Изменить стиль страницы

Росаура выбилась из сил. Воистину этот день был днем бед и несчастий. Она успела проехать только полпути до селения, где надеялась разыскать доктора, как у коляски отскочило колесо. Росаура ругала себя за то, что пустилась в путь одна, не взяв с собой никого в помощь. Но что толку укорять себя за сделанное? Нужно думать о Милагрос, о малышке… Положив девочку на траву, она распрягла лошадей, решив, что поедет дальше верхом. Но лошади оказались норовистыми. Они не слушались Росауры. Пока она привязывала к себе малышку, чтобы освободить руки, лошади повернули и ускакали обратно в имение. Росауре ничего не оставалось, как возвращаться пешком. Вечерело. Росаура торопливо зашагала по дороге и в потемках сбилась с пути…

Проблуждав неведомо сколько с малышкой на руках, она привалилась без сил к дереву, моля Бога об одном: чтобы он позаботился о ребенке…

Между тем Милагрос стало легче: скорее всего, она перегрелась. Росаура же с доктором все не возвращалась. А когда лошади прибежали одни, в имении поняли, что случилось несчастье.

— Немедленно на поиски! — скомандовал Браулио.

Милагрос первая села в экипаж, отговорить ее оказалось невозможно.

Когда они наткнулись на сломанную коляску, то поняли, что произошло. Но где же теперь искать Росауру?

— Будем прочесывать окрестности! — решил Браулио.

Не в силах терпеть муки ожидания, сел на лошадь и Августо, уговорив одного из слуг поехать с ним вслед за Браулио с Милагрос.

— До каких же пор мне быть обузой?! — роптал дорогой Августо. — Неужели я ни на что не годен? Неужели не в силах помочь ни матери, ни любимой женщине?

Вдруг Милагрос услышала захлебывающийся детский плач. И этот отчаянный плач был для нее самой сладкой музыкой, он говорил о том, что ее Асунсьон жива, что они все-таки отыскали Росауру.

Да, они нашли Росауру, но она уже не дышала. Ночь в лесу с отчаянно плакавшей малышкой оказалась не по силам бедному сердцу Росауры, от отчаяния и сострадания оно разорвалось.

Взяв на руки спасенную дочь, Милагрос опустилась на колени перед мертвой Росаурой, поцеловала ее и поклялась:

— Ценой своей жизни вы спасли мне дочь, и я не пощажу своей, чтобы помочь вашему сыну!..

Возвращаясь, Браулио с Милагрос повстречали Августо. Узнав о смерти матери, он словно бы обезумел. Зачем ему жить, калеке?! С силой вонзил он шпоры в бока своей лошади, и она понесла неведомо куда слепого всадника. А затем сбросила его…

В «Эсперансу» привезли живую Асунсьон, мертвую Росауру и едва дышавшего Августо.

Милагрос поняла, что и Августо вот-вот уйдет вслед за Росаурой, что он не хочет больше жить, ведь однажды он уже пытался покончить с собой… И, помня свою клятву Росауре, самоотверженно принялась его выхаживать.

Августо пришел в сознание, приоткрыл глаза, и — о, чудо! — понял, что к нему вернулось зрение. Он замер, не в силах поверить своему счастью, и вдруг услышал голос Милагрос.

— Хуансито, — говорила она, — теперь мы с тобой семья Августо, и я буду его глазами.

Августо вновь опустил веки. Он решил, что не стоит пока делиться своей радостью с Милагрос. А Милагрос была счастлива, что Августо пришел в себя. Она знала, что в ее силах отогнать от него призрак смерти. «Он будет жить, вот увидите, Росаура, будет жить», — мысленно произнесла она, а вслух добавила:

— Я согласна стать твоей женой, Августо.

Он жадно припал к ее руке.

На похороны Росауры приехали Энрике с Марией. Останься он с Росаурой, она была бы жива, невольно думалось Энрике.

Узнав же, что вскоре предстоит еще одна свадьба, Мария и Энрике не обрадовались: кому как не им была известна пагубность подобных решений.

— Доченька, заботься об Августо, но зачем выходить за него замуж? Поверь, гораздо достойнее остаться вдовой любимого человека, чем выйти снова замуж из одной только жалости, — уговаривала ее Мария.

— Я поклялась Росауре, когда мы нашли ее мертвой, — тихо ответила Милагрос.

— Будь она жива, она никогда бы не благословила ваш брак. Уж я-то знаю, — горько сказал Энрике.

Обостренным материнским чутьем Мария угадывала в Августо себялюбца-вымогателя, из тех, что готовы на все, лишь бы добиться желаемого.

Разве сейчас не вымогал он у Милагрос сострадание, чтобы заполучить ее в жены? Именно потому, что Мария винила себя в гибели Росауры и Виктории, она стремилась уберечь от неверного шага дочь. Но неужели за ее эгоизм должна расплатиться Милагрос, став добровольной жертвой такого же обуреваемого страстями себялюбца?

