А потом ещё это самостийное Великое Княжество – со своей валютой, полицией, со своим сверхлиберальным законодательством… так что беглый люцинер, переезжая Белоостров, попадал в иное царство-государство, куда не было ходу противной жандармерии… это всё равно, что для москвичей-… сел на дачный паровичок, доехал до уютной Малаховки… и можно смело плевать на МВД! Из Хельсинки, как с Дону – выдачи нет.
Дошло до того, что номера большевистской газеты «Вестник казармы» – органа военной организации РСДРП в Финляндии совершенно открыто издавались в Гельсингфорсе, тиражом 1500 экземпляров… причём в типографии при канцелярии Сейма!
Государь с особенностями финского отношения к русскому царю ознакомился ещё прошлым летом, когда его любимая яхта «Штандарт», на которой сейчас путиловские пролетарии с треском ломали ореховую обшивку салона, готовя корабль к боевым действиям – с полного ходу, ведомая финским лоцманом, села на подводную скалу…
Яхта тогда выходила узким проливом в открытое море. Пассажиры сидели на палубе, пили чай… играла прекрасная музыка!
. Внезапно с оглушительным треском яхта ударилась о подводную банку. Опрокинулась посуда, упали стулья, попадали на палубу музыканты. Вода устремилась в трюм, «Штандарт» накренился и стал оседать носом. Взвыли сирены, матросы стали спускать на воду шлюпки.
В этот момент не оказалось рядом трёхлетнего цесаревича, и оба родителя просто обезумели от горя. Оказалось, что строевой матрос, смекалистый хохол Деревенько, при ударе «Штандарта» о скалу схватил царевича на руки и бегом перенес его на корму, считая вполне правильно, что с этой части судна ему будет легче спасать наследника при полной гибели яхты.
Государь всё время находился у лееров, следя за спуском шлюпок. Он часто смотрел на часы, подсчитывая, на сколько дюймов в минуту опускается в воду «Штандарт». По его оценкам, оставалось 20 минут. Однако благодаря своим герметичным переборкам яхта не затонула. И позднее была отремонтирована.
Прибывший на борт аварийного корабля начальник лоцманской службы Свинехунд, шведский патриот – горячо стал доказывать царю, что по лоцманской части никаких неисправностей нет.
На что Михаил с язвительностью ответил, что видимо, тогда это увлекательное приключение – бесплатное приложение сверх абонемента.
В общем, всё кончилось благополучно, разве только сильно огорчённый флаг-капитан, контр-адмирал Нилов спьяну пытался застрелиться, да Михаил вовремя у него револьвер отобрал… вины-то за Ниловым уж точно никакой не было. Скалы этой на морской карте действительно не было отмечено, хотя местные лоцманы, как потом установила жандармерия, про неё хорошо знали.
Вот такое особенное местное гостеприииииимство…
И что удивительно! Обладая правами, большими, чем любой иной подданный Империи (кроме разве жителей Царства Польского – те тоже нахватали особых прав и ртом, и жопой) – чухонцы были всем недовольны!
И мечтали из обитателей одной из самых богатых и процветающих провинций Великой Империи превратиться в нищие задворки Европы – коли не в одну из шведских областей… что гораздо более вероятно.
И не только мечтали.
Когда в Свеаборге вспыхнул мятеж – полторы сотни горячих финских парней приняли активное участие в народной забаве – утоплении в проруби офицеров несчастного «Выстрела»…
Начальник жандармского управления Лявданский после обиженно сообщит Государю, что накануне вечером он лично докладывал «корпусному командиру генерал-лейтенанту Зальца о заседания революционного комитета и роли штабс-капитана Циона, а также им было сообщено, где последний находился; тем не менее не только никто из членов революционного комитета и агитаторов, но даже и Цион арестованы не были».
Кто-то из высших администраторов, лучше жандарма знакомый с нюансами высокой политики, на полях документа начертал: «Барон Зальца не мог никого арестовать в Гельсингфорсе на дому. Даже генерал – губернатор мог бы сделать это лишь через прокурора финляндского сената.»
