Вестник перемен явился в лице солидного представителя концертной фирмы «Галактика», который предложил двухмесячное турне по Европе.

Контракт был заманчивый, погода неустойчивая, март-озорник, и, недолго думая, Рамена согласилась.

Путь от ночного клуба в Марселе до гарема Азика-паши оказался таким коротким, что бедная танцорка его попросту не заметила. Освещенные разноцветными прожекторами подмостки, восхитительные лики французских кавалеров, бешеные аплодисменты, бокал шампанского в гримерной, усатый поклонник с букетом роз, укол в вену — и вот уже ломота в одеревенелом теле, незнакомое помещение, напоминающее больничную палату, и добрый голос склонившегося над ее ложем турка: «Будешь послушной, сердце мое, сделаем хорошо, сладко. Начнешь капризничать, получится секир-башка».

Она не собиралась капризничать…

Гарий Хасимович выслушал ее терпеливо. Лениво прихлебывал коктейль из лимонного сока с шампанским. Надо же, думал отрешенно, у этих безмозглых пташек какие порой случаются закавыки.

В память о покойной матушке предложил Рамене, как и девочке-туркменке, забрать с собой в Москву, позаботиться о ее будущем. Легкое, хмельное настроение.

— Пора возвращаться на родину, — сказал со значением. — Там теперь простор и радость для всех хороших людей.

Ответ Рамены удивил.

— Господин мой, Москва — большой скотный двор, из нее сделали помойку. А здесь я живу беззаботно.

— Здесь ты — раба, наложница, а там опять будешь танцевать перед публикой. Сравни-ка!

…Все-таки увез Рамену и Айболу. Каприз, блажь, но не только. Хотелось посмотреть, как Азик-паша отнесется к не совсем приличной просьбе. Азик-паша глазом не моргнул, зато переводчик сник, боялся переводить. Азик-паша воскликнул:

— Рад услужить, брат. Все мое — твое. О чем спрашивать, — но скрыть холодной усмешки не смог.

Они подписали договор о сотрудничестве аж до третьего тысячелетия, но, разумеется, официальные бумаги мало что значили. Письменные обязательства существовали лишь для того, чтобы придать юридический лоск партнерству. В сущности, все это туфта, годящаяся разве что для таможенных крохоборов. Все главное говорилось исключительно с глазу на глаз и скреплялось отнюдь не подписями сторон. Через два-три месяца Азик-паша обещал нанести ответный визит в Москву, где ни разу не бывал. Это тоже хороший знак. Еще год назад такому осторожному, мудрому человеку, как Азик-паша, не пришло бы в голову сунуться в северную столицу. Сегодня он говорил об этом спокойно, как об обыкновенной прогулке, значит, поверил, что гяуров окончательно взяли за жилистую глотку.

В самолете случилось забавное происшествие, связанное с одесситкой Раменой. В свиту, сопровождавшую Шалву в поездке по Ближнему Востоку, он ради этикета включил одного министерского чиновника и одного думца из влиятельной фракции «Экономическая воля». Две серенькие говорливые присутственные крыски, в путешествии с ними не было никаких хлопот: их лишь изредка брали на официальные встречи, запирали в отелях, чтобы не шастали где попало. Любопытно было наблюдать, как эти раскормленные господа по-детски радовались каждой подачке, каждому перепадавшему им доллару и при этом важно надували щеки, произнося напыщенные речи… Думца звали Веня Шмак, с ним как раз и приключилась история. В Думе, как и в правительстве, половина людей чокнутые, на то есть свои причины, но Веня Шмак учудил наособинку. То ли он давно не общался с женщиной, а все время проводил у микрофона, то ли на него напала мужичья хвороба, но, увидя Рамену (в аэропорту), он буквально затрясся. Такое впечатление, что впервые встретил съедобную самку. Потрясение у него было столь сильное, что осмелился спросить у Шалвы:

— Гарий Хасимович, эта женщина новая в группе, она кто такая?

— Приглянулась, что ли?

— Не то слово! Можно с ней познакомиться?

— Познакомиться можно, но без вольностей. Эта женщина, Веня, тебе не чета.

— Понимаю, понимаю…

Посмеиваясь в усы, Шалва подвел тучного, раскрасневшегося, пятидесятилетнего недоросля к Рамене и официально представил их друг другу. Веню Шмака отрекомендовал как известного общественного лидера, про Рамену сказал коротко: знаменитая танцовщица, любимица Азик-паши. Рамена, мигом оценив ситуацию, блудливо стрельнула глазами, отчего Веня Шмак чуть не упал в обморок.

