Тормозились вагонетки своеобразно — большой дубиной. Ею, как рычагом упирались в последнее колесо и тормозили его. Это только потом появились вагонетки с винтовым тормозом и мотовозом. Зато эти вагонетки были самосвальными - нажал на рычаг, кузов опрокинулся и пуст. Бывало мы воровали порожнюю вагонетку, разгоняли ее, вскакивали и с гиканьем неслись вниз. Потом спрыгивали и бежали домой от охраны. Однако все наши шалости были беззлобными, по детской глупости и простоте. Когда нас ловили взрослые, а это случалось очень и очень редко, мы были достаточно шустрыми и ловкими ребятами и у нас был хороший вожак, то дальше нравоучений и легких затрещин дело не шло. Никогда в нас не кидали камнями и не били палками, а охрана даже в воздух не палила, хотя многие из них прошли войну и не одна человеческая смерть была в их памяти.

Еще у нас было шумное занятие - это сбрасывание округлых плоских каменных плит с крутых склонов горы. Хотя в наших местах и начиналась тайга и вокруг рос прекрасный мощный лес, но слой почвы был очень тонок, попадались совсем голые места, всякие разломы, выходы известковых плит и пещеры. Так вот, найдя подходящую округлую плиту, которую можно поднять втроем, мы тащили ее к краю обрыва, ставили на ребро и пускали вниз. Шум был неимоверный, мелкие деревца и кусты плита срезала, как ножом, но ни одного смертельного случая на нашем счету не было. Такие вот детские шалости.

Нередко, в углублении от вынутой плиты, появлялась струя воды, а после расчистки своеобразный родничок, с чистой вкусной холодной водой. Иногда в воде появлялась небольшая рыбка, которую мы называли "сентявкой" (голец). Такое чудо, что по склонам гор живут в камнях рыбки, я более нигде не встречал, хотя побродил по России довольно много.

Глава 2. Река Сим.

А внизу, под горой, была равнинная местность, широко простиралась извилистая долина небольшой реки Сим. Зеленели осокой пойменные луга и болотца, виднелись стожки красноватого тальника и серебристого ивняка. Под самой горой, возле нашей тропки к реке, глазели в небо два маленьких округлых озерка. Да и наверное, назвать их озерками будет слишком круто. Это были два очень больших родника, диаметром около трех метров и глубиной под два метра в середине. Они соединялись друг с другом небольшим ручейком и дальше этот ручей, извиваясь среди осоки и камышей, где-то впадал в болотистый залив реки. Главной достопримечательностью родников, была их живая вода. Да, именно живая, чистая, прозрачная, как стекло, вода. До самой середины родника, были видны зорким ребячьими зрением мельчайшие камешки и растения на глубине, многочисленные рыбки и их норки-домики. Больше воды такой чистоты и прозрачности я нигде не встречал. Воды Байкала и Ангары намного мутнее. Но это пятидесятый год, когда еще не было кислотных дождей и гари от многочисленных автомобилей и тепловозов, да и люди в тех краях еще не столь плотно жили. Рыбки на дне были двух видов: "татарки", это те, что с красными губами и "сентявки", что с обычными. Они были небольшими, до пяти сантиметров, с черными спинками и светлым пятнистым «пузиком». Ловили мы их на самодельные крючки, согнутые из нагретых на огне иголок или тонких, заточенных гвоздиков.

Леской служила обычная белая нитка, 10-й номер. Удилища росли рядом, да и были разбросаны по берегам от предыдущих рыбалок, а грузом являлся кусок гвоздя или небольшой удлиненный камешек. Почему-то о свинце мы тогда еще ничего не знали и не видели его никогда на свалках.

Дно этих маленьких озер было темным от, шевелящихся в несколько слоев, маленьких рыбешек. У них там даже были даже какие-то домики, напоминающие гнезда в каменных расщелинах, поэтому процесс ловли сводился к следующему: опускали крючок в гущу тел и дергали вверх. Зацепленная, таким образом, рыбешка оказывалась на берегу, но часто, наиболее проворные не долетали до берега и бултыхались в воду. Старшие ребята, уже имели настоящие крючки, наживляли их червяками и использовали поплавки из пробок. Мы им очень завидовали и просили дать половить такой «взрослой» снастью. После рыбалки удочки прятались на берегу, а рыба на кукане (две спички на небольшой нитке) отправлялась домой. Этой рыбой мы обычно кормили кошек и кур.