После подавления восстания, Цион продолжал открыто жить в Гельсингфорсе, даже опубликовал статью в подпольной газете «Вестник казармы», а когда революционное брожение прекратилось, спокойно себе выехал за границу. (Случай подлинный).
… Особенностью крепости было то, что в Свеаборг, как в крепость второстепенную, отправляли «трудных», то есть неблагонадежных, склонных к пьянству и прочим шалостям солдат и матросов.
В Российском государственном архиве военно-морского флота сохранился замечательный документ, название которого говорит о многом: «Дело о втором побеге со службы, а также о третьем промотании казенных вещей фейерверкером Кузяевым».
Еще в конце 1903 года командование Свеаборгского порта отмечало, что «из-за переполненности дисциплинарной части военно-сухопутное ведомство прекратило прием нижних чинов флота, которые отбывали наказание в экипажных карцерах, на судах, тюрьмах и арестантских домах». Нарушителей было столько, что не хватало тюрем.
Причины неповиновения солдат и матросов были схожими. Например, матрос второй статьи двенадцатого флотского экипажа Табатиров на следствии показал, что в «неудовлетворении нижних чинов по положению они видят, что начальство об них не заботится». Подследственный заявил, что «он матрос не второй статьи, а первой, и уже полгода не получает разницу между новым и старым окладом жалованья».
В марте 1904 года минная рота Свеаборгской крепости пожаловалась командованию, что «не получает денег за винную порцию». Еще со времен существования парусного флота замерзающим на промозглом ветру матросам полагалась чарка водки. Можно было от нее отказаться и в качестве компенсации получить в конце службы некоторую денежную сумму.
Лишить русского человека водки! Ужас.
Но… Командование Свеаборга на жалобу не отреагировало (возможно, преднамеренно провоцируя их?), и на следующий день рота отказалась выходить на занятия. Матросов тут же разоружили и арестовали.
Ночью 8 марта за минеров вступились артиллеристы, которые разобрали оружие и захватили четыре острова. Утром восставшие обстреляли катер «Выстрел» с двумя офицерами и взяли их в плен. Одного офицера отправили на гауптвахту, где позднее зверски убили штыками, а второго сбросили на лёд с мостика, а потом утопили в специально прорубленной проруби со словами: «Собаке – собачья смерть». Несчастный стал первой жертвой Свеаборгского восстания. Увы, не последней… жертвами стали не только большинство офицеров, но и проживавшие на Госпитальном острове члены их семей. Об участи несчастных женщин и детей больно говорить…
В тот же день бунтовщики подняли красный флаг и начали артиллерийский обстрел Комендантского острова, на котором размещались начальство и верные правительству войска. Возглавили восстание офицеры – подпоручики Емельянов и Кохановский. Цион мудро руководил бунтом с берега. Противоположного.
В Гельсингфорсе восставших поддержали матросы на полуострове Скатудден. Матросы арестовали некоторых командиров и попытались привлечь на свою сторону экипажи стоявших у причалов кораблей (постановщиков мишеней «Кречет» и «Ласка», транспорта «Ъ»), однако корабли ответили пулеметным огнем. Бунтовщики почти двое суток обстреливали Комендантский остров, разрушили дом коменданта и многие укрепления. К вечеру 9 марта казалось, что бунт удался и его можно будет называть восстанием.
…«Император Александр III» комплектовался чинами Гвардейского Флотского экипажа! Поэтому было абсолютно понятно, почему новенький, только летом прошлого года прошедший испытания корабль шёл под флагом Михаила…
Вместе с ним шли «Николай I», «Сисой Великий» и «Наварин»…
Для подавления мятежа – более чем достаточно!
…«Черт, чёрт, чёрт!» – командир, капитан первого ранга, потомок первого русского солдата, Николай Михайлович Бухвостов оторвал от глаз тяжёлый бинокль…
«Где наши разрывы? Вениамин Александрович, Вы что-нибудь видите?»
Старший артиллерийский офицер, лейтенант Эллис Первый, тоже был в недоумении…