В самолете они уединились (Веня и Рамена), ворковали около часу, попивая шампанское, после чего Веня Шмак попросил у Шалвы аудиенции. Гарий Хасимович принял его благосклонно:

— Ну чего еще? Заклинило, что ли?

Веня, бледный и одухотворенный, солидно откашлялся:

— Гарий Хасимович, прошу вашего благословения.

— Какого еще благословения?

— Рамена Витальевна согласилась стать моей женой. Прошу вашего разрешения.

Шалва рассеянно взглянул в иллюминатор на плывущие под самолетом облака, в душе что-то влажно стронулось: Господи, до чего же смешон человек! Как управляют им примитивные страсти. Обратил строгий взор на Шмака:

— У тебя же есть жена?

— Никак нет, Гарий Хасимович. Второй год в разводе.

Шалва оглянулся через плечо, встретил прелестную улыбку Рамены. Ну, курва, пожалуй, запросто мать переплюнет.

— Калым придется платить.

— Деньгами?

— Деньгами само собой. Таможенную поправку почему до сих пор не приняли? Моих людей стригут, как овец. До каких пор?!

Почувствовав зарождающийся гнев в словах пахана, депутат пригнулся, как под бомбежкой:

— Стараемся изо всех сил, Гарий Хасимович. Сопротивление большое. Каждый на себя одеяло тянет. Дайте месяц. Протолкнем.

Шалва обуздал в себе раздражение: этого хорька пугать бессмысленно, действительно старается, но больше того, что заложено в натуре, человек сделать не способен.

— Зови невесту.

Рамена прилетела, опустилась в кресло напротив. Ноги, грудь под тонкой тканью, глаза — все трепещет, пылает жаром. Печка раскаленная.

— Дитя мое, правду ли говорит этот человек? Ты дала согласие стать его женой?

— Какая будет ваша воля. Мне ли противиться.

— Он тебе нравится?

— Нравится, мой господин, — смущенно потупилась — сама невинность.

— Хорошо, — Шалва задумался: полет длинный, а вот и развлечение. — Скажи, Шмак, ты случайно не импотент? У вас там в Думе, я слышал, кроме Жирика, ходоков нету.

— Не извольте сомневаться, Гарий Хасимович.

— Не сомневаюсь, а проверить надо. Сейчас ребята в салоне уголок оборудуют, покажешь свою удаль… Ты чего? Или возражаешь?

Депутат тоскливо озирался, но возражать, естественно, не посмел.

Целых полтора часа, до самого Домодедова, женили парочку. Братва натешилась, чуть пупки не надорвала. Аж самолет трясло. Пилоты по очереди приходили поглазеть на неслыханную свадьбу. Сам Шалва насмеялся на три года вперед. Какие советы подавали члены делегации, заглядывая за занавеску, — бумага не стерпит. Самые нетерпеливые подбегали помочь. У тучного депутата от волнения и стыда ничего не получалось, зато неутомимая в любовных шалостях Рамена праздновала свой бенефис. Короче, долетели с ветерком.

В конце полета Гарию Хасимовичу сделалось отчего-то грустно. Он позавидовал этому россиянскому обмылку. Гяур, скотина, животное, но ведь до седых волос сохранил первозданную свежесть чувств. Тянулся к женщине, как младенец к маменькиной титьке, у него, Шалвы, увы, все это в прошлом.

В Москве навалилось сразу столько дел… Голова пошла кругом. Неделю отсутствовал, а словно год вышибло. С Гошей Жабиным, своим главным помощником, полдня просидели взаперти, не отвечая ни на какие сигналы из внешнего мира. По соображениям Жабина выходило, что чумаки заново вышли на тропу войны, причем на сей раз с очень мощным охватом. Не только в Москве, но и в регионах (вплоть до Дальнего Востока) вынырнули крупные партии какой-то синтетической гадости, которую потребитель прозвал «шпанкой». Суррогат пользовался огромным спросом: действовал убийственно, стоил копейки. При этом поставлялся клиентам в фирменной, изящной пластиковой упаковке. Акция подготовлена основательно и на хорошем современном уровне. За ней, без сомнения, стояли крупный капитал и серьезная организация.