— Мой милый Жан. Ты всё такой же возвышенный мальчишка.

— А мне недавно сказали, что от того мальчишки не осталось и следа.

— Не знаю, кто это сказал, но то был настоящий друг. Он хотел, чтобы ты остался верен самому себе.

— Я хочу быть верным только Христу.

— Для тамплиера быть верным себе и быть верным Христу — одно и тоже. Ты знаешь это, Жан. Помолимся же Господу, чтобы он уберёг святое наше королевство и святой наш Орден от греха богомерзкого союза. И Орден будет настолько чист от греха, насколько будут чисты наши молитвы, — суровое лицо магистра прояснилось, в уголке глаза обозначилась слезинка.

— И ещё, мессир.

— Что-то всё же надо сделать посущественнее? — радостный магистр чуть ли не смеялся.

— Мы не должны делать ничего, что поспособствовало бы этому союзу, должны отменить любые меры, направленные на то, чтобы он состоялся. Да свершится Божья воля.

— Я верю в тебя, Жан. Верю в твою веру.

Сенешаль зашёл к командору, который со стороны Ордена обеспечивал техническую сторону переговоров.

— Когда посол ассассинов отбудет к себе?

— Завтра, мессир.

— Кто из тамплиеров будет его сопровождать?

— Брат Пьер, мессир.

— Что за человек?

— Очень спокойный, выдержка — идеальная, хладнокровие — позавидуешь.

— А религиозность?

— Претензий нет. Все богослужения посещает самым безупречным образом.

— Богослужения, командор, не посещают. В них участвуют.

— Вот и я о том. Мне кажется, брат Пьер не участвует в богослужениях, а просто посещает их. Какой-то он… теплохладный.

— И ты считаешь это нормальным?

— А кто я такой, чтобы судить брата? Дисциплина у него на уровне, храбрость отменная, а об остальном пусть судит Бог.

— А почему ты для этого дела выбрал именно Пьера?

— Потому и выбрал. Провести в обществе ассассинов пару дней и не свихнуться от отвращения — задача не каждому по силам.

— А нет ли у тебя на примете брата, который являл бы собой прямую противоположность сему Пьеру?

Командор широко и сладко улыбнулся:

— Есть такой. Брат Вальтер. Его называют Вальтер Одноглазый. Он в сражении глаз потерял. А видели бы вы как Вальтер молится.

— И как?

— Словно ребёнок. Искренне, горячо. Опять же, не мне судить, но думаю, что он очень чист душой. Вся наша грязь к нему словно не пристаёт. Он всех вокруг любит, как самых родных людей.

— Значит любит Христа.

— Истинно так, мессир.

— Сведущ в вопросах веры?

— Да не особо. Он неграмотный. Некоторые считают его тупым, но это не так. У него разум не сильно развит, но душа — мудрая. Всё, к чему может привести христианина богословие, Господь и так даровал Вальтеру за его чистоту.

— А в бою?

— Сущий зверь. Дерётся самозабвенно, жизнью не дорожит.

— Он способен нарушить приказ?

— Вообще-то за ним не водилось, но, мне кажется, Вальтер подчиняется только Христу. Избави Господи приказать ему нечто хоть на волосок расходящееся с самыми безупречными представлениями о христианстве.

— Настоящий тамплиер, — задумчиво протянул сенешаль и тут же решительно отрезал: Ассассина будет сопровождать не Пьер, а Вальтер.

— Именем Господа, мессир, — командор кивнул, попытавшись изобразить на своём лице понимание. Это не понравилось Жану, он слегка поморщился, командор это заметил и решил на всякий случай уточнить:

— Как проинструктировать Вальтера?

— Никак! — жёстко отрезал сенешаль. — Никаких инструкций. Впрочем… скажи, чтобы он поусерднее помолился перед дорогой. Его об этом, наверное, и просить не надо, но всё же скажи.

Несколько потухший командор кивнул:

— Именем Господа, мессир.

— Ты пойми, командор, — сенешаль решил всё же прояснить свою позицию, хотя и не собирался этого делать. — Мы хотим только того, что хочет Бог. А иначе мы не тамплиеры.

Брат Вальтер был счастлив. Впервые в жизни ему доверили такое важное и ответственное дело — сопровождать посла великого восточного владыки, душа которого устремилась ко Христу. Вальтер никогда не понимал, почему мусульмане не хотят принять Христа. Каждый человек должен чувствовать, что Христос прекрасен и мусульмане (порою ведь — неплохие ребята) так же должны это чувствовать, а они почему-то — ни в какую. И вот свершилось — сам Горный Старец познал, наконец, величие Христово, а вскоре и Нуреддин, не надо сомневаться, так же придёт ко Христу. И они все вместе будут молиться — и бывшие ассассины, и бывшие мусульмане — все станут христианами и вместе с франками построят такие замечательные храмы, каких ещё не было на земле. Ведь только за этим и нужен крестовый поход — чтобы все пришли ко Христу.