— Росаура не могла не дорожить жизнью Августо, и он будет жить, — твердо отвечала Милагрос. — Может, я и не буду так уж несчастлива. Ведь счастлива же Лусия.

Лусия была в самом деле счастлива. Каждый день она открывала все новые достоинства в своем муже, и месяц, последовавший за свадьбой, был для нее действительно медовым. С нетерпением ждала Лусия и Камилу с Мариано, которые наконец решились переехать в Санта-Марию. Ей хотелось как-то загладить свое прежнее отношение к Камиле, которая отнеслась к ней с таким великодушием.

А Камила наконец нашла довод, который убедил Мариано в необходимости переезда

— Гонсало больше нет. А Эрнесто? Что с ним? Разве я не вижу, что ты постоянно думаешь о нем? Мы разузнаем все и о твоем отце, и о маме.

И Мариано сдался.

В той отчаянной перестрелке Эрнесто, к счастью, не погиб. А когда оправился от раны, узнал, что уже не числится в списке врагов нового режима. Он так долго прожил за границей и так недавно вернулся, что и не мог быть ярым приверженцем старого, не мог участвовать и в махинациях Гонсало Линча, так что, сняв с него все обвинения, новое правительство его оправдало.

Теперь главным делом Сантьяго стало отыскать Викторию. Всюду, где только мог, он осторожно наводил справки, но ничего не узнал. Он тосковал, страдал; мучился. Объездил все окрестные города. Виктория стала не отпускающим его наваждением.

Возвращаясь из очередной бесплодной поездки, Эрнесто заглянул в маленькую таверну на окраине, чтобы пропустить стаканчик и подкрепиться, как вдруг за одним из столиков увидел Викторию. Увидел, но не поверил своим глазам. Что она здесь делает? Одета небрежно, однако с той претензией на дешевую роскошь, какая отличает женщин определенного разряда. Что за дурацкий маскарад!

— Виктория? Вы? — воскликнул Эрнесто.

— Боже мой! Жив? — И на миг глаза Виктории радостно вспыхнули, но тут же голова ее надменно откинулась, и на губах заиграла такая знакомая полупрезрительная, полунасмешливая улыбка.

Эрнесто почтительно поцеловал ей руку.

— Что вы здесь делаете? Что за маскарад?

— Маскарад? Я здесь работаю, — все с той же улыбкой ответила Виктория, — и иногда даже получаю удовольствие от работы.

Но Эрнесто словно бы и не услышал вызывающего ответа. На его лице было написано такое неподдельное счастье, что Виктории расхотелось издеваться и над ним, и над собой. А если не издеваться, то что? Растрогаться?

— Виктория, — говорил между тем Эрнесто. — Вы, наверное, не знаете, что мне вернули конфискованное имущество и даже дали разрешение купить дом. А если у меня будет дом, то мне нужна жена и хозяйка. Я не ищу святую, мне нужна любимая.

Виктория нахмурила брови.

— А мне кажется, что сейчас не время и не место шутить, Эрнесто! Лучше расскажите, как вы остались в живых?

— Благодаря железному здоровью. Но я вовсе не шучу, я действительно не могу жить без вас, Виктория! Я разыскивал вас повсюду, и могу вам рассказать…

— Не надо! И прошу вас, оставьте меня! Я для всех умерла. И пока не собираюсь воскресать!

— Не оставлю! Я тоже умру для всех, и потом мы воскреснем вместе!

Виктория раздраженно отмахнулась — ей не до пустой болтовни. Что может понять прекрасный Эрнесто в ее трагедии, из которой нет никакого исхода? Когда-то она надеялась на сладость мести, но теперь знала, что месть горька и унизительна. А значит, ее ненависть, ее боль останутся неутоленными. В газетной хронике она прочитала о свадьбе Лусии Линч-Оласабль. Вполне может быть, что на свадьбе была и Камила… Пусть. Молодым она не хотела мешать. Мучило, доводило ее до исступления другое. То, что она узнала от бородатой Хуаны и старика Каньете. Циркачи совсем недавно стали выступать у них в таверне, веселя народ. Виктория не одобряла этой затеи Розалинды, но что поделаешь? — выручка сразу увеличилась А самих циркачей она терпеть не могла, точно так же как и Милагрос, которая расположилась теперь в их любимой «Эсперансе»! Хуана и Каньете поддерживали отношения с Милагрос, получали от нее письма, и Виктория узнала, что ее сестра Мария, которой она желала одних только бед, наслаждается счастьем с Энрике Муньисом! Подумать только! С Энрике! При одной мысли об этом на глазах Виктории, которая давно разучилась плакать, закипали слезы.