От родников тропинка вела к реке и дальше шла к большому, по нашим понятиям, деревянному мосту, с двумя быками-водорезами, заполненными огромными камнями, чтобы мост не унесло в паводок. По этому мосту ходили на станцию люди, переезжали телеги и даже огромные грохочущие полуторки и ЗИСы.

Мост был новый, построили его заключенные быстро, за какой-то месяц-другой. Еще в начале лета его не было, а в конце во всю ходили машины и мы прыгали с него в воду. Конструкция его была очень проста – у берегов небольшие выступы в виде срубов из толстых бревен, заполненных камнями и два сруба в реке, с заостренными концами и сверху настил из бревен, покрытых мощными широкими досками. По бокам моста шла высокие закрытые перила, с которых и прыгали самые смелые мальчишки. Бревна и доски крепились большими гвоздями и скобами. Строили мост заключенные, используя лишь бульдозер с лебедкой, подводы да тачки с ломами и лопатами. На следующую весну, когда вода стала переливаться через настил, его срочно укрепили тросами, чтобы не унесло. Поэтому в ледоход нас на него не пускали, зато летом мы отводили на нем всю свою крутую ребячью душу.

Старшие ребята прыгали «ласточкой» вниз головой даже с перил моста, а мелочь, вроде меня, «солдатиком», с пролета, что ближе к берегу и где глубина не превышала полутора метров, а на дне был песочек с мелкими камушками. Вот так мы учились плавать, а кто не мог доплыть до берега, того сносило течением на мель за мостом и он, нахлебавшись воды, с красными глазами и кашлем, на четвереньках вылезал на песчаный бережок погреться. Отдышавшись и согревшись мы снова бежали на мост и прыгали, кто как может. От таких тренировок, даже слабаки через десяток дней могли проплыть больше пяти метров без отдыха. К концу лета все, запросто, переплывали нашу речушку шириной в двадцать-тридцать метров. Плавали «по-собачьи» и «вразмашку», а также «на спинке». Причем никто из взрослых нас не учил и не следил за нами, как сегодняшние родители за своими откормленными трусливыми маменькиными сынками. Мы с такими не водились, презирали и задирали их. Были шустры, босоноги, загорелы, вечно голодны и с цыганским блеском в глазах.

Вдоволь наплававшись и нанырявшись до рези в глазах, а под водой мы могли держаться в течение целой минуты, потом грелись на песке или лежали на широких теплых плитах, которыми были заполнены быки-водорезы. Старшие ребята уже курили «бычки», а мы, семи-восьмилетки, еще только начинали привыкать к ароматам дыма.

В безветренную солнечную погоду мы подолгу любили смотреть, свесив головы с бревен волнорезов, в чистую прозрачную воду реки. Даже в самом глубоком месте были видны светлые камни на дне, зеленая трава, коряги ну и, конечно же, рыба и раки. В верхних слоях сверкали своими серебристыми боками стайки прожорливых «баклей» (уклеек), чуть поглубже степенно плавали чернохвостые красавцы голавли, стремительно бросавшиеся на все, что падает в воду. Почти у самого дна копошились сорожки (плотва), ельцы и подусты. На песчаных отмелях, по пятнистым и черным спинкам легко угадывались стаи пескарей и сентявок. Иногда на них устраивали облавы несколько небольших полосатых окуньков или неторопливый соменок распугивал их в разные стороны.

Если сидеть на мосту тихо, особенно в конце лета, то можно было увидеть, как из глубины медленно поднимается темный обрубок толстой палки – это страшный хозяин здешних мест, килограммовая щука. Все рыбешки старались, не роняя достоинства, не спеша покинуть опасное место, а тот, кто спешил, суетился и вел себя, не как все, обычно вызывал у щуки агрессивное поведение и настигался стремительным броском этого ненасытного хищника. Было видно, как этот «крокодил», схватив поперек зазевавшуюся уклейку или голавчика, медленно опускается с добычей на темное дно, под корягу. Можно было часами наблюдать жизнь подводных обитателей, изучая их повадки и привычки. Особенно доставляло удовольствие кормежка рыб. Наловив кузнечиков, бабочек, стрекоз, в общем все, что летало или прыгало, мы пристально смотрели, как кормятся шустрые голавли и хариусы. Кормили рыбу и ягодами и всем, что оставалось не съеденным нами самими.