В рассказы об ассассинских мерзостях Вальтер никогда не верил, потому что вообще не считал такие мерзости возможными. Когда братья начинали говорить о том, что позволяют себе ассассины, он просто вставал и уходил, как человек, который не желает окунаться в нечистоты. Братьев Вальтер не осуждал, полагая, что они устраивают испытание его вере, он, осуждал, напротив, самого себя, чувствуя, что это испытание ему не по силам.

И вот теперь все испытания позади — ассассны принимают христианство, а скоро и войне конец. Ни войны, ни смерти, ни страданий Вальтер не боялся, но очень боялся греха, а на войне совсем без греха невозможно.

Посольство неспешно двигалось на север, уже приближались пределы триполийские. Вальтер старался держаться поближе к послу, потому что он здесь олицетворял весь Орден. но заговорить с послом, конечно же, не решался, стесняясь своей неучёности, а посол, он — вон какой, по всему видно, что мудрец. Вальтер бегло поглядывал на посла, проникаясь всё большим к нему уважением — какие строгие черты лица, какая глубина в глазах.

Посол заметил, что одноглазый рыцарь всё время на него восхищённо поглядывает и решил с ним заговорить, желая ещё больше усилить это восхищение:

— Не в тягость ли тебе, рыцарь, дальняя дорога? Всегда удивлялся, как это франки могут носить на такой жаре кольчуги.

— Ради святого дела — никакая дорога не в тягость, а кольчуга, это ведь очень хорошее средство для смирения плоти, — Вальтер, весьма смущенный тем, что посол к нему обратился, всё же остался доволен собой — хорошо ответил.

— Ты не прав, рыцарь, плоть — свята. Что угодно для плоти, то и для души хорошо.

Вальтер растерялся. Он ничего не понял, хотя почувствовал, что в словах посла что-то не так. Но не мог же он позорить Орден глупым молчанием и решил изречь нечто из разряда простых и очевидных истин:

— Весьма замечательно, что все ваши братья решили принять Христа.

— А ведь мы, рыцарь, всегда принимали Христа, всегда высоко его чтили. Как же иначе? Братство низаритов создано самим Христом, который пришёл к нам во плоти.

— Как это? — Вальтер опешил и почувствовал, что в его голове что-то начало ломаться.

— Да, да, не удивляйся. Всем известно, что братство низаритов создал великий Хасан ас-Саббах, но не многие знают, что в облике Хасана ас-Саббаха возродился сам Иисус Христос. Это великая тайна, но для наших новых друзей она теперь открыта, как и многие другие тайны.

Вальтеру стало плохо. Физически плохо — болезненная слабость разлилась по всему телу. Он даже не почувствовал гнева, лишь пустоту, в которой сразу же стало накапливаться что-то мутное, липкое, вязкое. Перед страшным богохульством, которое только что изрыгнул ассассин, простодушный рыцарь был совершенно беспомощен и беззащитен. С трудом ворочая языком, он смог выговорить лишь несколько слов:

— Не богохульствуй. Не надо. Нельзя.

— Вот в этом-то и беда христиан, — оживлённо затараторил ничего не почувствовавший ассассин. — Любую новую богословскую мысль вы сразу же объявляете богохульством. Но мы поможем вам раздвинуть границы религиозного мышления. Мы-то уже давно христиане, причём самые передовые христиане. Дело ведь не в обрядах. Хотя я, например, ни сколько не против того, чтобы пройти обряд крещения. Это нечто новое. Вы тоже сможете принять от нас много нового и куда более важного. Взять хотя бы отношение к телесным удовольствиям, на которые вы смотрите с испугом. Тело — замечательный инструмент, на котором можно исполнять самые разнообразные мелодии, несущие наслаждение. И чем больше таких мелодий, тем лучше, потому что разнообразие — от Бога. Вино, гашиш, утончённая еда, прекрасные женщины — годится всё. Бог хочет, чтобы мы наслаждались, это и есть рай на земле. Когда ты спишь с женщиной — это тоже одна из форм богослужения, и тут никакие ограничения не годятся. Можно это делать с самыми близкими родственницами, с сёстрами, например. Древние египтяне хорошо это понимали, есть и другие примеры.