка пробрались Люди Глубин или же их подручные, Книжные Черви, и открыли книги на тех страницах, где засели наши враги. Вот те и повылазили наружу.

— Да, но это значит… — начал Бернард и повернулся к распахнутым настежь воротам.

— Это значит, — подхватила его мысль Мэвис, — что мы можем сейчас пойти туда и открыть другие книги на страницах, где обитают положительные герои. Не так ли? — обратилась она к своему Толстолобику.

— Пожалуй что так, — ответил он. — Возможно, земным детям удастся открыть книги в Пещере Учености. Мы, Толстолобики, этого не умеем. И Водяные Люди не умеют тоже. Если они захотят прочесть книгу, они берут ее в городской библиотеке. Я узнал об этом совершенно случайно — нас, понятно, подобные вещи не интересуют, — остальные Толстолобики стыдливо потупили взоры. Им, похоже, было неловко за своего товарища, который оказался чересчур осведомленным и тем самым подпортил их репутацию всесторонне безграмотных и почти ничего не соображающих солдафонов.

— Тогда не будем мешкать, — сказал Фрэнсис. — Скорее в пещеру — там мы живо наберем армию для борьбы с Книжными Негодяями. В конце концов надо же как-то исправлять свои ошибки.

И они направились к воротам.

— Я полагаю, сейчас в пещере уже не осталось плохих персонажей? — спросила Мэвис все у того же самого осведомленного Толстолобика.

— Понятия не имею, — радостно сообщил тот. — Все ж таки я тупица и неуч. Однако я от кого-то слышал, что эти люди не могут выходить из своих книг, если их прежде не окликнешь по имени. Поэтому надо сперва постучать по корешку и позвать того, кто вам нужен, а затем уже открывать книгу и выпускать его наружу. По крайней мере Книжные Черви поступают именно так, и я не вижу причины, почему бы вам тоже не попробовать этот способ.

Первое, на что они обратили внимание, проникнув в Пещеру Учености, была вода — гораздо более плотная, чем та, в которой они передвигались до сих пор. Здесь они уже не могли ходить по дну, а были вынуждены пуститься вплавь. В пещере стоял полумрак, но проникавший в ворота свет позволял им различать названия книг, когда они отодвигали в сторону пучки водорослей, обильно покрывавших стены-стеллажи этого удивительного помещения.

Вы, я думаю, уже догадались, какие именно книги открывали дети. Это были Шекспир и Диккенс, Ганс Христиан Андерсен и Вальтер Скотт, Стивенсон, Жюль Верн, Дюма и Майн Рид. Они поступали так, как советовал Толстолобик: сперва стучали, затем обращались по имени к положительному персонажу и спрашивали, не согласится ли он выйти и помочь им в борьбе с плохими Книжными Людьми.

И ни один из героев не сказал «нет». Они тотчас покидали страницы своих книг и, спустившись к воротам, раскланивались и учтиво беседовали друг с другом в ожидании, когда дети закончат вербовку добровольцев в свои войска. В числе первых оказались Квентин Дорвард, Айвенго, Дэвид Копперфильд, Цезарь, Антоний, Отелло, Дик Шелтон, д'Артаньян и другие герои — список можете продолжить сами.

— Пожалуй, пока хватит, — сказал наконец Фрэнсис. — Надо оставить еще кое-кого про запас, на тот случай если сражение затянется.

Спускаясь к Золотым Воротам, дети уже начали готовить в уме речи, которыми, как они знали, все полководцы воодушевляют на бой своих солдат. Не имея в этом деле никакого опыта, они сильно нервничали и не могли собраться с мыслями; однако их тревоги оказались напрасными. За время их отсутсвия доблестные Толстолобики произнесли все необходимые в таких случаях речи; и хотя в силу собственной хваленой туповатости они были не слишком красноречивы, им вполне удалось донести до слушателей суть происшедшей трагедии и объяснить стоявшие перед ними задачи.

Дети с гордостью вступили в пределы королевства во главе целой армии освободителей и направились прямиком ко дворцу. Приблизившись к аванпостам, они сказали пароль: «Слава». «Честь», — прозвучало в ответ, и часовые пропустили их к королеве.

— Мы привели подкрепление, — произнес Фрэнк, и королева, взглянув на лица вновь прибывших воинов, сказала только два слова:

— Мы спасены.

Книжные Злодеи не стали атаковать королевский дворец. Вместо этого они разбрелись по его окрестностям, нападая на одиноких граждан и уничтожая всякую попадавшуюся на их пути красивую вещь — эти люди всей душой ненавидели красоту. После этого они собрались на митинг в дворцовом парке неподалеку от того самого бассейна, где в прежние времена принцессы несли дежурство у истоков земных рек, и начали все одновременно произносить бестолково-хвастливые речи, пытаясь перекричать друг друга — уж очень им нравилось звучание собственных гнусавых и визгливых голосов, гомон которых достигал аж самых дальних помещений дворца.